Вызов (дилогия) (СИ) - Грушевицкая Ирма (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Отец уже ждал нас. Разумеется, он услышал шум подъехавшей машины и вышел на крыльцо. Почему-то вспомнилось, как в детстве я упрашивала его позволить мне хоть раз провести с ним ночное дежурство. Папа долго сопротивлялся, говорил, что ничего интересного в этом нет, и что ночные дежурства совершенно не отличаются от дневных. Разве что ему не приходится колесить по городу. И тот день, вернее, ту ночь, когда он взял меня с собой, я мирно проспала на диване в комнате ожидания, заботливо накрытая его форменной курткой.
Сейчас на папе была та же куртка, и, сложив руки на груди, он хмуро встречал нас перед входом в сонное полицейское управление.
Коротко кивнув Дилану, папа двинул ко мне.
— Что-то случилось?
— Надо поговорить.
Он снова посмотрел на Дилана.
— Идёмте в мой кабинет.
В основном папа сидел за стойкой дежурного прямо напротив входа в управление. Так ему было удобнее. Кабинет же использовался только для официальных встреч или личных переговоров и был таким, каким и должен быть кабинет начальника полиции маленького городка. Обшитые деревянными панелями стены украшали множество рамок с дипломами, благодарностями от мэрии, от руководства округа и штата. Там же висела подробная карта города и окрестностей, на которой наш дом был обведён красным маркером: в детстве я получила за это хороший нагоняй. На простом дубовом столе со множеством ящиков не было практически ничего, кроме старенького, редко включаемого компьютера, стопки бумаги, стакана с дюжиной остро заточенных карандашей и моей детской фотографии в деревянной рамке. К столу был приставлен ещё один, с задвинутыми под него креслами из прочной серой кожи. Несколько стульев для посетителей стояли вдоль дальней стены; шкаф с документами, сейф — вот и вся обстановка.
Папа вошёл в кабинет и выдвинул из-под стола одно из кресел. Предлагая нам сесть напротив, он словно сократил между нами дистанцию. Не заняв своё обычное место, он не стал играть с Диланом в сурового шефа полиции, за что я мысленно его поблагодарила. Хотя, по выражению лица, по тому, как, сев в кресло, папа нагнулся вперёд, широко расставив ноги и положив на них руки со скрещёнными пальцами, — я поняла, что ничего хорошего от нашего разговора он не ждёт. В какой-то момент показалось, что мне снова двенадцать, и сейчас меня хорошенечко пропесочат за какую-нибудь выходку. Правда, ни разу в жизни папа не песочил меня, потому что ничего требующего серьёзного разговора я не делала. И вот к тридцати годам у меня появилась замечательная возможность это исправить.
Подумав об этом, я не смогла сдержать истеричный смешок. Папа удивлённо приподнял левую бровь.
— Ты помнишь Дилана? — начала я. — Я познакомила вас в прошлом месяце.
— Я помню мистера Митчелла, Оливия.
— Видишь ли, Дилан и я…
В этот момент Дилан меня остановил. Он накрыл под столом мою руку и тихонько сжал пальцы. Я поняла, что этим жестом он испрашивает моего разрешения продолжить самому. Что ж, такова была договорённость. Не глядя на него, я кивнула.
— Шериф, этот разговор должен был состояться немного раньше. Я обязан был прийти к вам и по традиции рассказать кто я, откуда, чем занимаюсь; кто моя семья. После этого я попросил бы руки вашей дочери. Но я нарушил все традиции и сделал её своей женой, не получив вашего благословения. За что сейчас искренне прошу прощения.
Ощущения, что Дилан подбирает слова, не было. Я была уверена, он всё хорошенько обдумал ещё до того, как мы вышли из самолёта.
Пока Дилан говорил, папа то и дело бросал на меня быстрые взгляды. Будто ждал подтверждения каждому сказанному слову. Поэтому то и дело приходилось быстро кивать.
