Оригинал (СИ) - Чередий Галина (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
Так же я точно знала, что буду тянуть до последнего, если только Илва не поставит ультиматум или вдалеке не замаячит нечто опасное.
Девушка достала съестные припасы и воду, накрыла импровизированный стол и, подойдя ко мне, похлопала по плечу и указала на него, предлагая сменить. Я нехотя оторвалась от горизонта, признавая, что голодные обмороки сейчас некстати. Всегда потрясающая еда не имела для меня вкуса. Я просто закидывала ее в себя как топливо, необходимое для организма.
— Эдна! — позвала Илва, и тревога в ее голосе мгновенно переключила меня из режима ожидания в состояние предельной концентрации.
Я оказалась снаружи рядом с ней раньше, чем осознала, что двигаюсь. Илва указывала на какую-то едва различимую точку вдали.
— Это дракон! — Как, черт возьми, она смогла это разглядеть? — Всего один дракон, Эдна.
Γрегордиан обещал за нами вернуться в сопровождении всех драконов и собственных воинов, сразу же с поля боя, не залетая в Тахейн Глифф. То, что приближающийся крылатый силуэт был одиноким, могло означать что угодно и не обязательно худшее из возможного. Ведь так?
Сердце пустилось в дикую скачку, а трясущаяся рука невольно потянулась к вырезу на горловине, чтобы отыскать нужное место на артефакте. Но тут же и опустилась сама собой. Я должна верить, что это Грегордиан возвращается за мной, должна, и я верю в это до тех пор, пока перед моими глазами не предстанет доказательство обратного. Я схватила ладонь Илвы и сжала, кратко взглянув ей в глаза, так похожие на мои собственные, тем самым давая ей клятву поступить правильно, но умоляя дать мне ещё время. И она кивнула, стискивая пальцы в ответ, и мы обе опять уставились на стремительно приближавшегося дракона. Он летел в разы быстрее фоетов, просто несся как молния, и очень скоро я узнала знакомые цвета. Я не видела других драконов, так что позволила себе верить, что это Раффис. ещё через пару секунд разглядела фигуру всадника на его спине, и хоть черты еще были неразличимы, я уже знала, знала всем своим существом, что это мой деспот, мой мужчина возвращается за мной, чтобы забрать в свой дом. В наш дом. Меньше чем за минуту громадное тело дракона оказалось перед уступом, поднимая мощными крыльями такой вихрь, что едва не опрокинул нас с Илвой, и пришлось прикрыться от мелкого мусора, который, взявшись тут из ниоткуда, хлестал по лицу. Сквозь щель между пальцами я увидела, как Грегордиан совершил огромный прыжок со спины Раффиса на уступ и встал прямо перед нами. Выглядел он кошмарно. Обнаженный по пояс, грудь располосована, на плече след как от громадного укуса, вырвавшего кусок плоти, весь в копоти и засохшей крови, один глаз совершенно заплыл, зато второй сверкал мрачным торжеством на грязном лице, которое пересекала жуткая рана, идущая ото лба через переносицу к старому шраму на щеке. И как будто всего этого было недостаточно, в руке он держал окровавленную голову, судя по всему, Хакона. Шагнув ко мне ближе, деспот швырнул свой леденящий душу трофей мне под ноги и оскалился в улыбке, способной остановить сердце. Чужое — от страха, мое же — только от любви.
— Никаких тактических отходов, дорогая! — сказал он надсаженным голосом.
Мой варвар, мой зверь, монстр, предназначенный мне одной! Я рванула к нему, перепрыгивая его убийственное подношение и была надежно подхвачена в воздухе самыми желанными руками. Грегордиан вернулся, и это все, что имеет значение сейчас и будет главным в будущем, в котором вряд ли обойдется без повторения таких моих сводящих с ума ожиданий, как и его страхов за меня, вот такую слабую в жестоком мире Старших. Но мы оба сделали свой выбор, и нет во Вселенной силы, способной его изменить!
Эпилог
— Почему ты не хочешь мне рассказать, как все было на самом деле, Грегордиан? — Если бы кто-то другой проявил такую настойчивость, деспот наверняка был бы по меньшей мере раздражен.
Но не на свою будущую жену, нет. Конечно, у нее была потрясающая способность пробуждать его гнев, и делала она это довольно часто. Грегордиана временами просто из себя выводила эта ее парадоксальная манера видеть все под совершенно иным углом зрения. И самое поразительное — каким-то непостижимым образом и транслировать это ему, не давая игнорировать и заставляя переосмыслять некоторые вещи и реакции. Поступки, свои и окружающих, которые ранее, казалось бы, укладывались в правильный, накатанный годами сценарий, часто теперь не выглядели однозначными благодаря иногда всего паре замечаний, ввинченных Эдной в самый «подходящий» момент. И именно от этого его всегда с легкостью вспыхивающая ярость почти мгновенно оседала. Грегордиан все чаще поступал совсем не так, как привык, не следовал своей прямолинейной, годами отточенной логике, которая утверждала, что лучшее решение любого вопроса, упреждающее какие бы то ни было неприятности в будущем — это сокрушительный удар. Взять хотя бы тех же фоетов. Куда уж проще было бы их прикончить, чтобы не проболтались никому о том, где он спрятал женщин. Быстро, эффективно, абсолютно надежно. Даже в случае его поражения никто не узнал бы, где искать, до тех пор, пока Эдна не смирилась бы с тем, что он не придет, и не воспользовалась артефактом. Так нет же — пришлось вырывать языки и запирать в темнице, а все потому, что упрямая женщина едва не со слезами на глазах настаивала на том, чтобы сохранить им жизнь. Просила — получила! Летуны смогут болтать по-прежнему где-то через неделю, так чем она оказалась в итоге недовольна?
