Визажистка - Клюкина Ольга (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
Вера подумала: и почему в такие моменты в голову всегда лезут глупости? При чем здесь шапка?
Она дернула Бориса за рукав и поспешно отошла в сторону, заметив краем глаза, какое недовольное и вместе с тем затравленное выражение появилось на лице у Сергея — как всегда, когда он начинал злиться.
«Ленка бы сказала, что Сергей меня еще любит, раз так его перекосило, что я уже с кем-то под ручку хожу. Или что-то другое?» — вздохнула про себя Вера, смешиваясь с рыночной толпой.
Одно время Сергей прямо-таки гордился, что его жена окончила истфак университета и имеет высшее образование. Но потом начал называть ее училкой или историчкой — сначала в шутку, разумеется.
Впрочем, интерес Веры к культуре древних греков и римлян он всегда считал сильным «задвигом».
Ну ладно еще, когда она писала диплом: хочешь не хочешь, а приходилось рыться в старых книгах и альбомах. Но когда женщина, кормящая грудью ребенка или катающая коляску, в другой руке держит какого-нибудь Плутарха или Гомера — это Сергею казалось полнейшей дикостью, ненормальностью. Или, как он любил говорить, — аномалией.
И особенно он ненавидел все эти афоризмы на латыни, непонятные словечки, рассказы из жизни древних с такими подробностями, словно речь шла о соседях по дому.
«Ты все же чокнутая, — сказал однажды Сергей за ужином, со стуком отставляя тарелку. — Честное слово, чокнутая. Все, что ли, исторички такие? Я тебе дал денег, чтобы ты себе на день рождения купила не тонну макулатуры, а что-нибудь путное. Сама же говорила: нужны новые туфли. Я бы понял, если бы ты себе пусть какие-нибудь серьги дорогие купила или другую бабскую безделушку. Но тут… Опять эти книги. Неразумно».
«Но ты же сам сказал: купи то, что хочешь», — напомнила Вера.
«Только не надо меня уверять, что ты именно этого хочешь. Не зли меня, ладно? Нормальная баба — вроде пока не похожа на этих обезьян очкастых в библиотеках, — действительно не на шутку разозлился отчего-то муж. — И не надо только идиота из меня строить, о’кей? Ведь туфли все равно покупать придется».
Этот неприятный разговор случился задолго до появления Леры, до развода, до сегодняшних руин.
Вера вспомнила, что после подобных сцен она действительно старалась совсем не разговаривать с Сергеем на исторические темы, и даже старалась при нем книг в руках не держать, чтобы лишний раз не раздражать.
Но все же иногда было обидно.
Она же не запрещала мужу читать все эти дурацкие глянцевые журналы с изображением множества похожих коробочек — новинок в области техники!
Новые марки телевизоров, музыкальных центров, каких-то непонятных для Веры агрегатов — все это Сергей мог часами разглядывать в журналах, лежа на диване, и делиться вслух своими соображениями насчет преимуществ лазерных головок и каких-то принимающих устройств.
В это время Сергей уже работал старшим продавцом-консультантом в фирменном магазине видео- и аудиотехники и, похоже, очень болезненно переживал тот факт, что не в состоянии купить всех суперновинок, захватывающих его воображение.
Но с другой стороны, кто-то все эти вещи постоянно раскупал. Мало того — многие покупали. Подходили к прилавку, интересовались с прищуром, что тут самое последнее и «навороченное», и тут же, без всяких раздумий, выписывали товарный чек.
Это были и мужчины и женщины, и молодые и старые, но, естественно, не из тех, кто за гроши с утра до вечера работает в школе и читает по ночам на кухне старые, размахрившиеся книжки.
Так было: Сергея порой раздражал даже просто вид книг, особенно если они случайно оказывались лежать на красивой, блестящей, новенькой аппаратуре. Он вообще с какой-то брезгливостью относился к любым старым вещам, будь то письменный стол, табуретка или допотопный коврик, который могла притащить откуда-то в дом Вера или теща.
При разделе имущества Сергей забрал только свою одежду и аппаратуру. Впрочем, оказалось, что это были самые крупные и дорогие покупки за всю их совместную жизнь.
