Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга (книги без сокращений TXT) 📗
— Дядя Шон, почему ты никогда не привозишь волынку? — спросил вдруг Джеймс, глядя на сцену.
Шон пожал плечами.
— Твоя мама не любит мою волынку.
— А какое мне дело, что она любит! Я хочу услышать, как ты играешь.
— Такое дело, приятель, что она твоя мать, и ты не хочешь, чтобы она расстраивалась. Мужчина никогда не должен расстраивать женщину, даже если ему очень хочется сделать что-то против ее воли.
— Тогда поиграй, когда ее нет рядом. Когда мы одни. Или мы никогда больше не будем одни?
И Джеймс взглянул на меня так зло, что я чуть пирогом не подавилась. Хорошо, что не пила — иначе газировка была б вся на мне.
— Лана любит мою волынку, — ответил Шон слишком быстро и очень резко. — Доедай, а то пропустим шоу.
Смотреть собрались гонки на траках-монстрах, позаимствовавших колеса у тракторов. Они рыли землю, резко разгонялись и тормозили, но гвоздем программы было иное — они давили легковушки — заезжали на них колесом и прессовали. А под конец несчастный французский «Ситроен» привязали тросами к двум монстрам и разорвали пополам. Особенно аплодировали заявлению ведущего, что ни одна английская машина в шоу не пострадала. Все были французскими. Я смотрела на лица детей — неописуемый восторг. Перевела взгляд на Шона — тоже улыбка. Я скрестила руки на груди, будто могла защититься от чуждого мне мира, ногой распахнувшего дверь в мой крохотный мирок.
Глава 47 "Добро пожаловать…"
— Light travels faster than sound. That’s why some people appear bright before they speak. (Скорость света больше скорости звука, потому люди кажутся ярче, пока не откроют рот. (Игра слов))
В глазах Джеймса промелькнули отцовские задорные огоньки — наедине со мной он сразу скинул напускной английский лоск и принялся раскачиваться на диване, как неваляшка, обхватив руками колени.
— Это точно про меня, — улыбнулась я, хотя и понимала, что он не сумел бы так тонко подколоть. Просто пересказывал какую-то шутку, чтобы порисоваться, играя во взрослого. Я не ожидала, что он прокрадется за мной в гостиную. Но вот он здесь. И не собирается никуда уходить.
— Нет, что ты! — Джеймс вскочил и вытянулся передо мной по струнке. — Это просто шутка такая. Но ты действительно говоришь смешно. Даже смешнее дяди Шона.
— Джеймс!
Мы вздрогнули оба. Без трости и в тапочках на войлочной подошве мистер Вилтон двигался по паркету абсолютно бесшумно. Я даже удивилась, что под ним скрипнул диван, когда он опустился рядом со мной на то место, где секунду назад сидел Джеймс. Сейчас бедный шутник стоял перед папочкой навытяжку, и в глазах его читался страх.
— Ты не должен говорить подобное женщине, — отчеканил своим громогласным шепотом мистер Вилтон.
— Почему? — спросил Джеймс неожиданно бодрым голосом. — Ты же говоришь такое маме…
Я впервые увидела на лице мистера Вилтона улыбку.
— Понимаешь, сын, женщина и жена — это не совсем одно и то же. Жена
— это не просто женщина. Это та женщина, с которой мы порой можем совершать ошибки, и она нам их простит, потому что любит. Обычная женщина не прощает, когда ей хамят. Запомни это и извинись перед Ланой.
— Но я не хамил ей. Я только лишь пересказал шутку.
— Ты хотел пошутить, я тебе верю, но в итоге нахамил. А знаешь, почему? Потому что уже целых пятнадцать минут ты должен был быть где? Верно, в кровати! Я пожелал тебе доброй ночи и не понимаю, что ты здесь делаешь.
Джеймс извинился передо мной, в свой черед пожелал нам доброй ночи и ушел, повесив голову.
