Обманы - Майкл Джудит (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
— Мама. — Голос Сабрины невольно звучал не то рыданием, не то смешком. — Я пытаюсь быть собой.
— А ты знаешь, кто ты такая? — спросил Гордон.
— Не всегда, — ответила она, — но пытаюсь узнать.
Как просто это прозвучало: «Пытаюсь узнать».
«И я узнаю, — сказала она себе на следующий день, когда взяла-таки и поехала на Кенсингтонское кладбище. — Это займет немного времени».
Она медленно подошла к маленькому холмику земли, на месте, где они все недавно стояли. Кладбище, как и помнилось ей, было серым и мокрым, оно будто расплывалось в тумане, смягчавшем и менявшем очертания надгробий. Капли дождя на листьях, прозрачные, как слезы, и лужицы на дорожках, как зеркальца, отражавшие стремительный бег облаков, серые на сером.
Она стояла у могилы, позволив воспоминаниям свободно течь, сплетаться и расплетаться: детство, школьные годы, «Джульетты», визиты в Нью-Йорк, поездки в Лондон, две сестры — всегда рука в руке. Но скоро промозглая сырость пробралась ей под пальто и костюм. Она начала дрожать и, повернувшись, зашагала прочь. Около ворот из ожидающей машины вышел высокий мужчина.
— Ваша домоправительница сказала мне, что вы здесь, — произнес Дмитрий. — Можно мне отвезти вас домой?
Она посмотрела на его худое лицо, темные глаза под редкими бровями, глубокие морщины по обеим сторонам твердого рта. Его рука была протянута к ней, чтобы помочь ей сесть в машину. Она помнила мальчика, заставлявшего себя быть храбрым, пока люди в тяжелых сапогах обыскивали его комнату и грохотали ими по крышке погреба, где он прятал двух американских девочек. «Он хочет защитить меня», — подумала она. Но глаза его смотрели мягко и ненавязчиво. Он предлагал дружбу.
— Да, — ответила она, — мне хочется, чтобы меня подвезли домой.
Глава 22
Никто не встретил самолет Гарта из Нью-Йорка. Никто не ждал его еще два дня. Он уехал из отеля во вторник рано утром, сообщив Рольфу о том, что не будет на совещании исполнительного комитета, и улетел первым самолетом в Чикаго. Он не выспался, и от усталости все казалось ему каким-то чрезмерным: слишком громким, слишком ярким, голоса резко отражались от стен и пола. Но дома, когда он отпер дверь и вошел внутрь, тишина буквально подавила его. Пустой дом. Пенни и Клифф в школе. Его жена мертва. Самозванка в Лондоне. Пустой молчащий дом.
Он стоял посреди кухни и не знал, за что браться. Казалось, ничего из того, что приходило ему в голову, не стоило делать. Он оглядел аккуратную кухню, посмотрел на диван и низкий столик, на котором рисунки Пенни лежали рядом с книжкой, которую читала Стефания, на стол, где они завтракали. В его памяти ярко встала картина: поздний вечер, в доме тихо и темно, Пенни и Клифф спят, а они со Стефанией сидят за круглым столом и едят тыквенный пирог с одной тарелки.
— Нет! — закричал он. И долгий, отчаянный крик эхом пронесся по всем пустым комнатам. Схватив книжку со стола, он швырнул ее в стенку. Страницы затрепетали, когда она упала на пол, а Гарт рухнул на диван и заплакал, вспоминая свою жену и свой разбитый вдребезги мир.
В изнеможении он заснул, а когда проснулся, было темно. Он растерянно нащупал выключатель и, посмотрев на часы, обнаружил, что еще только пять. Он дрожал. Уходя, они уменьшили отопление, и теперь дом остыл. Он опять вспомнил все, что произошло, и почувствовал, как снова гнев наполняет его, расходится по всему телу холодным вязким веществом, неотделимым от его крови, ее потока, ее пульсации в его сердце, ее шума в ушах. Он должен был двигаться, действовать, чем-то занять свой ум.
— По крайней мере, будем практичны, — сказал он громко и позвонил Вивьен, чтобы рассказать ей о том, что совещание оказалось короче, чем ожидалось, и он заберет Пенни и Клиффа в течение часа.
— Приходи к обеду, — настаивала она, — и расскажи нам о Нью-Йорке.
— Не сегодня. Давай отложим это.
