Бэйсд (ЛП) - Хамел Б. Б. (бесплатные серии книг .txt) 📗

Обри

Потолочный вентилятор у меня в комнате был сломан, поэтому я всю ночь ворочалась, пытаясь уснуть, несмотря на жару. Я совершенно вымокла от пота, что было просто омерзительно, но утешала себя мыслью, что утром, когда этот ужас закончится, я смогу искупаться.

Вместе с тем, я не переставала думать о Линкольне. Думала об улыбке моего сводного брата, о теле и о непроницаемой таинственности, которая стояла за его поступками. На первый взгляд он был дерзким, беззаботным и счастливым, но я стала замечать, что за всем, что Картер говорил или делал, скрывалось что-то ещё. Хуже всего было то, что он заставлял меня чувствовать, когда я находилась рядом с ним: стеснение в груди, возбуждение, пробегающее вдоль позвоночника.

А когда он заиграл ту песню, громко, чувственно и грустно подпевая слова, казалось, что они предназначались мне. Я понимала, что это глупо, потому что песня была о любви, а кто поёт подобные песни сводной сестре?

Но почему-то, мне показалось, что за этим что-то было...

Я снова перевернулась, раздражённая, и схватила телефон: два часа ночи.

— Чёрт, — выругалась я в темноте и села. Я больше не могла спать. И решила пойти выпить воды и почитать какую-нибудь книгу, пока меня не смотрит сон.

Я выбралась из постели и надела лёгкие хлопковые шорты и футболку. Мне нравилось спать обнажённой, ну, или полуобнажённой, и, по привычке, я ходила в таком виде по квартире, поэтому чуть не вышла без одежды. Мне приходилось быть начеку.

Выйдя в холл, я направилась на кухню, но внезапно остановилась. Я застыла в кромешной темноте в центре лестничной площадки и прислушалась, стараясь разобрать шум вдалеке. На мгновение мне показалось, что я сходила с ума, но затем шум возобновился.

Сомнений не осталось. Кто-то снова играл на рояле.

«Какого чёрта Линкольн делает?» — думала я про себя, пробираясь к музыкальной комнате. Я стояла за слегка приоткрытой дверью и слушала его игру. Осторожно открыла дверь шире и увидела Картера, сидящего на скамье без рубашки, освещённого лишь слабым светом настольной лампы, его пальцы легко бегали по клавишам.

Я была абсолютно заворожена. Как часто он вставал по ночам, чтобы играть? Я думала, что игра на рояле — редкое явление, но, может, он в большей степени был увлечён музыкой, чем показывал. Я не могла оторвать глаз от его накаченного торса, татушек, покрывающих тело, а ещё меня поражало мастерство, с которым парень играл. Было почти нереально: Линкольн, сидящий в одиночестве в слабо освещённой комнате, и мне вдруг стало не по себе от того, что я пялилась на него. То, что он делал, было слишком личным, а я снова ворвалась к нему.

Как только я собралась отойти от двери, игра прервалась.

— Ты могла бы войти.

Я застыла, по спине побежали мурашки. Он повернулся и улыбнулся мне. Я нерешительно сделала шаг.

— Извини. Я не могла уснуть.

— Я знал, что это ты.

— Что ты делаешь?

— Играю. Тоже не мог уснуть.

Я сделала ещё шаг.

— Слишком жарко в комнате?

Он покачал головой.

— На самом деле нет. Просто... — он на секунду умолк, решая можно ли мне доверять. — Я просто вижу чёртовы кошмары после несчастного случая.

— Мне жаль.

Он засмеялся.

— Ты войдёшь или так и будешь стоять, будто воришка?

Секунду я колебалась. Находиться наедине с Линкольном посреди ночи, особенно когда на нём не было рубашки, да и я была не совсем одета, было, скорее всего, довольно небезопасно. И без того я с трудом сдерживалась, чтобы не пялиться на его мускулистую грудь и совершенные губы. Но что-то в его взгляде вынудило меня согласиться, и я сделала ещё несколько шагов, закрыв за собой дверь, а затем села рядом с ним на скамью.

— Что сегодня ты играешь? — спросила я.

— Есть какие-нибудь пожелания?

— Пианист.

Он засмеялся.

— Ни за что. Слишком банально.

— Ты просто не умеешь, ведь так?

— Ага, и это тоже.

Я тоже засмеялась.

