Экзотические птицы - Степановская Ирина (книга бесплатный формат .txt) 📗
5
Оля Азарцева, или, как иногда звали ее родители, Нюся, чуть только не засыпала, сидя на жестком стуле в длинной и унылой лекционной институтской аудитории.
Дождь все так же барабанил в окно, по грязному подоконнику ползла сонная муха, преподаватель был лыс, очкаст и совершенно неинтересен Оле, как, впрочем, и его предмет, как и весь институт в целом. Но она никогда не занималась мыслью, а что, собственно, она делает в таком абсолютно не нужном ей и никчемном месте. Оля была девочка исполнительная. Мама сказала, что надо учиться здесь, и Оля училась. Одна мысль о том, что нужно было бы объясняться с ней или с отцом по поводу чего бы то ни было, доказывать что-то свое, приводила Олю в ужас. У нее была только одна мечта — жить так, чтобы ее не трогали, не разговаривали с ней, не давали советов. Ради этого и ради того, чтобы ей давали денег на жизнь столько, сколько нужно, Оля готова была на эти маленькие жертвы. Какая разница, где учиться, если ей все равно все безразлично? Этот институт или тот, эта работа или другая, Оля не чувствовала призвания ни к чему. Так зачем бузить, если не видишь в том никакого смысла?
— Сначала окончи институт, — говорили мама и папа, — а потом посмотрим. Подберем что-нибудь, где тебе будет удобнее, где больше понравится.
Оля так и жила. Пока выполняла программу-минимум. Как автомат ходила на лекции, старалась бороться со сном, читала учебники, писала конспекты.
— Счастливая, о чем тебе беспокоиться? — говорила Оле подружка Лариса. — Мама с папой все за тебя сделают. Не то что я, голову не к кому приклонить! Самой приходится всего добиваться!
И правда, Лариса успевала столько, что Оля лишь поражалась: и учиться на дневном, и работать, и головы парням крутить, и по музеям бегать, и в бассейне плавать, и по тусовкам шататься.
— Ты хоть спишь когда-нибудь? — спрашивала ее Оля.
— А как же, на лекциях! — отвечала та и действительно, подперев голову кулачком, устроившись где-нибудь в заднем ряду, сладко засыпала. Впрочем, это не мешало Ларисе хоть на тройки, да сдавать сессию. Оля, которая каждый день аккуратно ночевала дома, училась не лучше.
— Как ты думаешь, в кого это дочка такая уродилась? — спрашивала Юля у Азарцева со скрытым намеком. Она всегда считала, что Азарцеву не хватает инициативы.
— Тебе больше бы нравилось, если бы она появлялась дома в неделю раз, а все остальное время проводила в сомнительных компаниях? — интересовался Азарцев, обижаясь за дочь.
— Во всяком случае, я всегда так и делала. И никогда потом об этом не жалела! Сомнительные компании — самые интересные! — с вызовом отвечала Юля.
Олю же просто пугал материнский темперамент. Каждый раз, когда мать возвращалась домой после очередной косметической операции и, весьма довольная собой, демонстрировала Оле свои измененные достоинства, та, будучи не в силах перечить матери, терпеливо рассматривала отечные еще и покрытые кровоподтеками послеоперационные участки тела. А потом, не говоря никому ни слова, запиралась в ванной, потому что каждый раз ее выворачивало наизнанку от этого зрелища.
«Папа кроит и перекраивает живое тело. Мама подставляет свое. А я способна только на то, чтобы исторгать это зрелище из себя, — думала про все это Оля. — Что-то вроде самоассенизатора. И от этого сама себе Оля не нравилась еще больше. В зеркало на себя Оля старалась не смотреть. Она была похожа на отца. Да и лицо матери в результате операций уже было так далеко от первоначального, что Оля не могла даже вспомнить, какой была мама, когда Оля была еще маленькой. Но те спокойные, ровные черты, которые придавали лицу отца выражение уверенности и уравновешенности, Олино лицо делали совершенно никаким. Глаза казались слишком маленькими и невыразительными, нос выглядел утиным, рот слишком тонким и плоским. О том, чтобы пойти в хороший салон к визажисту, нечего было и думать. Оля не переносила парикмахеров, косметологов, визажистов. У нее тут же начиналась сильнейшая аллергическая реакция. Она покрывалась пузырями и пятнами.
