Провожая солнце (СИ) - Слиборская София (бесплатные версии книг txt, fb2) 📗

Легонько толкнув стеклянную дверь, Наташа вышла на улицу и уже собиралась надеть наушники, как вдруг её взгляд упал на мою ярко-жёлтую куртку и белоснежные хризантемы в руках. На секунду девушка замерла, потом положила плеер обратно в карман, посмотрела мне в глаза и, словно смеясь, спросила:

— Кого ждешь?

От волнения я не смог сказать и слова, а красивое признание, которое я так долго придумывал, записывал на бумагу, а потом сотни раз повторял перед зеркалом в ванной, просто вылетело у меня из головы. Я стоял, как вкопанный, глядя на Наташу и пытаясь вспомнить, что я делал раньше для того чтобы говорить.

— Всё нормально? — девушка помахала рукой прямо у меня перед лицом. — Приём, говорит Земля!

Всё ещё не в силах что-либо сказать, я молча протянул ей букет хризантем, проклиная себя за то, что я не подучил текст чуть лучше. А ведь я так старался, когда его сочинял! Писал и про «чёрные, будто смоль, волосы» и про «глаза, в которых я бы утопал вечно». Я вспомнил содержание текста, а потом посмотрел на Наташу, с непониманием глядящую прямо мне в душу, и даже порадовался, что забыл этот текст тогда и не начал говорить — мне показалось, что такого рода признания ей бы не понравились, как, впрочем, не понравился и мой букет, судя по тому, как она на меня смотрела.

— Это тебе, — только и смог выдавить из себя я, с трудом сдерживая слёзы. Хотелось убежать, спрятаться, забыть всё это как страшный сон. Но дороги назад уже не было, решение было принято, и Наташа уже всё узнала.

Пару секунд девочка просто стояла, потом взяла в руки букет, немного наклонила голову и улыбнулась. Впервые в жизни я видел, чтобы она так улыбалась. Несмело, робко, но немного хитро, словно она давно обо всём знала. Это была не искусственная и натянутая улыбка, а настоящее проявление радости, искреннее и невероятно милое.

— Я уж думала, не признаешься! — хихикнула Наташа, — так и будешь ходить со мной до музыкалки и обратно.

— Ты всё знала, да? — пробормотал я, глядя в землю и не находя себе места от стыда.

— Ну конечно, знала. То, что я плохо учусь, ещё не значит, что я глупая и ничего не смыслю в жизни! — девочка заправила розвую прядь за ухо, и, улыбнувшись, протянула мне руку. — Даже со школы ты молча шагал за мной каждый день. Если бы я не стала ездить на такси, так бы и ходил?

— Наверное… — я растерянно смотрел на протянутую мне руку, не понимая, что я должен делать теперь — в один момент мой мозг как будто отказался работать совсем.

Наташа лишь пожала плечами, спрятала руку в карман, развернулась, и, бросив мне короткое «Ну, пошли тогда» направилась в сторону железной дороги, отделяющей музыкальную школу от нашего района, и я, не теряя времени, пошёл за ней. Мы просто шли, как обычно, молча, но почему-то сейчас это ощущалось совсем по-другому: то ли темнота и холод создавали странную атмосферу таинственности, то ли реакция Наташи так сильно повлияла на меня, что теперь моё сердце колотилось под ярко-жёлтой курткой в бешенном темпе. Она протянула мне свою руку, значит ли это, что я ей небезразличен? То, как она улыбалась и то, как отреагировала на подаренный мною букет — что всё это означало? Столько всего хотелось спросить, но я лишь молча шагал вслед за ней по скользкой, ещё не посыпанной песком дороге, наблюдая как белоснежные хлопья тают в её чёрных волосах, а обычно бледные щёки пылают на морозе. Или всё же дело было не в морозе? Наташа шла, немного улыбаясь и временами поглядывая на меня, и мне хотелось верить, что я и есть причина её улыбки.

— Как дела? — всё-таки решил прервать молчание я — мне слишком хотелось с ней поговорить, хоть немного.

— Да как обычно, — Наташа пожала плечами. — Вообще день не слишко хороший выдался, устала…

Я хотел спросить ещё что-то, но девочка резко остановилась в нескольких метрах от железной дороги, а потом, посмотрев куда-то за мою спину, сказала:

— Ты можешь ещё немного погулять? Хочу показать тебе одно место недалеко отсюда.