— Что же. Тогда удиви меня.

— Как насчёт вот этого, может, ты слышала раньше.

Он заиграл что-то жизнерадостное, и я не поняла сразу, что это, пока Бэйсд не дошёл до припева. Я понятия не имела, как называлась композиция, но это было что-то классическое, какой-то старомодный мотив, который я слышала миллионы раз. Я не могла сдержаться и засмеялась над тем, как он играл её. Было что-то несовместимое между засранцем, мускулистым парнем, покрытым татушками и занимающимся бэйсджампингом, и старомодной рояльной музыкой, которую Картер исполнял. Наконец, спустя минуту, композиция закончилась.

Мы вместе засмеялись.

— Мне очень нравится эта мелодия. Всегда угождает зрителям.

— Как она называется? Я слышала её миллионы раз.

— «Артист эстрады» Джоплина. Я забыл его имя.

— Что ещё ты можешь сыграть?

Он снова начал играть. Сразу я узнала мелодию: «К Элизе» Бетховена.

— Мне нравится, — сказала я.

— Да, замечательная, — ответил Линкольн, продолжая играть. — Очень простая, но, в то же время, производит впечатление. Я где-то читал, что Бетховен в своё время, скорее всего, написал её, чтобы снимать тёлок. Может, называл своё произведение «К Линде» или «К Тэмми», или как там называли девушек в те времена. Он мог играть одной рукой, пока в другой была выпивка.

— Это не может быть правдой, — смеясь, сказала я.

— Не знаю, — Бэйсд придвинулся ближе ко мне, не прерывая игры, и дерзко улыбнулся. — Я назову её «К Бри детке». Насколько ты уже влажная?

Я скорчила рожу и засмеялась.

— Я вся потекла. Ты неподражаем.

— Это всё Бетховен. Он знал, что нужно девушкам.

Я опять засмеялась, а Линкольн доиграл мелодию и выпрямился. Я не могла оторвать от него глаз, когда он сделал это, и ощутила трепет. Я отмечала про себя каждую деталь его облика, татушек и мускулов, а также заметила несколько шрамов. Он мог быть весёлым и талантливым, но не переставал быть опасным и великолепным.

Я ни за что не собиралась признаваться ему, что становилась влажной, думая о том, что он мог бы сделать своими ловкими пальцами с моим телом.

— Откуда у тебя эти шрамы? — спросила я. Слова вырвались прежде, чем мысли о том, как тело Линкольна накрывает моё, вырвались из-под контроля.

Он осмотрел себя.

— Я и забыл о них.

— Выглядят как шрамы от операции.

Картер показал тот, который был рядом с рёбрами.

— Да, этот от операции. — Он обвёл пальцем другой шрам, рядом с прессом. Накаченным прессом. — Этот остался на память от лобового стекла. Вообще, все шрамы в основном от стекла.

— Наверно, это было ужасно, — сказала я, оглядываясь.

— Честно говоря, я отключился довольно быстро. Неизвестность была страшнее всего.

— Что ты имеешь в виду?

— Врачей. — Он заиграл снова, но медленно. — Они твердили сначала одно, потом совершенно противоположное. Вначале мне обещали, что я не смогу больше ходить.

— Я не могу даже представить, что чувствуешь, услышав это.

— Ты бы удивилась, зная, сколько можешь выдержать, когда нет выбора.

Я прищурилась, удивляясь его серьёзному выражению лица, но это длилось недолго. Несколько секунд спустя Бэйсд снова дерзко улыбнулся.

— Мне помогала горячая медсестра, — сказал он.

Я закатила глаза.

— Я ожидала чего-то подобного.

— Я знал. Не могу заставлять фанатов ждать.

Я ненадолго замолчала.

— Не пойми меня неправильно, но просто я удивлена. Почему ты снимаешь фильм и восстанавливаешься именно в этом доме?

— Странно, не так ли?

— Да. Имею в виду, я совсем не возражаю, что ты здесь. Или, ну, то есть я хочу сказать, что терпеть не могу камеры, но ты ведь знаешь, о чем я. — Я замолчала, осознавая, что несу чушь.

Он улыбнулся.

— В самом деле. Знаю, ты любишь, когда я рядом. Однако, правда, менее приглядна.

— В чём она заключается? Папа шантажировал тебя или что-то в этом роде? — в шутку спросила я.