— Иногда я слишком строг с ним, — выдал мистер Вилтон, как только на лестнице затихли шаги мальчика. — Иногда разрешаю то, за что другие отцы наказывают. Не могу найти баланс. А когда Шон в доме, у меня полностью сдают нервы, и обычно больше всех достается Элайзе. Надеюсь, это объясняет мое поведение в Эшби? Моя дочь далеко не ангел, но в действительности я рад ее активности. Иначе ей сложно было б ужиться с братом, интересуй ее одни куклы, — мистер Вилтон глядел перед собой, и создавалось впечатление, что я просто невольный слушатель его исповеди. — Но это не только, когда Шон здесь. Кара всегда находит повод обвинить меня в несправедливом отношении к Джеймсу и говорит, что свою дочь я люблю намного сильнее, но это не так. Я жертвую дочерью ради Джеймса. К девочкам должен быть иной подход, а мне приходится муштровать заодно и ее, чтобы держать в узде мальчика. Ты ведь учитель, — Джордж наконец повернул ко мне хотя бы голову, — ты ведь понимаешь, что дети постоянно ищут в нас слабину. Если я не сумею подчинить Джеймса сейчас, то потеряю его в подростковом возрасте, когда они не отвечают за себя. У мальчика жуткий характер, и он унаследовал его от матери, теперь я это могу сказать точно. Так что не переживай за своих будущих детей.
Я попыталась улыбнуться, но губы превратились в резину, и я боялась, что они треснут, потому быстро сказала:
— Такое нельзя говорить посторонней женщине.
Его прищуренный взгляд остался на мне, и я проклинала себя за очередную неудачную шутку на английском.
— Ты не посторонняя женщина. Ты — часть нашей семьи. Я не шучу с подобными вещами.
О, да! Вы, мистер Вилтон, шутить, наверное, вообще не умеете. Или же у вас слишком тонкий английский юмор, недоступный моему пониманию. На столе оказалось шампанское, и отмечали они не победу Джеймса. Это оказалась «welcome party» для меня. Неожиданная даже для Шона. «Добро пожаловать в семью» в устах Джорджа Вилтона прозвучало приговором. Еда, которая, возможно, изначально имела хоть какой-то вкус, утратила его — я давилась курицей, но ела, а вот на яблочном пироге мужество моего желудка закончилось, и я сказала, что на диете и вечером не ем сладкое. В общем-то это, кажется, единственное, что я сказала за весь вечер. От одного бокала у меня закружилась голова, и я боялась выдать что-то несвязное. Впрочем, тишины за столом не было. Говорил отец Джорджа. Обо всем и ни о чем. Я не могла определить его возраст — красное лицо выдавало не здоровье, а пристрастие к бутылке. Только бутылку ему не дали. Рядом стоял графинчик с явно отмеренной вечерней нормой, которой Ричард Вилтон пытался поделиться с Шоном, но тот сидел за лишь наполовину выпитым бокалом шампанского, как за каменной стеной, отстреливаясь короткими «Благодарю, Ричард, не сегодня». Кара пришла ему на выручку, сказав свекру, что Шон должен читать сказку Элайзе. чем он сейчас и занимался, пока Кара со свекровью приводила в порядок кухню. Ричарда сын выпроводил еще час назад, когда тот попытался спросить меня о Путине.
— Отец, мы не обсуждаем политику в моем доме!
В Шериф Хаттоне у Вилтонов было два коттеджика. Один следом за другим. Небольшие, лишь на одну семью. Нам с Шоном отвели спальню в доме Ричарда и Карен. Старик засуетился, поднялся и, пожелав всем доброй ночи, шаркая удалился. Он был такой же высокий, что и сын, но сейчас скукожился до маленького мальчика. Карен покачала головой, не глядя на сына, и пошла проводить мужа. Остальные тоже засуетились. Пирог остался недоеденным. Чай недопитым. Дети получили приказ от хозяина дома отправляться спать, а я успела сбежать в гостиную, хотя надо было увязаться за Карен, сославшись на головную боль. А голова действительно раскалывалась от новой семейки.
— Я рад за Шона, — продолжил мистер Вилтон, не дождавшись ничего, кроме моего спасибо. А что я еще могла сказать? — И рад за себя. Я буду чувствовать за собой меньше вины, когда у него появятся другие дети. Мне следовало разобраться в ситуации самому, но я поверил Каре на слово и не думал, что Шон когда-нибудь объявится. По словам Кары, ему не нужен был ребенок. Тебе повезло повстречаться с Шоном уже таким. С университетским профессором, я хотел сказать. Оттого, которого увидел я, ты бы бежала без оглядки. Хотя, что я говорю… Он бы и не посмел к тебе подойти.
Джордж замолчал, и мне пришлось улыбаться очень долго. Да что вы говорите, мистер Вилтон, вы не знаете Шона Мура от слова совсем! Я видела то, что вы увидели тогда. Тот, кто сейчас читает наверху сказку про семь гномов, и тот, с кем я пила виски у Падди, два разных человека. И как они уживаются в одном теле, я не понимаю до сих пор. Хотя что удивительного! Я знаю Шона Мура меньше месяца!
