Терапия - Перес Кэтрин (серии книг читать бесплатно .txt) 📗

Одинокая слеза скатывается по его щеке, и мое сердце разбивается из-за него еще раз.

— Однажды она вышла из автобуса и несколько детей из средней школы, проходивших мимо, начали кричать ей что-то. Я имею в виду неприятные вещи. Я так разозлился, что побежал за ними, крича, чтобы они заткнулись и оставили ее в покое. Я был единственным, кто встречал ее на остановке и провожал до дома, поэтому именно мне приходилось видеть этих уродов каждый день.

Я чувствую, как он напрягается, быстро встает, стирая слезу с лица.

— Однажды я опоздал, — говорит он, сломавшись. Наполненные болью рыдания вырываются из его горла, и его тело дрожит, когда он закрывает руками лицо. Он трясет головой, пытаясь стереть воспоминания о том, что случилось.

— Я чертовски опоздал, Джесс. Эти уроды начали кидать в нее камни, и она испугалась. Она начала убегать от них. Когда я побежал за ней, все, что я видел, это бегущую Женевьев и детей, преследующих ее. Автобус уехал, даже в правилах было прописано, что он «не имеет права уезжать до тех пор, пока ее кто-нибудь не встретит». Она, наверное, была ужасно напугана. Выбежала на дорогу очень неожиданно и была сбита грузовиком, который проезжал мимо. Она погибла мгновенно — именно там, прямо у меня на глазах.

Его тело подрагивает, когда у него вырывается самый душераздирающий звук, который я когда-либо слышала. Как будто он в первый раз плачет по своей потере. Я тянусь и обхватываю его руками. Он кладет свою голову мне на плечо, и я чувствую, как моя футболка намокает от его слез. В этот момент он похож на маленького напуганного мальчика, а не на большого и сильного квотербека. А я чувствую себя сильной, поддерживая его, а не слабой девочкой, которая позволяет другим унижать ее. Он шмыгает носом, поднимает голову и вытирает глаза. Он выпрямляется и внезапно обратно превращается в сильного Джейса.

— Мне жаль. Ты, наверное, думаешь, что я какая-то большая плакса или типа того, — говорит он и снова подносит свои руки к лицу.

— Нет, не думаю. Если бы ты рассказал мне эту историю, не проронив ни одной слезинки, я бы подумала, что с тобой что-то не так, — говорю я и чувствую, как мои собственные слезы катятся по щекам.

— После ее смерти моя мама, впервые с рождения Женевьев, вела себя как мама. Эта смерть очень сильно повлияла на моих родителей. Их мучили вина и сожаление. Мама уже никогда не была такой, как прежде. Она неделями не выходила из комнаты, ничего не ела, не ходила в душ. Наш дом долгое время был похож на склеп. Потом мама наконец-то занялась лечением своего горя и депрессии, и врач убедил ее, что остальные члены семьи тоже нуждаются в терапии. Мы начали посещать семейные сеансы, и там я научился не ненавидеть свою мать за то, как она себя вела с Женевьев. До этого момента я никогда не видел, насколько она была убита горем, и как мучилась от своей вины.

Невыносимо видеть грусть на его лице. Это душераздирающе.

— С тех пор я пытался быть идеальным сыном для нее, особенно после смерти отца. Я только хотел, чтобы она была счастлива, понимаешь? В конце концов, это была моя вина, что Женевьев погибла. Если бы я пришел вовремя, это никогда бы не произошло. Я не хотел, чтобы во мне она видела виновника в смерти моей сестры. Я хотел быть для нее сыном, которым бы она гордилась.

Он прикасается губами к кончикам двух пальцев и прикладывает их к надгробию.

— Я скучаю по ней каждый день, — шепчет он.

Мое сердце раскалывается пополам от этого.

— Поэтому я не могу пройти мимо и позволить кому-либо издеваться над тобой, унижать только потому, что у них есть какое-то извращенное преимущество. Если кто-то отличается, это не значит, что они не достойны уважения. Она была другой, социально-неприспособленной, но она была таким же человеком, как и все. Прелестная девочка, которая не заслужила, чтобы на нее смотрели сверху вниз, дразнили или смеялись над ней. Подумай, если бы один из тех детей вышел вперед и выступил против своих друзей, этого бы не случилось. Но никто это не сделал. Они позволили этому случиться, и это делает их всех виновниками в равной степени. Я не могу быть таким человеком. Не могу, — он трясет головой в отвращении.