Я бытро закивал:

— Конечно-конечно, хоть всю ночь! — и, пытаясь оправдать свой энтузиазм, добавил:-Сегодня всё равно пятница, не надо делать уроки…

— Сегодня вторник, — перебила меня Наташа, а потом, схватив за руку, повела куда-то в сторону заброшенного здания старой железнодорожной станции.

А ладонь у Наташи была мягкая и холодная как снег, словно и сама девочка была сделана из снега, эдакая Снегурочка. Это бы объясняло её бледный, почти белый цвет кожи. Нет, она скорее была похожа на Белоснежку, чем на Снегурочку — с кожей, белой как снег, волосами, чёрными как смоль и пылающими на морозе щеками, самая прекрасная в мире, так что на всём белом свете не было никого милей, румяней и белей, и никакие царицы или модели с обложек журналов не сравнились бы с ней. Но такая красота — тихая, неяркая, немного странная, не была понятна большинству людей. Они предпочитали золотистые кудри Иры и Сони, яркий макияж, джинсы со стразами, или просто обращали внимание лишь на ярких, харизматичных и общительных девчонок, которые звали к себе домой уже через два дня общения. Наташа не была такой. Замкнутая, необщительная, стеснительная, тихая, она избегала людей в школе и даже не реагировала на попытки Гриши — а с ним хотели общаться все девочки — с ней заговорить. Она не была похожа на человека, который сильно хотел выделяться, она просто была собой, и это было очаровательно. Среди поля одуванчиков, возомнивших себя розами, она была самым прекрасным, таким одиноким и гордым цветочком эдельвейса. Не всем дано понять красоту этого цветка, но он не становится от этого менее прекрасным. Его вообще не волнует, что о нём говорят, не волнует ветер и холод, он растёт на горах, далеко от надменных и самовлюблённых одуванчиков, всю красоту которых можно сдуть ветром, и никакое самомнение их уже не спасёт.

Место, куда мы пришли с Наташей, впрочем и было той самой заброшенной железнодорожной станцией. Когда где-то десять лет назад наш район «облагораживали», железная дорога не осталась в стороне — над путями построили мост, по которому никто так и не ходил — зачем это надо, если проще перебежать в любом другом месте, отстроили новое здание станции, а старое так и не снесли — оставили то ли для бездомных, то ли для подростков с бутылками пива, которые только и занимаются тем, что ищут где бы выпить. Однако сейчас, когда мы с Наташей пришли сюда, здесь не было ни подростков, ни бездомных — только бесконечная темнота и снег, белой простыней лежащий на старой скамейке. Вручив мне букет хризантем, Наташа развернулась, а потом быстрым движением запрыгнула сначала на торчащий из стены кирпич, и сразу же на крышу, и, усевшись там поудобнее и свесив ножки, протянула мне руку, мол, отдавай цветы и прыгай за мной. Я с опаской посмотрел на скользкие кирпичи, на невысокую крышу и на саму Наташу. Кажется она залазила сюда далеко не впервые — раз уж так быстро сумела туда вскарабкаться, однако я таким талантом не обладал — даже на физкультуре я не мог спокойно залезть не лестницу, постоянно срывался. Но делать было нечего, а ударить в грязь лицом перед Наташей я не мог, потому я лишь аккуратно схватился за торчащий из стены кирпич, потом за другой… Мысли о том, что она сидит рядом помогали мне забираться, так что уже через полминуты страданий я оказался наверху, смахнул снег с края крыши и уселся рядом.

— Тут так красиво, — проговорил я, глядя на небольшой лесок рядом и светящийся сотнями фонарей район по другую сторону старой железной дороги.

— Ага, я часто сюда приходила раньше, — кивнула Наташа, — а потом начало рано темнеть и стало страшно ходить сюда одной, мало ли кто здесь будет.

Я пожал плечами:

— Наверное. Хотя мне кажется, что про эту станцию все забыли. А зачем ты, если не секрет, сюда ходила?

От моего вопроса Наташа съёжилась, погрустнела, словно я сказал что-то очень плохое и обидное, так что мне стало невероятно стыдно и я поспешил немедленно извиниться:

— Я ничего такого не хотел сказать, просто хотел узнать, прости, Наташ…