Это не любовь (СИ) - Шолохова Елена (читать книги регистрация txt) 📗
31
На следующий день, точнее, вечер, Степнов нарисовался уже собственной персоной.
Юлька, как прилежная, корпела над уроками, а тут он. Трезвый, скромный, почти как когда-то давно. Топчется у порога, просит её выйти поговорить.
Выходить и говорить совершенно не хотелось. Но устраивать разборки при Инне не хотелось ещё больше.
Шумно вздохнув, она отложила учебник, накинула кофту и вышла в коридор, затем свернула на лестничную площадку.
– Может, посидим где-нибудь? – предложил Лёша. –Тут у вас поблизости пиццерию видел…
– Я, Степнов, занята сейчас. Ты просил поговорить – говори. У тебя пять минут.
– Разговор-то серьёзный… Не на пять минут…
Но Юлька сложила руки на груди, всем своим видом показывая, что с места больше не сдвинется. И что вообще – время пошло?.
Лёша помялся, но всё же настаивать не стал.
– А ты классно выглядишь.
Юлька молчала.
– Только какая-то другая стала…
Без ответа.
– А мы с Мариной расстались…
– Что ж так? Так быстро кончилась большая любовь? – не удержалась от насмешки Юлька.
– Да какая там любовь? Вот у нас с тобой была любовь. А с ней так… Нашла там себе какого-то папика… Но это даже хорошо. Я даже рад.
Опять тишина.
– Юль, я такой дурак был! Знала бы ты, как я жалею, что с тобой расстался. Идиот! Я даже не знаю, что на меня тогда нашло. Какое-то дурацкое помутнение. Ещё пацаны всё время зудели, типа, ты, Лёха, подкаблучник. А я, как дурак, повёлся. Но теперь-то я понимаю, что мне только ты нужна.
Лёша замолк, посмотрел на неё выразительно.
– Ну?
– Что – ну?
– Юль, ну скажи же что-нибудь!
– А мне, Лёша, нечего тебе сказать, – честно ответила Юлька.
– Ну мы же с тобой со школы вместе, ты же у меня первая. Разве это не важно? Разве может одна ошибка перечеркнуть всё, что было?
– Ой, только не надо пафоса, Степнов!
– Да я правда так думаю! Это самая большая моя ошибка. И я очень сильно раскаиваюсь. Юль, дай мне ещё шанс. Давай попробуем снова, а?
– Давай лучше останемся друзьями? – съязвила Юлька.
– Издеваешься? Ну что мне сделать, чтоб ты меня простила?
– Лёш, ты пойми – ты можешь что угодно делать или не делать. Это уже ничего не изменит. Я просто ничего не хочу… с тобой. Всё. Поезд ушёл. Мне другой человек нужен, не ты.
Лёша не верил. Думал, что она это в отместку говорит. Заверял, что больше её не отпустит, что ещё добьётся своего. Цеплялся за рукава кофты, норовил обнять.
Юлька еле отбилась от него, но когда вернулась в комнату, ощутила резкий прилив хорошего настроения.
Как странно – ведь ей в самом деле уже плевать на Лёшу, совсем. Для неё это пройденный этап. Вот он слова ей красивые говорил – и хоть бы что в сердце дрогнуло. Нет, всё тихо. Потому что там теперь другой. А всё равно стало вдруг приятно…
32
Анварес всё-таки поддался уговорам Ларисы. Поехал с ней на встречу с друзьями.
Сам не мог сказать, почему согласился – наверное, не хотел всё же остаться наедине со своими мыслями, от которых и так спасения не было.
Но встреча не помогла.
Во-первых, ему всё не нравилось – место, меню, даже музыкальное сопровождение.
Освещение здесь было устроено так, что всё казалось окрашенным в синеватые тона. И это каким-то образом обостряло тоску в душе. Да и синие лица кругом не вдохновляли.
Музыка тоже – вроде и ненавязчивая, журчала тихо фоном, но навевала грусть.
И еда не пошла. Роллам, да и вообще рыбе, он всегда предпочитал хорошо приготовленное мясо с каким-нибудь густым пикантным соусом и свежей выпечкой. Ну а сырую рыбу он и вовсе брезговал брать в рот.
Во-вторых, раздражала и беседа. Каждый старался блеснуть глубокомыслием, изрекая то, что прочитал у кого-то, услышал где-то.
