Больные ублюдки (ЛП) - Коул Тилли (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Вспомнив слова Хитэна о том, что он за мной вернётся, я почувствовала, как у меня задрожали губы. Мне просто нужно дождаться его возращения. Я опустила глаза на свою руку. Они были в кулаке. Несмотря на ощутимую дрожь в руке, я разжала пальцы. Вся ладонь была в крови, но когда я вытерла кровь, то увидела у себя в руке карманные часы Хитэна. Я уставилась на треснувшее стекло… на две стрелки на циферблате. И услышала у себя в голове его голос.
«Я за тобой вернусь…».
Мой Кролик вернётся и заберёт меня. А до тех пор, я буду отсчитывать время. И вдруг мне стало нечем дышать. Стрелки, которые всегда стояли на месте, встрепенулись и вернулись к жизни. Они двигались! Стрелки двигались! Я увидела то, что всегда видел Хитэн. Это не было притворством. Я видела, как они показывали время!
Я поднесла часы к уху и, не сводя глаз с двери, прислушивалась, нет ли в коридоре какого-нибудь движения, и не идёт ли кто-нибудь ко мне в комнату. Я постучала по часам — точно так же, как делал Хитэн — и прошептала:
— Тик-так.
Услышав тиканье заводных стрелок, я сглотнула и улыбнулась. Я знала, что Кролик никогда не нарушит данного мне обещания.
— Тик-так… тик-так… тик-так…, — снова и снова шептала я в такт часам, пока у меня не пропал голос.
Тик-так… тик-так… тик-так.
Я буду считать до тех пор, пока мой Кролик не вернется домой.
4 глава
Хитэн
Спустя одиннадцать лет...
Подъехав к знакомым воротам, я рванул вниз рычаг переключения передач. Только теперь эти ворота были ржавыми и обветшалыми и безвольно свисали со своих хлипких петель. Сорняки, словно цепкие лапы, обвивали их прутья. Они не имели ничего общего с теми внушительными воротами, которые я помнил с тех пор как здесь жил. Они сломались и пришли в негодность …
Как и все, кто хоть раз попадал в это гребаное место.
Хотя возможно, к тому моменту, как я впервые здесь оказался, я уже был другим и исковерканным. Но она такой не была.
Я вышел из машины и приблизился к воротам. С неба на меня светило раскалённое солнце. Я поплотнее затянул галстук, поправил черную рубашку и жилет, а затем ударил ногой по трухлявому замку. Под моим натиском ворота застонали, но все же распахнулись, обнажив скрывавшийся за ними безграничный ад. Я стоял, медленно и глубоко дыша, стараясь заглушить мечущиеся у меня в голове голоса. Те самые, которые говорили мне не оставлять здесь в живых никого, уничтожить всех этих скотов и заставить их заплатить своей кровью, воплями и жуткими муками... Голоса, которые неотступно следовали за мной все эти годы, не давая мне забыть о неизбежной расплате.
— Вовремя, — вслух произнёс я. Машинально, я пробежал рукой по карману жилета в поисках карманных часов, которые оставались со мной на протяжении стольких лет. Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так...
«Я здесь», — безмолвным призывом донеслось из особняка, который находился за длинной подъездной дорогой и росшими в стороне деревьями. Призывом к тому единственному, что ещё имело значение для моей прогнившей души. Пальцы обхватили трость, на которой покоилась моя ладонь. Взглянув вниз, я скользнул рукой по черному металлическому шафту. (Прим. Шафт — длинная часть трости)
«Кролик», — отдалённым эхом из прошлого донесся до меня шепот Куколки, когда мой взгляд упал на декоративный набалдашник трости. Оскаленная морда белого кролика с прижатыми к голове ушами.
Кролик.
Ее кролик.
Прочертив тростью круг, я повернулся и снова сел в машину. Взвизгнув шинами, я рванул вперед по грунтовой дороге, оставив позади себя густое облако пыли. Когда-то она была мощеной и гладкой, но теперь стала заросшей и разбитой. Машина с ревом неслась по дороге, минуя ухабы и извилистые повороты. Приблизившись к финальному изгибу дороги, я крепче сжал руль.
Сразу за ним раскинулся величественный вид на особняк Эрншоу. Дом, который зародил во мне биение жизни, и нанёс сокрушительный удар, уничтоживший то подобие сердца, что у меня когда-то было.