Вере достались кое-какая мебель, которую Сергей называл рухлядью, повседневная посуда, связки с книгами и семилетний сын. И теперь еще двухкомнатная квартира в старом жилфонде, которую придется ремонтировать, наверное, до конца жизни. Жалко, что нельзя было уехать в другой город или вообще переселиться на Луну.
— Ты чего вдруг словно окаменела? — спросил Борис, который по-прежнему был рядом.
— Сейчас, погоди немного, что-то сердце кольнуло…
Вера остановилась возле места, где кучковались частники, пристроившиеся возле стены рынка продавать с ящиков и перевернутых коробок все, что у них было, и теперь никак не могла оторвать взгляд от странной вещи.
На одном из ящиков стояла большая голова козла с совершенно человечьей бородкой и мефистофельским выражением застывших, мертвых глаз. Именно к этой рогатой голове приценивалась сейчас старушка в сером пуховом платке.
— Прошу двадцать, не уступаю, — весело твердил ей старичок, приплясывая на месте от мороза и тыча пальцем не то в рогатую голову, не то в единственное желтое, старое копыто, которое лежало тут же.
— Ай-ай-ай, так ведь не хватает же, никак не хватает, милок, — просительно заглядывала старушка в глаза деду.
— Отходи, хозяйка, не заслоняй зря товар — глядишь, у других хватит, кто тебя побогаче, — ответил старичок, любовно поглаживая рог на козлиной голове с вдохновенно закатившимися глазами. И вдруг скосил в сторону Веры глаза и подмигнул ей, как заговорщик.
Вера еще раз посмотрела на ящик и содрогнулась: неужели из этой рогатой башки вообще можно приготовить какое-нибудь варево?
В сценке с козлиной головой был словно скрыт какой-то тайный смысл, знак, который необходимо было разгадать, и Вере вдруг пришло в голову, что именно сейчас, в эту самую минуту, в ее жизни может произойти что-то очень важное. Прекрасное и ужасное. Трагическое — и до одури счастливое. У нее вдруг перехватило дух, и сердце кольнуло уже по-настоящему.
— А знаешь, как переводится с древнегреческого слово «трагедия»? — спросила Вера Бориса почти автоматически, чтобы справиться с дыханием. — «Песнь козлов».
— При чем здесь козлы? Ты не на меня, случайно, намекаешь? — притопнул от холода Борис.
— Ну как же, ведь сначала были не пьесы, а дифирамбы в честь Диониса, которого сопровождали сатиры, козлы, силе…
Вера не договорила и остановилась на полуслове.
Из больших дверей рынка вышел и теперь шел в ее сторону незнакомый молодой мужчина.
Но Вера могла бы поклясться чем угодно, что она в мельчайших подробностях помнила и откуда-то знала это лицо, которое показалось ей сейчас невероятно, божественно красивым.
Какой-то секунды хватило, чтобы охватить взглядом иссиня-черную прядь спускающихся на лоб волос, чуть заметную горбинку на носу, нежные, капризно сложенные губы и даже крошечный порез на подбородке от торопливого бритья.
Мужчина прижимал к груди несколько больших пакетов, в которых просвечивали апельсины, яблоки, а сверху виднелась крупная гроздь черного винограда, совершенно нереальная в этот февральский метельный день. Поравнявшись с Верой, он посмотрел в ее сторону, но… поскользнулся, на время потерял равновесие, и несколько красных яблок покатились в разные стороны по растоптанному снегу. Вера подняла яблоко, подкатившееся к ее ногам, но мужчина только улыбнулся и отрицательно мотнул головой.
— Спасибо, но у меня все равно руки заняты, я связан по рукам и ногам, — сказал он шутливо, пожав плечами.
А так как Вера все еще растерянно держала яблоко на весу, прибавил:
— Кого-то вы мне напоминаете? Вы, случайно, не Адам и Ева? Как вас зовут?
— Вера…
— Значит, Адам и Вера. Тоже звучит неплохо… Хорошая вы парочка.
И вдруг протянул Борису пакет с апельсинами.
— Это… за что это? — не понял журналист.
— За удовольствие. Приятно увидеть в первый же день в родном городе такие лица. Я два года в Саратове не был, и мне казалось… А, ладно.
Махнув рукой и не договорив, он прошел мимо, в сторону шоссе.
