Больше никаких признаний (ЛП) - Розетт Луиза (читать книги без регистрации полные TXT, FB2) 📗

Но затем я вижу Джейми, уснувшего в кресле. Пока я присматриваюсь, мне кажется, что он спит, но оказывается, он за мной наблюдает. Он поднимает подбородок в знак приветствия, будто мы встретились в школьном коридоре или вроде того.

Я улыбаюсь или, по крайней мере, стараюсь улыбнуться. И проваливаюсь в сон, глубочайший за последние два года.

ЗИМА

Глава 7

Кэл сидит за несколько мест от меня, но я прекрасно вижу, какое у него выражение лица. Кажется, что через три секунды он проберется на сцену и убьет Роберта. Теперь такое выражение лица мне знакомо — я замечала его несколько раз, когда Кэл и Роберт пересекались — но, похоже, сегодня все это достигло точки кипения.

Роберт потрясающе сыграл Сальери в «Амадее», поэтому ему дали главную роль в зимнем мюзикле в паре с Холли. В «Фантастике» они играют Мэтта и Луизу, влюбленных, которые, конечно же, по сценарию сходят с ума от своего чувства. Холли — настоящий профессионал. Ей веришь целиком и полностью, без скидок и преуменьшений. Но Роберт вкладывает всю душу в каждое слово «They Were Уоu» — финальной горько-радостной арии о любви — словно это последний шанс, когда он может выразить свои чувства перед тем, как его сегодня же настигнет отряд ликвидаторов. Другими словами, он даже не играет, когда они с Холли долго смотрят друг другу в глаза.

Это неверный ход по множеству причин.

Кэл — тоже актер, и на каком-то уровне он понимает, что Холли и Роберт просто делают свою работу. Но ему знакомы и ситуации, когда актер использует своего персонажа как предлог, чтобы сказать то, что он хочет, и чего не должен говорить.

Немного сложно разобраться в метафорическом смысле этой штуки.

Джейми подавляет зевок. Я уговорила его взять отгул в «Dizzy's» и сходить со мной на спектакль Холли и Роберта. Я сказала ему, что это не какой-то средненький мюзикл «про любовь и цветочки». «Фантастикс» — это путь от любви к взаимному разочарованию и поиску пути назад друг к другу с новым пониманием того, что значит любить другого.

Думаю, с нами произошло то же самое.

После того, как он провел всю ночь, сидя у моей кровати и наблюдая за мной, наши отношения изменились. Не уверена, что это случилось бы, если бы он ко мне не пришел. Знаю лишь одно — я очень рада, что так вышло. Теперь, впервые в жизни, между нами все просто. И нормально. Мы созваниваемся. Мы разговариваем. Мы гуляем, и много делаем вместе. Мы сидим дома и смотрим фильмы, а он заговаривает зубы моей маме, и ее не беспокоит что мы снова встречаемся.

Когда мы рядом в физическом смысле, он обращается со мной так, словно я сломаюсь, если он сделает резкое движение или хотя бы на шажок переступит сложившиеся границы. Похоже, он переложил на меня обязанность двигать наши отношения вперед. Рано или поздно я наберусь смелости и что-нибудь сделаю в этом плане. Но пока для меня самое важное, что у нас настоящие отношения. Не думала, что с Джейми такое возможно, но это так.

Так странно, что у меня сейчас хорошее настроение.

Я успела посмотреть то видео до того, как его удалили, и оно снова обострило боль потери. Иногда я боюсь, что ничему и никому нельзя доверять, потому что ничто не вечно. Но пока часть меня испытывает кризис недоверия к человечеству, другая часть меня счастлива.

Мне необычайно сложно быть счастливой. При этом я не думаю, что должна до сих пор скорбеть, ведь я знаю — папа не хотел бы этого. На самом деле, он, возможно, вообще хотел бы, чтобы я не тратила на это ни секунды. Мне кажется, это справедливо для большинства умерших людей. Последнее, чего бы им хотелось, чтобы люди, которые их любили, перестали жить. Скорее наоборот, они бы хотели, чтобы эти люди жили лучше, ярче, насыщеннее, чем раньше.

Я уже знаю, насколько короткой может быть жизнь. Как бы это ни удручало, перспективы не совсем плохие.

Занавес опускается, и я понимаю, что погрузившись в мысли, пропустила окончание спектакля. Мы встаем для аплодисментов, роняя себе под ноги уже ненужные программки. После всех спектаклей в «Юнион Хай» аплодируют стоя, хотя от некоторых из них хочется загнать иголки себе под ногти — это часть идеи «каждому достанется-награда», разрушающая мое поколение.