— Тогда дай своим отпрыскам поесть до того, как заберешь их. Они помогали мне готовить еду, и я считаю, что теперь должны ее попробовать.
— Ладно. В восемь часов?
— В восемь. Гарт, чтобы у тебя ни произошло, поешь с нами. Ты почувствуешь себя лучше.
Значит, его состояние можно было понять по голосу. Что ж, как же иначе? Сколько гнева может человек носить в себе до того, как он выльется на общее обозрение?
Он распаковал, веши, умылся, сменил рубашку и быстро выпил две рюмки виски. Вновь наполняя водой форму для заморозки льда, он увидел, что холодильник полон. Какая внимательная! Эта стерва хорошо о них позаботилась перед тем, как отправиться в полет на свои европейские пастбища.
Он метался по дому, мысли дико разлетались во все стороны как обломки от взрыва. Ничего не осталось целым, ничего не было устойчивого. Почему он не заподозрил обмана? Он снова и снова в который раз обдумывал все сначала, пытаясь понять, как мог он так промахнуться. Оглядываясь на прошедшие дни, вспоминая ее оговорки и быстрые поправки, нетипичное поведение, провалы в памяти, он не мог понять себя. Он же был тренированный наблюдатель, человек, который умел собирать факты и их анализировать. Почему он так легко обманулся? Он не знал. Все это было каким-то бредом. Ему не за что было ухватиться, только разве за дом и детей, и поэтому он должен был поскорее их увидеть. Они были единственным, в чем он мог не сомневаться.
Он отправился к Гудманам, медленно ехал по заснеженным улицам и повторял про себя, репетируя:
«Я должен кое-что рассказать вам двоим. Это нелегко и не очень приятно… Сядьте оба, я хочу поговорить с вами о вашей матери… Я должен вам рассказать, что некоторое время назад с вашей матерью произошел несчастный случай… Нет, не на велосипеде, другой несчастный случай, на яхте, в Европе. Видите ли, женщина, которая жила здесь, с которой произошел несчастный случай на велосипеде… Женщина, которая жила здесь и дурила нам голову, смеялась над нами, над тем, как мы ее любили, как мы в ней нуждались, а она играла с нами в игру…»
Как, черт возьми, может человек сказать такое своим детям? Он привез Пенни и Клиффа домой, и они все трое уселись в комнате, где обычно завтракали, и стали, есть мороженое и колбаски.
— Мама не очень-то одобряет такое сочетание, — сказал Клифф, — но мне оно нравится.
— Это, мороженое и пикули с укропом она не любит, — заметила Пенни, — и, по-моему, она права.
— С этим я согласен, — признался Клифф. — Папа, можно нам позвонить ей в Лондон?
— Нет.
— Почему нельзя? Ты звонил ей каждую ночь, когда она была там после похорон тети Сабрины.
— Это было совсем другое дело.
— Почему?
— Она была тогда очень несчастна и…
— Ну, может быть, она сейчас тоже несчастна без нас, скучает по нам.
— Нет, Клифф.
— Но почему? Разве это так дорого стоит?
— Больше доллара за минуту. Хочешь платить столько за это?
— Да, если ты не хочешь сам. Если это единственный способ поговорить с мамой…
— Папа, — спросила Пенни, — почему ты злишься? Ты злишься на маму? Поэтому ты так рано вернулся домой? И она злится на тебя?
Несмотря на охватившую его тоску, Гарт с неожиданным юмором подумал: «Мы гордимся нашими умными детьми, а потом нам приходится смиряться с тем, что они видят нас насквозь. Но почему эти умные дети не увидели насквозь эту женщину, не поняли, что она не их мать? Потому что они доверчивы и невинны, а она этим воспользовалась».
— Папа?
— Это правда, Пенни, я сержусь. И расскажу тебе почему.
Он искал слова, чтобы начать. Его дети смотрели на него, на их ясных любопытных лицах начало появляться беспокойство. Гарт затягивал молчание, не в силах выговорить первое слово. Наконец он развел руками и безнадежно опустил их. Он не мог этого сделать. Может, после, когда будет подходящий момент? Но не сейчас.
— Я сержусь, потому что мама отправилась в Лондон, а не осталась с нами и ее сейчас здесь нет. И потому, что она считает, что должна еще какое-то время там остаться, подумать о своей жизни вдали от всего того, что осталось здесь.