Когда из-за поворота показался край здания из коричневого кирпича, у меня перехватило дыхание. Мох и сорняки плотным роем саранчи облепили некогда прекрасный дом, совсем как те длинные ползущие растения на воротах. Внешняя разруха отражала то, что на протяжении долгих лет происходило у него внутри.
Я знал, что тут больше не осталось тех, кто заразил это место своим ядом, но она была здесь.
Я, наконец, вернулся, чтобы ее забрать.
Остановив машину прямо у входа, я посмотрел на ведущую к главным дверям лестницу. Перед моим мысленным взором исчезли, обнажив дорогое лакированное дерево, сорняки, обвивающие большие дубовые двери, через которые меня тащили, когда я был ребенком. Бронзовая ручка сбросила с себя рыжевато-бурую ржавчину, снова заблестев на солнце. Заросли травы на газоне исчезли, оставив после себя лишь акры ухоженной земли, а в мертвой и пожухлой цветочной изгороди, обрамляющей дом, проступили новые цвета — насыщенные красные и желтые — разогнав тернии темноты и ночи. В моем сознании поместье Эрншоу снова предстало передо мной в своем первозданном виде.
И я тоже снова вернулся туда. В ту ночь, когда меня увезли. Забрали от моей любимой ... моей Куколки…моего дуновения ветра, моих парусов… моей души...
Дверь распахнулась. Из нее вышел мистер Эрншоу в сопровождении "дядей", которые волокли меня за собой. Когда они протащили меня по ступеням и швырнули в ожидающий у дома фургон, я так сильно стиснул зубы, что казалось, они вот-вот раскрошатся.
Как только меня бросили в багажник, фургон тронулся с места. Я сидел в темноте, колотя окровавленными кулаками по стенам и пытаясь найти выход.
— Куколка! — кричал я. — КУКОЛКА!
Я кричал снова и снова. Кричал до тех пор, пока не сорвал голос. У меня подкосились ноги, и я проигнорировал пронзившую меня боль, которая напомнила мне о том, что они со мной сделали. Один за другим, месяц за месяцем. Никаких поблажек. Никаких передышек. Только они позади меня, кряхтя и задыхаясь, вонзаясь в меня, прижимаясь грудью к моей спине.
Что они теперь сделали с Куколкой. Моей Куколкой. Её глаза… её глаза, когда этот жирный хрен привел ее в комнату. Она едва стояла на ногах, по бедрам текла кровь. Заплаканная, бледная... загубленная.
Моя хрупкая живая кукла сломалась.
Я ещё раз прокрутил в голове то, как вонзил нож для писем в шею дяде Эрику, ему в грудь, в живот. Вспомнил кровь, которая брызнула мне на кожу — горячая, свежая, с сильным металлическим запахом. Её вкус, когда она попала мне в рот, ее терпкий букет, раскрывшийся у меня на языке — вкус его смерти. Вкус моего победного убийства. И почувствовав, как у меня под пальцами замедляется его пульс. Увидев, как угасает в его глазах жизнь. Я ощутил, как во мне запульсировала неведомая сила.
Я это сделал.
Я вырвал из него жизнь. Своими руками.
Ради Куколки. Ради моей Куколки.
Мы так долго ехали, что я уснул. Когда я проснулся, на улице было еще темно. Мужчина, одетый во всё черное, рывком вытащил меня из фургона и поволок к высокой водонапорной башне. Она была белой, но на ней не имелось никаких обозначений. Я огляделся: вокруг не было ничего, кроме бескрайних полей. Мужчина притащил меня к основанию башни и открыл дверь. Он толкнул меня вперед. Споткнувшись, я влетел в башню и увидел уходящую под землю лестницу.
Схватив меня сзади за шею, мужчина пихнул меня дальше. В кромешной темноте я спускался всё ниже и ниже, пока не оказался у железной двери. Звякнули засовы, раздался скрежет металла, затем открылась дверь, и меня втолкнули внутрь. Я распахнул глаза. Передо мной предстали бесчисленные ряды клеток. Потом из темноты показался человек. Старик. Встретившись с ним взглядом, я тут же предупреждающе поджал губы. Он мне улыбнулся.