Я не смотрю на Кэла, зато Роберт пялится на Холли на протяжении всех поклонов. Потом мы втроем выходим в коридор, между актовым залом и гримеркой. И ждем вместе с театралами в нарядных свитерах, которых привезли из местного дома престарелых, учителями, родителями, ребятами из средних классов, которые притворяются, что ненавидят спектакли, и младшеклассниками, которые ставят свои «мюзиклы» в собственных спальнях. Я не теряю надежды, что Роберту хватит ума, не выйти из гримерки с Холли.

Когда она выходит, все визжат и хлопают. Кэл проталкивается вперед и встречает ее с цветами, от чего толпа хлопает еще сильнее. Он делает небольшой поклон, почему-то заставляя ее аплодировать ему. Ощущаю укол раздражения, который стараюсь игнорировать. Холли быстро целует его, а потом устремляется напрямую ко мне, берет меня за руку и шепчет:

— Пошли, пока Роберт не вышел.

Мы пытаемся уйти, но Холли, с ее бесконечной вежливостью, попадает в ловушку восторженной толпы, желающей рассказать ей, как она великолепна. Я привыкла к этому. Где бы мы ни были, Холли притягивает людей. Раньше я думала, что причина кроется в ее знаменитом отце, но это случается, даже если никто понятия не имеет, кто ее отец. У нее просто есть качество, которым обладают лишь немногие, далеко не все. Она светится изнутри, и люди, обращающие на нее внимание, могут сказать, что в ней есть нечто особенное, помимо ее красоты. Они хотят наладить контакт с ней. Если честно, это круто.

Но у этого есть и недостаток — мы никогда и никуда не успеваем вовремя. И никогда не можем свалить по-быстрому.

— Хол! — зовет Роберт, выходя из гримерки.

— Ой-ой, — шепчет Холли себе под нос, отвлекаясь от компании пожилых леди, которые говорят ей, что она может стать новой Элизабет Тейлор, хоть у нее и карие глаза, а не васильковые. — Ничего хорошего из этого не выйдет.

Роберт приближается, а Кэл, как телохранитель, встает перед Холли, чтобы перекрыть доступ к ней. Это радикальный шаг, и Роберт мгновенно приходит в бешенство. Он смотрит мимо Кэла и протягивает Холли шарф.

— Ты уронила, — холодно говорит он.

Холли мягко отстраняет Кэла с дороги.

— Спасибо, — говорит она нормальным голосом, как будто всем и каждому не очевидно, что у Кэла и Роберта руки чешутся наподдать друг другу.

— Джейми, вы с Роуз пойдете с нами есть пиццу в «Naples»? — спрашивает Кэл, не отводя взгляд от Роберта.

Видимо, Джейми понимает, что делает Кэл. Джейми и Роберт никогда не были фанатами друг друга, но на сколько я знаю, Джейми не испытывает благодарности к Кэлу за то, что он его использует, чтобы повернуть нож, уже воткнутый в сердце Роберта.

Зависает неловкая пауза, пока Джейми смотрит на Кэла, не чувствуя необходимости еще раз подтверждать уже согласованный план в присутствии Роберта. Затем Холли говорит:

— До завтра, Роберт. Хороший получился спектакль.

— Да. До завтра.

Взгляд Роберта перескакивает на меня.

Я знаю, он хочет, чтобы я позвала его с нами в благодарность за все хорошее, доброе и заботливое, что он делал для меня с шестого класса, но я не делаю этого — не могу. У меня связаны руки, но уверена, что он этого не понимает.

Кэл жестом собственника кладет руку на плечи Холли и уводит ее по коридору, а Роберт демонстративно добавляет:

— Хорошего вечера, Роуз.

Что переводится как: «и ты, Брут?» Он думает, что я предала его. А я так и сделала. Не хотела, но сделала.

— Ты сегодня классно сыграл, — говорю я, подыскивая слова, которые помогут сгладить вину от того, что я оставляю друга мучиться в одиночестве.

Он разворачивается, не говоря ни слова.

***

Есть что-то идеальное в том, что мы с Джейми сидим на диванах с высокими спинками в темной кабинке «Naples», а на столе стоят две тарелки в ожидании наших пирогов с хрустящей корочкой. Потрясающее свидание для девушки, выросшей на Нью-Хейвенской пицце.