À la vie, à la mort, или Убийство дикой розы (СИ) - Крам Марк (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Вокалист топтал сцену ногами, яростно прыгал на ней, как будто не контролировал свою голову так, что длинными волосами хлестал себя по лицу. Неистово по звериному выл в микрофон.
— Что если твоя душа давно мертва, а жизнь — это бессмысленный сон, который ты обязан досмотреть до конца? — я процитировал строчку из одной песни и отпил из стакана виски со льдом.
Какая-то девушка в красном платье весь вечер в красках рассказывала Винсенту о том, как нашла гениальный способ уличить парня в измене, застукала его с другой и чуть не убила, но потом одумалась и вот теперь сидит здесь, заливая радость или горе абсентом. Винсент, с присущим ему хладнокровием, стоял, прислонившись левой рукой к стойке, а в правой руке держал белую тряпку, которой протирал отполированный прилавок. Ближе к полуночи дама в красном расплатилась за выпивку и, как птичка, упорхнула в уличную тьму.
— Как удивительно слушать такие истории, — сказал Винсент после ее исчезновения.
— И что в них удивительного? — буркнул я.
— Все. Такая искренность человека еще заинтересованного жизнью иногда может открыть тебе гораздо больше десятка описанных сухим научным языком книг. Равнодушие — вот что нас губит.
— Ну, значит я уже погиб.
— Ты ждешь Страшного суда, когда бы мог воскреснуть из мертвых и возвестить хвалу существующей Истине?
— А чего ждать тем кто ни во что не верит? Искания привели меня в тупик.
Взор Винсента потускнел. И когда я уже собирался позвать его, он будто вернулся после долгих утомительных странствий.
— Знаешь, — внезапно произнес он, — иногда то, что мы ищем, мы уже давно нашли, но еще не поняли этого и продолжаем метаться, словно больные смертельной болезнью. Когда другие в своих ритуалах ищут богов, гоняются за откровениями и мистическими переживаниями, проливая чужую кровь на алтари или зарываясь в тонны сумеречных книг — ты вдруг понимаешь, что уже нашел свое подлинное счастье, этот сокровенный волшебный цветок. — Винсент не отрываясь уставился на меня пронзительными черными глазами и сказал: — Ты можешь быть философским камнем для другого человека, точно также как он может служить философским камнем для тебя. Ваша глубинная связь — это тот же алхимический закон, действующий в природе, который оказывает поистине невероятные влияния на человека и его душу — сие духовное отношение может вознести его до божественного неба или низвергнуть до адских глубин.
— In venere veritas*? — усмехнулся я. (*Истина в Венере)
— Нет, — необычайно взволнованным тоном возразил он, покачав головой. — Истина в Любви! Любовь облагораживает человеческий дух, делает его мудрее. Освобождает его от пут эгоизма, позволяя увидеть красоту этого мира и почувствовать всеблагого Творца, присутствующего во всех дивных проявлениях природы. — На той туманной ноте он кончил, вернув себе роль угрюмого и молчаливого бармена. Но из головы по-прежнему не выходили слова, о которых он говорил. Возможно, ему просто хотелось выговориться, поведать кому-то о том, что он думает, ведь поговорить здесь особо не с кем — каждый упивается своим дешевым адом.
Он часто видел каким я был в своих исканиях искусства; в попытках поймать искру зла, чтобы описать ее в своем романе — то зло, что свело с ума моего героя и привело к ужасающему бесчеловечному злодейству. Он видел как я заражался им, как менялся на глазах, положил всю жизнь только чтобы открылись познания природы сей недоступной человеку смертному. Давал мне советы, напоминая о том, что важно и о чем забывать нельзя. Порой мне казалось, что в этом пропитанном грехом месте Винсент являл собою единственного живого человека, кто еще сохранил в себе остатки былого разумного света, которым мы все награждаемся при рождении и со временем растрачиваем его впустую в дешевых вещах, коим придаем слишком большое значение.
— Мистер Брукс! Мистер Брукс!
Кто-то остановил меня на улице. Когда я повернулся к нему, то невольно издал изумленный крик.
— Опять вы?
Этот напыщенный редактор из издательства и кошмар моих сновидений шел за мной от самого бара. Неужели он меня преследует?