— Надо же, какая аллергия на запах в салонах! — удивлялись окружающие. А Оля каждый раз вспоминала, как однажды, лет в двенадцать, мать привела ее к своему парикмахеру подстричь волосы.
— Ой, Господи Боже мой! — завыла, глядя на Олю, накрашенная, будто клоун, тетка-хохлушка. — И какого же утенка вы ко мне привели!
— Что выросло, то и выросло, все равно мое! — философски заметила тогда в ответ на эти слова Юлия и поцеловала в макушку дочь. Оля на теткины слова вслух никак не отреагировала, но знание того, что она некрасива, накрепко отложилось в ее памяти. И в отличие от других девочек Оля никогда не старалась приукрасить внешность.
«Что уж есть, то и есть», — трансформировались в ее голове слова матери. Потом у нее сформировался и своеобразный взгляд на мальчиков.
— Если из-за мужчин приходится выдерживать столько мучений, — говорила Оля о матери, — лучше близко никогда не подходить ни к одному лицу противоположного пола.
— Почему из-за мужчин? — удивлялась Юля. — Я хочу сама быть красивой, я делаю это для себя!
Но поскольку каждый раз после операции и истечения послеоперационного периода у матери появлялся очередной новый, хоть и кратковременный, любовник, Оля не склонна была в этом матери верить.
На молодых людей она просто не смотрела. Парни платили ей тем же. Если бы любого из них, знакомого с ней не первый год, попросили описать ее внешность, рассказать, какого цвета у Оли глаза, волосы, ни один не смог бы произнести что-либо внятное.
«Никакая!» — вот все, что ответил бы каждый. А ей это стало все равно. Гораздо спокойнее было просто есть, спать, ходить на занятия, плыть по течению жизни, не испытывая ни мелких передряг, ни сильных штормов. Если бы еще мать не доставала ее своими размышлениями о жизни!
Преподаватель вдруг перестал писать на доске, сделал небольшую паузу и заглянул в свои записи, сверяясь с ними.
— Оля! — толкнула ее под локоть подруга. — Пойдем со мной в компанию к одному знакомому. Приглашал домой к друзьям. А я его знаю только со вчерашнего дня. Какой-то медик или биолог, я толком не поняла. Неудобно как-то одной идти. Пойдешь?
Оля прикинула. Мать сказала, что должна вернуться пораньше. Значит, была вероятность того, что придется идти с ней в магазин за продуктами или выбирать какую-нибудь новую кофточку. Кофточки были очередным пунктиком матери. Она не могла ходить в одном и том же больше двух дней. Кофточками у нее был завален весь шкаф. Каждый раз во время похода по магазинам мать пыталась навязать и Оле какую-нибудь обновку, но Оля, с удовольствием ходившая и летом и зимой в одном и том же черном джемпере и джинсах, на уговоры не поддавалась. Джинсы, правда, ей приходилось менять чаще, чем джемпер, они быстрее стирались между ногами. К остальной одежде, как, впрочем, и к еде, Оля была вполне равнодушна. Больше всего она почему-то любила картофельное пюре и могла его есть по три раза в день месяцами. Поэтому ходить по магазинам Оля терпеть не могла.
— А это далеко? — спросила она Ларису.
— Какая разница! — ответила та. — Нас довезут. Встретят около института. Значит, пойдешь?
— Угу.
— Ну, заметано! — обрадовалась подруга, и больше до конца занятий они к этому вопросу не возвращались.
