Крик души (СИ) - Владимирова Екатерина Владимировна (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Мысленно чертыхнувшись, злясь на девушку за упрямство и дерзость, Антон согласился. Еще не зная, что сдержать обещание ему не удастся.
Глава 29
Пролетевшее почти незаметно, лето принесло множество неожиданностей и, как казалось Даше, нелогичностей в ее отношениях с Антоном, а пришедшая на смену жаркому лету золотая осень совершенно запутала их и без того непонятные друг к другу чувства.
Казалось, что-то должно было перемениться, но они парадоксально возвратились на круги своя, оказавшись на прежней точке отсчета. Они вернулись к ни к чему. Казалось, всплеск эмоций, которому они дали волю, был единственным, нелогичным, бесполезным проявлением чувства. Ни к чему не приведшим. Отбросившим их еще дальше друг от друга, на разные полюса, в разные реальности и миры, разведший их без цели и без логики.
Вроде и не скандалили, но вели себя друг с другом так, будто являлись заклятыми врагами. Они даже словом дурным в стороны друг друга не перекидывались, но что-то между ними было не так. После того дня, как Даша совершила ошибку. После того дня, когда Антон перестал строить вид заботливого опекуна.
Или именно факт, что его вниманием пренебрегли, и вынудило мужчину надеть маску беспринципного и хладнокровного негодяя, которому плевать на девчонку с улицы, вновь? И ее заставило посмотреть на него другими глазами, увидеть его маску холодности и надеть на себя свою? Спрятать переполнявшие их эмоции под эти маски и смириться с тем, с чем мириться было нельзя. Лишь для того, чтобы не быть узнанными, не казаться ранеными, не быть самими собой рядом с тем, кто этого, как им кажется, не оценит.
Но Даша странно ощущала себя в роли невольной «карательницы». В ее сторону не было сказано ни одного плохого слова, Антон, казалось, вообще перестал обращать на нее внимание, за исключением тех минут, когда, Даше казалось, он только и делал, что за ней наблюдал. Они разошлись «миром». Только от этого мира никому не было уютно. Это напоминало бомбу замедленного действия, огромный пустой шар, накаленный до предела, что, кажется, еще мгновение, и он рванет. Еще шаг, еще слово, еще движение… и его будет достаточно, чтобы разорвать липкую и непрочную паутину судьбы, на которой было подвешено равновесие их зыбкой неустойчивой жизни. Всего шаг… и не останется следа и от самой жизни.
Девушка часто гадала, что ее тревожит. Умея подстраиваться к новым условиям жизни, в которые ее цинично бросала жизнь, она, тем не менее, была чувствительна к переменам. И ощущала ту пустоту, что возникла между ней и Антоном. Пугающую пустоту, не бестелесную и не безжизненную, а наполненную раскаленной лавой из невысказанного непонимания. Она думала, что видит Антона насквозь, что разгадала его и увидела то, что он скрывал и не хотел никому показывать. Наивно полагала, что поняла его сущность, разглядела маску, но оказалось — этого было недостаточно. Не всё она увидела, не всё разглядела, чего-то не заметила, чему-то не придала значения.
В этом и было дело — они с Антоном так и не поняли друг друга. Так и не выслушали. Но на тот момент, наверное, слушать и понимать не стали бы. Некогда. Незачем. Больно. Обидно.
Даша жила с болью в сердце все эти годы, Антон тоже жил с нею. Но эту общую боль они не делили пополам, каждый лелеял свою, не принимая и не желая принимать чужую. Эгоистично и неправильно, не доверяя и не прислушиваясь. Боясь довериться и услышать то, что когда-то слышать отказались. Чужую правду, такую же истинную, как и собственная.
Страшно, больно, горько… Именно это и убивает желание сделать хоть что-то для того, чтобы ступить вперед. Страшно — довериться и быть преданным, снова. Больно — заглянуть прошлому в лицо и простить былые ошибки. Горько — осознавать, что ты можешь что-то сделать, но внутреннее «я» никогда не позволит тебе этого. Переступить через себя порой сложно, даже если ты понимаешь, что поступаешь неправильно, даже если видишь логику в том, что кажется неправильным и нелогичным. Но переступить через себя… через гордость, через ту истину, которую считаешь единственно верной, пойти против самой своей сути?.. Ради врага! Никогда…
И такие родственные по духу и судьбе чужие люди навсегда обречены остаться чужими друг для друга, лишь потому, что довериться ему оказалось гораздо сложнее, чем пренебречь. Сложнее, чем дать себе возможность отпустить прошлое. Сложнее, чем дать себе и своему обидчику второй шанс.
