Вызов (дилогия) (СИ) - Грушевицкая Ирма (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
— А дочь? — прервал Ким Дилан. — Вы думаете, она бы смогла скрывать её происхождение от мужа?
— Думаю, могла бы. Майклу никогда бы в голову не пришло, что он не имеет отношения к рождению Эбби.
— Он любил Лив?
— Любил. И я не солгу, если скажу, что и она его любила. Возможно, этой любви им хватило бы до конца жизни. Но случились вы, и всё изменилось. Не смотрите на меня так, я же права.! Я говорю, что не осуждаю вас, потому что не знаю, кто у кого случился: вы у Лив или Лив у вас. Думаю, свою адскую сковородку вы уже спалили. Как и она.
Ким замолчала, а я ощутила, как по щекам снова бегут слёзы.
— Позвольте ей быть слабой, Дилан. Любите её. Не требуйте от неё больше, чем она может дать. Хотя мне кажется, что для неё сейчас нет предела в любви. Мы здесь справимся, а вы забирайте и увозите их. Но я хочу сразу предупредить: с Максом будет нелегко. Сейчас он очарован вами, я знаю. Всё может измениться, когда он узнает, что вы посягнули на его территорию. Вам надо очень постараться сделать из парня слабого мальчишку, как из Лив — слабую женщину. Эти двое больше не могут быть сильными. На это им уже сил не хватит.
Всхлипнув на последних словах, я выдала своё присутствие.
Через несколько мгновений сильные руки заключили меня в объятия, и я заплакала на груди у Дилана, дивясь тому, какой эффект произвела на меня маленькая речь Ким.
Перед глазами мелькали картинки из жизни.
Вот я — семилетняя — глажу себе тёмно-синюю школьную юбку, пока мама болтает по телефону. "Аккуратно, Ливи. Ты неправильно загладила складку".
Вот я ставлю её перед фактом, что возвращаюсь к отцу, и мама всерьёз говорит, что без меня пропадёт. Я успокаиваю её и показываю Тиму, где лежат таблетки для посудомоечной машины.
Вот я заполняю папин холодильник, в морозильнике которого лежат просроченные упаковки с замороженной пиццей.
Вот разбираю кучу носков Майка и выбрасываю пять штук непарных.
Вот дую на разбитую коленку Макса; вот дую на разбитый локоть Майка; вот дую на свой порезанный палец и плачу, плачу горько, потому что мне никто не дует. Нет, если я закричу, то сбегутся все и от усердия сдуют меня на другой конец города. Но я хочу, чтобы мне подули сейчас. У меня сейчас болит.
— Сейчас болит, — всхлипываю я.
Дилан берёт моё лицо в ладони и начинает целовать мокрые щёки.
— Ш-ш, маленькая моя. Больше не будет…
Я люблю его. Боже, как же сильно я его люблю!
Стоя к прихожей, Ким смотрела, как мы одеваемся.
— Может, мне всё-таки поехать с вами? Всё равно уснуть сегодня уже не смогу, зато помогу собраться.
— Нет, дорогая, спасибо. Я не в силах сейчас думать о сборах. Возьму кое-что на первое время, а там будет видно.
— Сначала я заставлю тебя хотя бы пару часов поспать. — Дилан помог мне надеть пуховик, а затем подал руку Ким. — Мне было приятно снова видеть вас, Кимберли.
— И мне вас, Дилан. Заботьтесь о них хорошенько.
— Это моя первоочередная обязанность.
— Рада слышать.
— Мы заедем в восемь, — напомнила я.
— Можете и к девяти. Я накормлю их завтраком и соберу вещи.
— Спасибо, родная. — Я поцеловала Ким в щёку и добавила шепотом: — За то, что так сильно любишь меня.
— Береги его, Ливи. Не подведи меня на этот раз.
Слёзы снова навернулись на глаза, и, чтобы их удержать, не расстраивать Дилана и Ким, понадобились все мои скудные силы.
Дом был холодным. А прошло-то всего ничего! Лишь три дня он простоял пустым. Три дня прошло, как я уехала в Чикаго к Дилану; три дня, как моя жизнь изменилась — все наши жизни изменились. Всего три каких-то дня, и я… я не чувствовала, что вернулась домой.