Анваресу же всегда были по душе пусть просто, пусть топорно и даже смешно высказанное, но своё, искреннее мнение. Не профессиональные суждения, а именно личные, непосредственные впечатления и выводы. Этого он добивался от своих студентов – размышлять, а не цитировать Белинского, Лессинга или Адамовича.
Это же он ценил и в обычных разговорах. И всегда чувствовал притворство, желание исподволь щегольнуть своей эрудицией за счёт великих. В его кругу такое случалось нередко. И что печально – это он стал замечать и за Ларисой, особенно в компании её друзей.
Он слушал, как они втроём – Лариса, подруга и супруг подруги – красовались друг перед другом.
Впрочем, слушал он их вполуха, потому что из головы никак не шла эта несносная Аксёнова. Из-за неё он совсем терял голову и, что хуже, самообладание. Взять хотя бы сегодняшний семинар. Зачем он снова с ней сцепился? Почему никак не получается просто её игнорировать?
А она тоже – зачем вот пряталась в коридоре за кадкой? Что за детский сад? Мог бы спросить, конечно, мог бы даже съязвить, но от неожиданности совершенно растерялся.
В тот момент, когда он отвёл ветку и увидел вдруг её, сидящую в углу на корточках, у него буквально вышибло дух.
Вообще-то он, наверное, мог общаться с ней, как надо, как и должен общаться строгий преподаватель с нерадивой студенткой, но на это требовался предварительный настрой. А вот так, неожиданно – куда сложнее. Как ещё чувства не выказал...
Хотя стоп! Какие, к чёрту, чувства? Нет и не может быть никаких чувств. Это просто временное помутнение рассудка, короткое замыкание, которое скоро пройдёт.
33
Это и в самом деле походило на какое-то наваждение. Умопомешательство. Потому что всё в ней ему не то что не нравилось – вообще претило.
К внешности он никогда не предъявлял высоких требований, но кое-какие предпочтения всё же имел. Например, всегда ценил у женщин длинные волосы. Особенно – светлые и особенно – пепельные, вот как у Ларисы. Нравилась ему женственность, нежность, скромность.
В общем, этакие современные «тургеневские девушки-блондинки». И непременно начитанные. Иначе о чём с ней говорить?
Требования вроде и не бог весть, а тем не менее таких днём с огнём не найдёшь, но вот Лариса такая. Ему повезло. Это он себе повторял теперь каждый день. Очень настойчиво.
И всё равно Аксёнова, такая беспутная, резкая, нахальная, лезла в его мысли, разрушая все каноны женского идеала.
Она не вызывала в нём восхищения, уважения или желания лелеять и оберегать. Но глядя на неё, он чувствовал, как у него всё внутри скручивается узлом. Как пол под ногами плывёт. Как сердце начинает колотиться сильнее. Как неотвратимо тянет к ней. Весь его организм, как сверхчувствительный прибор, моментально реагировал на её близость. И кто бы знал, каких титанических усилий ему стоило держать все свои порывы в узде!
Никогда с ним такого не случалось. Даже в юном возрасте, когда у всех бушуют гормоны, у него разум всегда играл главную скрипку.
Оттого прежде Анварес искренне недоумевал, когда слышал подобные истории.
«Зов плоти» – ну это же смешно, считал он. «Зов плоти» – это для неандертальцев. А в век стремительного прогресса прикрывать банальную распущенность надуманной физиологией – это просто глупо.
А теперь что?
Неужто, сокрушался он ночами, когда сон не шёл, всё, к чему ты сознательно стремился, чего добивался, что ценил, может так легко кануть только потому, что у тебя вдруг взыграла та самая пресловутая физиология? Неужто она сильнее, чем разум, чем принципы? Тогда вообще зачем всё это? Зачем эволюция, развитие? Зачем к чему-то стремиться и расти, когда в любой момент может в твоей жизни появиться такая вот… и всё. И твои желания зацикливаются на ней одной. И ты как в аду. Потому что бороться с собой – сложнее всего.
Ночами теперь Анварес правда мучился жесточайшей бессонницей. Его терзали противоречивые мысли. Загонял в тупик диссонанс между «хочу», «можно» и «нельзя». А сильнее всего снедало желание, мощное, бесконтрольное, стоило лишь вспомнить её, девицу эту чёртову...