Но всё же… какие-то перемены Даша заметила, прочувствовала их на себе.
Антон стал странно на нее смотреть, вроде, не обращая на нее внимания, но как-то так… втихаря, едва заметно, больше косясь исподлобья, нежели разглядывая напрямую. И от этих взглядов Даше становилось не по себе. Создавалось ощущение, что ее оценивают. И это вкупе с тем, что ей он во время своих «осмотров» не говорил ни слова! И если раньше ее отторжение от него и желание относиться к нему равнодушно, делая вид, что его вообще не существует, было продиктовано стремлением доказать ему и себе, что так оно и есть на самом деле, то теперь… Даша просто боялась. Даже нет, не так, — она опасалась. Потому что не понимала значения этих взглядов. И отношения Антона к ней она тоже не понимала. Слишком быстрая смена настроений, чувств, устремлений, слишком разительное отличие от того Антона, каким он был в день их встречи на похоронах Маргариты, потом — каким он стал, когда узнал правду о четырех годах, проведенных под опекой мадам Агеевой, и теперь — совершенно апатичный и безразличный к тому, что с Дашей происходит мужчина.
Неужели он носил маски? Одну за другой — в угоду тем обстоятельствам, в которые попадал? Или… сам себя не понимал, постепенно разбираясь в душе и делая открытия? А какой он настоящий? Он знает?
Даша знала, что чувства, которые испытывал Антон Вересов по отношению к ней, были мало того, что истинными, но еще и совершенно искренними. Он действительно ощущал то, что она на себе чувствовала. Злость, недовольство, презренный гнев и раздражение. Но и его вина, раскаяние, извинение — они тоже были искренними, она не могла ошибиться! И теперь… эта шелуха, называемая равнодушием, окутавшим его с ног до головы. Она тоже правдива и абсолютно искренна. Он будто отгородился от нее, вообще от всего, что с ней было связано. Он просто заботился о ней. Материально. И больше ничего. Банальная забота, которую и заботой назвать можно было с большой натяжкой. Но Даша в заботе и не нуждалась. Она уже давно не нуждалась в том, что сейчас или когда-то мог ей предложить Антон Вересов. Но он и не мог ей ничего предложить. А она не требовала. Два гордых, разошедшихся в разные стороны человека, смирившиеся с тем, что их свели вместе. Но так и не понявшие главного…
Казалось бы, это должно было ее устраивать, но Даша негодовала. Она не понимала причины этого негодования, а потому еще больше злилась, приказывая себе успокоиться, смириться, выбросить Вересова из головы. Да кто он такой, чтобы она удостаивала его чести засорять свои мысли размышлениями о нем? Он того не заслужил! Однажды она уже совершила ошибку, впустила его в свою голову, позволила себе ему довериться — и ошиблась. И сейчас она не сделает ничего, чтобы сделать это вновь, она и пальцем не шевельнет, чтобы поспособствовать ему в их «сближении». Зачем? Никому из них это не нужно.
Два года. Всего два года осталось перетерпеть, пережить, просуществовать, и они станут свободными друг от друга. И если он надел маску отстраненности и апатичной усталости от всех и вся, то почему бы и ей не сделать то же самое? Не в отместку ему, а лишь в доказательство того, что и она умеет держать удар.
Он решил быть хладнокровным, безразличным? Что ж, она будет такой же! Они уже перешагнули через тот рубеж, когда показ истинных чувств и эмоций был необходим. Перешли Рубикон отношений, когда он — ненавидел и презирал, а она — ненавидела и презирала в ответ. И, перешагнув, даже не оглянулись, словно в мгновение ока перегорев от собственного безрассудства. Казалось, все эти годы, долгие годы боли, обиды, клокочущих внутри самой их сути чувств, отчаянного желания высказаться, закричать о своей беде всему миру и ему — главному виновнику самих этих чувств — убили в них желание вообще что-либо чувствовать по отношению друг к другу. Едва высказавшись, оба перегорели, как спички. Вновь со своей бедой, обидой и не выплаканной болью, со своей трагедией и роковым одиночеством, ставшим кармой для обоих.