Никогда в жизни мне не было так неловко перед отцом. Я вспомнила, как это было с Майклом. Он тоже хотел сделать всё правильно, попросив у него моей руки. К тому времени мы встречались два года, и не раз заходил разговор о свадьбе. Совершенно не хотелось забивать голову всей этой ерундой — платьем, гостями, приёмом, трясущимися руками Майка, надевающими на палец кольцо, — брр! Нам ничего не хотелось менять, пока в какой-то момент я не заглянула в календарь и не обнаружила, что следующих месячных придётся ждать долго. Вечером того же дня за ужином я сказала папе, что мы женимся. До сих пор сомневаюсь, показалось мне или нет, как он тихонько хрюкнул в тарелку: "Наконец-то!"
Отец не принадлежал к тем, кому для доказательства любви требуется ежечасно о ней твердить. Как, впрочем, и я. Но за месяц, проведённый с Диланом, я столько раз произнесла "я люблю тебя", сколько не сказала и за всю жизнь. И никогда не получала так много ответных признаний. У меня появилась потребность в этих словах. Но та часть меня, которая долгое время была ответственна за сдержанность, всё ещё была сильна. Именно поэтому, сидя перед отцом, я медленно заливалась краской.
— Хм, ладно. — Папа хмыкнул и откинулся на спинку кресла. Его взгляд пару раз метнулся между мной и Диланом, а затем остановился на мне: — Милая, ты не могла бы нас ненадолго оставить?
Честно сказать, этого я не ожидала. Неужто, все эти шуточки по поводу вооруженного отца-шерифа, имеют под собой реальную почву?
Я вперилась в папу взглядом, который частенько практиковала на детях. На Эбби, правда, он не действовал: дочь отличалась своенравием, но не упрямством. И в этом она была внучкой своего деда, который никак не реагировал на молнии, летящие из моих глаз. И только голос Дилана, мягко прошептавший: "Всё в порядке, детка. Иди", — заставил меня встать и, возмущенно фыркнув, покинуть кабинет.
Я знала, что он будет убедительным, предельно честным, и отец его выслушает. Но что тот в свою очередь собирался сказать моему мужу — над этим я ломала голову.
Папа никогда не любил длинные речи, но годы службы и должность вынудили его научиться правильно и красноречиво выражать свои мысли. Он принимал участие и в пресс-конференциях, и в многочисленных выступлениях на городских мероприятиях. Был он и в моей школе, когда директор Стоун обеспокоился возросшему числу мелких правонарушений среди учеников старших классов. Помню, как покраснела я от множества взглядов, обращенных в мою сторону, когда папа поднимался на сцену нашего актового зала; и с каким вниманием и нарастающим чувством гордости слушала его. Спокойно — не наседая, не воспитывая, не давя авторитетом, — он объяснял про статьи закона и про наказания, предусмотренные для тех, кто их нарушает. Я гордилась им, потому что знала, насколько папа не любил быть центром внимания. Частенько после этого я задавалась вопросом, почему он выбрал именно эту профессию, которая, так или иначе, подразумевает под собой публичность. Может, как истинный мужчина, отец видел смысл жизни в том, чтобы служить и защищать, что и было написано на дверце его полицейской машины. И сейчас он служит и защищает меня. Как и второй мужчина в его кабинете. Они оба меня любят и оба готовы служить и защищать нашу семью.
Эта мысль успокаивала, и впервые за несколько часов я немного расслабилась.
Дилан вышел минут через двадцать. К тому моменту я уже готова была ворваться к ним за разъяснениями.
Увидев моё обеспокоенное лицо, он рассмеялся и, подойдя, быстро поцеловал.
— Как видишь, обошлось без стрельбы.
— Почему так долго? Что он тебе сказал?
— Что сказано в кабинете шерифа, остаётся в кабинете шерифа, — отшутился он.
— Тоже мне, — фыркнула я, но на душе полегчало. — Пойду, поговорю с папой. Он точно не станет употреблять такие банальные фразы.
Дилан снова засмеялся и, прежде чем выпустить из объятий, оставил на моих губах лёгкий поцелуй.
— Я подожду в машине.
Отец встретил меня с улыбкой. Все слова тут же вылетели у меня из головы, и прямо с порога я кинулась в его раскрытые объятия. С удовольствием я вдохнула с детства знакомый запах его кожаной куртки и бальзама после бритья.