Неужели это возможно? Неужели всё бывает именно так, когда приходит время перемен? Когда принимаешь их необходимость, когда перемены — логическое продолжение жизни. Поступки, слова, люди, встреченные на пути, — всё это привело к тому, что я потеряла ощущение дома в собственном доме. Разве могла я когда-нибудь предположить, что буду в растерянности стоять на его пороге, сомневаясь, должна ли проходить дальше этой уютной прихожей с диваном, вешалкой и потрёпанным, связанным когда-то тётей Талулой ковриком перед нашей входной дверью.
Нашей ли? Разве могу я теперь так говорить?
Я мотнула головой: что за ерунда! В этом доме росли мои дети. Их дом, а значит, — мой дом. Наш. Никто не забирает у меня ни Вудов, ни Хейзов, ни Хаскеллов, ни Дэвисов — они всегда будут со мной. И не только со мной, но и с моими детьми, для которых все эти люди — семья. Теперь в эту семью вольются Митчеллы. Может поэтому, став одной из них — впервые, с того самого дня, когда Дилан сделал меня своей женой, — я почувствовала себя гостьей в доме, который построил Майкл Вуд.
Я не кривила душой, говоря, что сохраню этот дом для Макса, но мой дом теперь был не здесь. Теперь мой дом — там, где мужчина, который только что вошёл следом и, остановившись на пороге, бережно взял меня за руку.
В его глазах вижу отражение своего лица: бледного и растерянного.
— Иди ко мне.
Одной рукой Дилан обнимает меня, а другой, приподняв за подбородок, находит мои губы.
Он целует меня нежно, без страсти, почти по-отечески, лёгкими касаниями, вызывающими покалывание в тех местах, где я чувствую его горячее дыхание.
— Всё будет хорошо, — в который раз за этот вечер говорит он, и я ему верю. Я хочу верить. У меня нет другого выхода, кроме как поверить Дилану, иначе я упаду и не смогу подняться. Я смотрю, как он отстраняется, переводит взгляд с моих полуоткрытых губ на глаза, в которых неуверенность сменяется надеждой, и говорит фразу, которая в очередной раз доказывает, что он — именно тот, кто будет нужен мне всегда:
— Потерпи, малыш. Уже сегодня мы будем дома.
От усталости меня слегка пошатывает и, закрыв глаза, я прижимаюсь к его груди.
— Ты — мой дом.
Дилан помогает мне раздеться. Затем за руку отводит в гостиную и, отодвинув подушки в сторону, кладёт на диван.
— Постарайся заснуть.
Он накрывает меня пледом Эбби, и, как только голова оказывается на подушке, глаза сами собой закрываются. Сквозь сон я чувствую, как он целует меня в лоб.
— Не уходи.
Остаток сил уходит на то, чтобы высказать эту просьбу. Не уверена, правда, что произношу её вслух, но, перед тем как провалиться в темноту, я слышу его ответ:
— Никогда больше.
Ещё секунду назад я спала, а в следующую вижу перед собой потолок. По нему прыгают тени. Жёлтый свет уличных фонарей, ветки деревьев, раскачивающиеся от сильного ветра, — всё это кружится в причудливом танце, будто продолжение чьего-то сна. Мой был без сновидений: не знаю, сколько времени ушло на отдых, но чувствовала я себя довольно сносно.
Зябко поёжившись под тонким пледом, я ощутила, как затекло тело: проснулась я в той же позе, что и уснула. Мне стоило огромных усилий сесть — жутко болела спина. Я замерла в ожидании, пока боль скатится к пояснице, чтобы опоясать её и постепенно угаснуть.
Дилан на кухне разговаривал по телефону. Заслышав моё шарканье, он положил трубку и, сделав шаг навстречу, забрал меня в объятия.
— Привет, малыш.
— Сколько я спала?
— Мало. Сейчас только половина восьмого.
— М-мм…
Я потянулась. Дилан тихонько засмеялся:
— Мой сонный котёнок. Иди, полежи ещё.
— Не хочу.
В ожидании поцелуя, я подняла к нему лицо. Он тут же коснулся моих губ, обдавая ароматом мятной пасты.
— Ой.
Я пискнула, рукой прикрыв рот: вчера я так и уснула, — не умывшись, не приняв душ, прямо в той одежде, в которой приехала.
— Мне нужно в ванную.
Дилан хохотнул и прижал меня к себе.
— Обожаю, как ты пахнешь по утрам.
— Ты ещё не видел меня со страшного похмелья.
— Думаю, даже тогда ты будешь сладкой, — промурлыкал он, снова целуя меня.