— Грегордиан? — Эдна завозилась на смятых и местами разодранных им простынях, поднимая голову и пытаясь разглядеть выражение его лица. Для ее глаз в спальне была жуткая темень, а вот он видел все. Растрепанные, в том числе и его грубыми пальцами, темные волосы, легкий румянец от недавно пережитого многократного удовольствия и даже красноватые пятна потертостей на ее подбородке и скулах от его отросшей щетины. Припухшие, многострадальные губы, истерзанные им в ненасытных поцелуях и искусанные самой Эдной в этот такой знакомый ему потрясающий момент, пока она ещё отчаянно цеплялась за собственный контроль, прежде чем сорваться и отдаться ему так, как не умел больше никто. Всецело, каждый раз с непостижимой окончательностью, выжигая и его и себя дотла, ничего не оставляя на потом, будто новой их близости уже никогда не будет. Она так делала всегда, но вряд ли ему стоит рассчитывать на то, что однажды волшебным образом его перестанет лишать рассудка наблюдение за этой метаморфозой, как и ощущение выворачивающего душу слияния в финале. Только этой женщине дана была сила опустошать его, наполняя при этом собственной сутью щедрее некуда.
— Я тебе уже все рассказал, как оно и было, женщина, — Грегордиан поднял руку и приласкал ее щеку, соскальзывая большим пальцем на нижнюю губу, и тут же ощутил, как накатила новая волна ещё совсем недавно утоленного вожделения. — Все было именно так, как в твоем плане. Мы прилетели, никто нас не ожидал, обрушились как гнев мирозданья на их головы, победили и улетели. Все.
Нет, в принципе он не лгал, лишь умалчивал о деталях, и так это и останется. Зачем ей знать, что на подлете к ночному походному лагерю Хакона и его дварфов драконы учуяли магию их бога в маскирующем мороке, испугались его гнева и тут же взбунтовались, отказываясь подчиняться своему принцу. Кто же знал, что у поганых рептилий есть подобный дар? Они стали сбрасывать его воинов одного за другим, и хоть проклятые создания и в самом деле не ожидали такого их появления, но что может сделать горстка против целой армии, действующей как единый организм? Он взял с собой десятерых лучших из лучших, тех в чьей храбрости, боевом опыте и мастерстве не сомневался. И лишился четверых, в том числе и Сандалфа, прежде чем прикончил Χакона и смог прийти им на помощь сам, и за ним же последовал и единственный не убоявшийся пойти против воли Беленуса дракон. Высоко поднятая в его руке отсеченная голова вероломного брата подействовала на дварфов как волшебное заклятье, развеивающее их смелость и способность драться вместе ради единой цели, и только благодаря этому их не смяли количеством, разрывая и пожирая заживо. Даже Раффису пришлось бы туго, не дрогни ряды их врагов при осознании, что их благословенный Богом Освободитель был убит и обезглавлен в считанные секунды. Нет, всего этого Грегордиан Эдне не расскажет. И не потому, что пока говорить об утрате тех, кто был рядом и бился с ним бок о бок десятилетиями, не хотелось. В конце концов, все они были воинами, как и он сам, и такой исход являлся обыденной ежедневной вероятностью, и не пристало грустить об этом больше, чем следует. И даже не потому, что тогда придется признать собственное невольное восхищение драконьим выползком, которое деспот старательно прятал. Несмотря на первое замешательство, мальчишка преодолел свой страх перед неминуемым гневом Бели и не остановился, не подвел его. Более того, Раффис просто снес собственного соплеменника, пытавшегося в воздухе перекрыть им путь вперед. И именно он, принц драконов, руководствуясь нюхом на магию, безошибочно принес его в место ее максимальной концентрации, где и скрывался под плотным мороком Хакон. Раффис прикрывал его спину, пока Грегордиан расправлялся с зарвавшимся братцем, и без колебаний вступил в дальнейший бой, чтобы обратить потерявших руководство дварфов в паническое бегство и спасти оставшихся в живых спутников деспота. Конечно, Грегордиан знал, что все это Раффис сделал отнюдь не бескорыстно, но мужество исполнения данного им обещания не могло не впечатлить его как воина. И как мужчину, каким он стал с появлением Эдны, тоже. Ведь пойдя вперед там, где остановились остальные драконы, принц обрек себя на статус катара, богоотступника, обреченного теперь на изгнание из среды своих. Но промолчит деспот о том, что был на волосок от гибели потому, что не хотел снова подвергнуть свою женщину тому всеобъемлющему страху, что увидел в ее глазах в первое мгновенье, когда вернулся за ней. Конечно, вспыхнувшее вслед за ним облегчение и радость оказались бесценным подарком для него, сделавшим одержанную победу в миллионной степени более значимой. Его пронзило осознание, что в ее широко раскрытых, заплаканных глазах он узрел не просто ликование от благополучного завершения, а собственное будущее, в котором познает, что же такое есть счастье. Эдна глядела на него, будто он солнце… да что там солнце — целый мир, внезапно явившийся взору прежде незрячего человека. Никто и никогда не смотрел на него так раньше. Но отныне и всегда он хотел добиваться этого благословенного огня в ее глазах другими способами, не заставляя прежде падать в бездну отчаянья. Так что пусть его Эдна верит, что и эта победа, и все, что будут после, далась ему легче легкого. Пусть считает его почти неуязвимым, способным сберечь ее от чего угодно, ибо с ее появлением он таким и стал. Когда-то Алево тревожился о том, что чувства к хрупкой и беззащитной человеческой женщине станут уязвимостью Грегордиана, но асраи ошибался. Его Эдна не только не слабая сама по себе, она еще и сумела стать источником таких сил в нем самом, о существовании которых он не мог и помыслить.