— Всего одну секундочку, — запыхавшись от бега, попросил Мёрц. — Вот, взгляните. — он достал из подола пальто тяжелый предмет, завернутый в коричневый сверток. Протянул его мне. Это была книга по виду восточного происхождения, плотно обернутая проволокой, которая впивалась в грубую кожу обложки. На крышке стершегося переплета болталась медная поцарапанная застежка.
— Дитя Монтевидео… — прочел выведенное нервным размашистым почерком на старой обложке книги. — Что это?
Он слегка наклонил голову вперед, словно собирался поведать какую-то страшную тайну. Сухая кожа возле губ растянулась, приоткрывая ровные белоснежные зубы.
— Здесь есть то что вам нужно, мистер Брукс, — понизив голос, отрывисто зашептал он. — Прочтите. Вы должны прочесть. — почти требовательно изъявил он, и в любое другое время за такую дерзость я бы непременно послал его к черту, если бы не был так ошеломлен его внезапным появлением. — Не спрашивайте меня, — вновь произнес Джулиано, — Просто прочтите и вы сами все увидите.
Ни слова не говоря больше, он быстро развернулся и торопливо направился по тротуару в сторону Бурбон стрит. Вскоре он скрылся в белесом тумане.
***
Пришлось изрядно повозиться, распутывая проволоку на книге. Я невольно порезался об острые края. Из пальцев выступили соленые капли крови. Они окропили черную безымянную обложку.
«Моя первая жертва» — скептически подумал я в этот момент, но было что-то ужасающее в тех мыслях, что-то чуждое, блуждавшее в темных закоулках сознания. Свеча освещала стол, который в этой темной бездне казался единственным источником мира, еще как-то связывающим меня с земным, ибо вокруг в тишине все было задрапировано тьмой, окутано пустынным мраком, и стена передо мной отображала неподвижные тени. А свеча как будто служила ритуальным элементом для магической практики церемонии.
Какая странная была та книга. Она тревожила воображение. Вереницей буйных обнаженных образов и высокомерных символов сюрреалистических французских мастеров мелькали в глазах, тысячью ярких картин, бросающих в дрожь, от которых в зрачках возгорался ярый огонь страсти. Чувственный поток смыслов ненавязчиво вплетался в мысли затемняя их, заменяя, ассимилируя. История мира у подножия разврата раскрывалась здесь во всех подробностях и истинах, пикантно тщательно раскрытых деталях, которые маскируют в подвальных притонах и гнусных вертепах порока, боясь осуждения. Интригующе ласкали возбужденным повествованием автора-сладострастника — безжалостного лицедея душегуба, властителя земной игры, путешествующего по хроникам разбитых человеческих судеб. Это было головокружительно, словно нарушение гравитации. Распутство, пьянство, блуд, убийство скакали с одной страницы на другую точно сошедшие с орбит планеты. Сталкивались друг с другом и сливались в безжалостном экстазе, творя хаос и разруху в гармонии, возводя бесчинство в абсолют, поселяя смуту в голое сердце, чудовищной кривизной, нежными изгибами и холодным жадным поцелуем и бесцеремонным цеплянием тонких нежных рук. Как сложный узор вышитого ковра с золотистым меандром по краям, сотканным в неповторимой эллинской форме, с изображенными на нем древними египетскими мистериями, рисунками, тайнами, возвеличивающими в священное сумрачную богиню проституции. Это был долгожданный вздох откровения, который ждал веками, чтобы излиться на бумагу. Философия плоти с сакральным ядром, где он как неистовый монах проповедовал религиозную доктрину в его сокровенном буйном храме наслаждений.
Я проводил бессонные ночи напролет, страстно вгрызаясь глазами в желтые страницы порочного дневника дитя Монтевидео. Слова запрета, словно заклинания, срывались с побелевших уст и пробуждали тьму холодную, которая ласкала мою кожу тысячами скорпионьих жал. Я втянут был в жестокую игру, в которую играл и проиграл. Все было как во сне, но я не спал. Молился так: о духи ненависти! Вам я даровал свободу. В моей груди вам места не найти — оно покорно для другого, и вашей силы здесь не хватит, хоть были бы вы дети сатаны.
