Прекрасный инстинкт (ЛП) - Холл С. Э. (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗

— Подождите, — я оглядываюсь вокруг, а затем снова обращаюсь к толпе. — Где мой гитарист? Хм, — я постукиваю пальцами по своему подбородку. — Я знаю, что он где-то здесь. Кэннон, о, Кэннон, подойди поздоровайся с этой обалденной толпой!

Он идет прогулочным шагом. Шесть футов безошибочного точеного совершенства, одетое в обтягивающие темные джинсы, простую серую футболку, черную кепку, повернутую в обратную сторону, и ботинки. Рев женщин оглушителен, но я едва замечаю его из-за шума в собственных ушах. Он действительно привлекает внимание. Такого парня вы бы заметили даже в обычных тренировочных штанах, проверяющего свою почту. Ваше сердце ускорится, а во рту пересохнет. Ваши глаза будут блуждать по нему сверху вниз, и вы не сможете уберечь свой разум от любопытства: что он прячет под этой одеждой?

— Не могу поверить, что ты уговорила меня на это, Сирена, — ворчит он мне на ухо, проходя мимо.

— Хорошо, хорошо, — я опускаю свои руки вниз, чтобы успокоить толпу, а также мое либидо. — Итак, вы познакомились с Кэнноном. Должна сказать вам, что чертовски невыносимо оказаться в ловушке автобуса с этими тремя. У меня есть кое-какое утешение, чтобы выйти из этого положения. Вы готовы к этому?

Я смотрю на Брюса, жестом спрашивая, надеты ли затычки для ушей у Коннера. Под его повернутый вверх большой палец, я поднимаю ногу и энергично топаю своими черными военными ботинками по сцене, сигнализируя Ретту отсчитывать. Мы открыли концерт с нашей собственной песни «Под маскировкой». Ретт написал ее, когда учился в выпускном классе школы. «Темный» текст, смягченный лишь природной хрипотцой моего голоса и эмоциями, которые я не могла скрыть во время пения. Эта песня была обо всех нас — скрытных, «укрывающихся» под маской любви, соединенных вместе в одну семью. Во втором припеве слова, которые стекали кровью из сердца Ретта: «настоящий я, которого ты никогда не выбирала и не видела, ненавидит настоящую тебя» — пробудили во мне все нужные эмоции.

Я провожу обеими руками по волосам, чувствуя, как будто снова прохожу свой путь через текст песни. Заканчивается короткое соло Кэннона, и я смотрю на Джареда, его лицо отражает озабоченность, которую он пытается сдержать. Мы репетировали это почти двадцать раз, но… моя голова поворачивается на высокой скорости, лицо горит, а нога сама по себе отбивает ритм. Он успешно справился. Кэннон довольно скромно наклоняет голову, понятия не имея, насколько он хорош. На меня накатывает облегчение, я возбуждена и чувствую себя живой, наблюдая за ним, ожидая, когда он избавится от своего волнения. И когда он делает это, мои эмоции зашкаливают, и прежде чем осознаю, что делаю, я подмигиваю ему. Сама не верю, что способна на такое, а потом он неожиданно поражает меня тем, что его смешок смешивается с заключительными аккордами.

Рев аплодисментов дарит мне достаточно долгую передышку, чтобы избавиться от волнения и выпрямить подбородок.

— В нашу следующую песню мы внесли кое-что новое. Держу пари, прежде вы никогда такого не видели, — я делаю паузу, чтобы Джаред и Кэннон пересекли сцену и поменялись инструментами. Меня не волнует, кто ты, но особенно если ты — музыкант, это чертовски горячо. — Секрет раскрыт — мои мальчики разносторонне одаренные, — я обмахиваю лицо, заигрывая с толпой. Ух, еще бы. Когда они готовы и свисты прекращаются, я поворачиваюсь и смотрю на Ретта. — Давайте дадим им «увольнение с работы».

Не разрывая со мной зрительного контакта, он выбивает ритм, а затем стучит по своим барабанам с такой силой, будто бы хочет их разорвать в клочья. Мы написали эту песню вместе, на крыше, сидя справа от окна моей спальни. Нам потребовалось восемь ночей, чтобы довести ее до идеала, точнее семь, если не брать в расчет задержку из-за грозы с градом. Песня получилась оптимистичной, рассказывающей о хорошей стороне извещения об увольнении… ну, когда вы наконец-то свободны идти своей дорогой. Однако сегодня вечером Ретт не чувствует ни той самой энергии, ни того музыкального темпа, которые были вложены при написании этой песни. На его лице и в его печальных глазах застыл шторм.