Все кусочки пазла, которым является Джейс Коллинз, начинают складываться в полную картинку. Я была смущена его добротой. Я не уверена, почему он сейчас упомянул о том, как ужасно те девочки относятся ко мне, но я понимаю, почему он ведет себя так решительно по этому поводу. То, что он видит мою физическую боль, наверное, выносит все его чувства на поверхность.

Мне хочется задать ему миллион вопросов, но я этого не делаю, потому что знаю, как сильно я бы ненавидела тех, кто терзает меня, если бы была на его месте. Почему люди это делают, почему действуют именно так. Это всегда скрыто за страхами, нервозностью или недопониманием.

Я знаю, это для меня неизвестно. Понятия не имею, почему я чувствую себя именно так, или почему думаю именно так, как думаю. Это наибольшая часть проблемы для меня. Иногда чувствую, что если бы у меня была настоящая причина, я бы смогла найти решение.

В жизни Джейса произошло травмирующее событие, которое заставило его повзрослеть намного быстрее, чем других людей нашего возраста. Ему пришлось иметь дело с трагедией, которую множество людей даже представить не могут. Из-за этого мои проблемы становятся маленькими, незначительными. Ладно, моя мама пьет, а папа ведет себя так, будто меня вообще не существует, но я никогда не сталкивалась с тем, с чем пришлось столкнуться Джейсу.

Это заставляет меня быть не в ладу с моими эмоциями и ежедневными приступами депрессии и нервозности. Мое настроение все время меняется — от отчаянности до одобрения и любви. Эти чувства такие чрезмерные, такие сильные, что ощущение, будто я постоянно движусь на автопилоте, по крайней мере, половину времени без какого-либо контроля над этими эмоциями. В остальное время я захлопываюсь и нахожусь в оцепенении.

Вот именно поэтому я себя режу. Я контролирую эту боль. Она принадлежит мне. Я могу начать и прекратить это тогда, когда сама захочу. Ежедневные мысли, кружащиеся в моей голове, похожи на плохое, никогда не прекращающееся шоу. Оно проигрывается изо дня в день. Это постоянное противоборство, которому у меня нет никакого объяснения. Это выводит меня из равновесия больше всего — я действительно сомневаюсь, что то, что у меня все время отсутствующие родители, может привести к такой глубокой боли. Хотя кто знает? Я не психиатр или кто-то вроде этого. Может быть, я сама в нем нуждаюсь, хотя мысль о том, чтобы показать кому-нибудь мою самую глубокую и темную часть, ужасно пугает меня.

— Я очень сожалею о том, что случилось с твоей сестрой и семьей, но ты не можешь во всем винить себя.

Я пытаюсь остаться спокойной и в то же время борюсь со своими слезами.

— Ты не был тем, кто преследовал ее тогда. Не ты это делал, а те дети.

Я пытаюсь хоть немного облегчить его вину, хотя почти уверена, что сказать это намного легче, чем сделать. Я чувствую потребность в том, чтобы сказать ему хоть что-нибудь. Он должен понять, что он не делал ничего плохого. Я знаю, что мои слова, возможно, дадут ему немного успокоения, но также мне хочется, чтобы он знал, что я рядом.

— Я знаю. Я провел часы на терапии, чтобы научиться говорить: «Это не моя вина». Это ужасно трудно не чувствовать себя так, потому что я знаю, если бы я пришел вовремя, она бы сейчас была с нами.

— Ты не мог знать это. Ты не можешь повесить эту ответственность на себя. Ты тоже был ребенком. Это была ужасная трагедия, но она не была твоей виной, — говорю я твердо, потому что хочу, чтобы он понял это.

Он тяжело выдыхает и снова пробегает пальцами сквозь свои волосы. Я заметила, он очень часто так делает, и мне интересно, это просто его непроизвольная привычка или нет.

— Давай убираться отсюда. Я только хотел, чтобы ты увидела эту часть меня, потому что никогда не хотел, чтобы ты думала, будто я один из них. Я понимаю, что почти поцеловал тебя, но клянусь, я не пытаюсь использовать тебя и не участвую ни в каком плане против тебя, как, например, Харрисон.