Именно так всегда происходило и до сих пор происходит с Реттом. Бывают времена, когда все идет как по маслу, достаточно продолжительные для того, чтобы окунуться в расслабленную атмосферу, но затем следующее, что происходит — он снова возвращается к гнетущей злости, плескающейся прямо на поверхности. Даже когда он в хорошем настроении, ты все равно рядом с ним находишься в ожидании катастрофического шторма.

Я по-прежнему сосредоточена на нем, стоя спиной к аудитории, пытаясь донести всю любовь и спокойствие через свой голос, взгляд и язык тела, когда пою для него. Когда песня заканчивается, а он все еще выглядит взвинченным, я разворачиваюсь, чтобы присоединиться к энергии и шуму публики. Одной песни интенсивного и режущего взгляда Ретта мне достаточно, а невербальное утешение, которое я пыталась донести, не тронуло его. Он скрывается, где-то глубоко под злобой, и потребуется больше, нежели просто улыбка, чтобы вернуть его назад. Я не оборачивалась на протяжении всего оставшегося шоу, отказываясь столкнуться с тем, с чем не могу справиться прямо сейчас. Следующие четыре песни звучат прекрасно. Энергетика Джареда всегда поразительна; Кэннон прекрасно справляется с каждой нотой. Он даже немного увлекся «пританцовываниями» для одного из наших быстрых номеров и начал петь в мой микрофон во время исполнения нашей визитной баллады «Столкновение».

У меня буквально кружится голова от того, как хорошо все прошло, и я хихикаю, вновь обращаясь к аудитории.

— Как всегда, мы хотим поблагодарить «Элиту» и всех вас. — Послав воздушный поцелуй обеими руками публике, я продолжаю, — … за то, что приняли нас здесь сегодня. На прощанье, чтобы пожелать вам добрых снов, я спою ещё одну песню. Один прекрасный композитор сказал, что она была написана для меня, и я надеюсь, что он не будет возражать, если я действительно заберу ее себе, «потому что я часто так делаю». Брюс толкает Коннера в плечо, его голова поднимается от рисунка, выдергивая затычки для ушей.

— Моя песня, Бетти? — кричит он.

— Твоя песня, приятель. Люблю тебя.

В зале погасли огни. Я закрываю шоу, как делаю это всякий раз, когда он там, только с моим голосом и акустическим аккомпанементом Джареда, но впервые — и я уверена, что так будет каждый раз с этого момента — переключаюсь и использую новую «родственную» линию Кэннона, когда пою «Прекрасный парень» своему брату.

Пока ребята готовились к выходу в Город Грехов, я легла смотреть фильм с Коннером. Он заснул еще до того, как Оптимус Прайм начал топтать цветы, и я надеюсь, что у меня осталось немного горячей воды, чтобы наконец-то принять душ. Я тихонько выхожу из спальни и спускаюсь в коридор, очень удивившись тем, что вижу Кэннона, сидящего за столом в одних джинсах с влажными волосами.

Парни, возможно, не догадываются, ну или почти не догадываются, что делают с женщинами, оставаясь без рубашки и босиком. Они знают. Хитрые ублюдки. Обнаженный торс Кэннона я забуду не скоро. Мой мозг работает сверхурочно, чтобы сохранить и запомнить каждый нюанс его точенного великолепного торса. Не слишком мускулистый, но более чем подтянутый и определенно великолепный, ему никогда не следует прикрываться дотошными рубашками. Между четко обозначенными грудными мышцами есть едва видимая дорожка темных волос, ведущая к… Ох, дорожка счастья от самого пупка и ниже. Во всяком случае, сейчас мне, наверное, следует сказать что-нибудь вслух.

— Не хочется выходить? — лучше бы они его пригласили. Он пожимает плечами и едва заметно качает головой, прокатывая бутылку пива на столе между ладонями.

— Вообще-то это не мое. Я больше домосед. Коннер спит?

Я хихикаю.

— Да, он недолго продержался. Я бы заснула с ним, но мне давно пора в душ.

Он встает, небрежно шагает ко мне, и на мгновение я теряю способность дышать. Каждая мышца в моем теле сжимается, мою кожу покалывает так, будто в нее втыкаются маленькие иглы. Он наклоняется рядом со мной, чтобы выбросить пустую бутылку, извиняясь. Я все еще не сдвинулась с места ни на дюйм.