Точка невозврата - Банцер Сергей (читать полную версию книги TXT) 📗
Прошло три месяца с тех пор, как Мальцев достал из почтового ящика ничем не примечательный конверт с синим штемпелем районного военкомата. Капитан по фамилии Щукин первым делом забрал у него паспорт и спрятал в ящик стола. Ну а потом покатилось все вразнос: и отпуск в Крыму, и аспирантура, и вообще все. Шеф ходил в первый отдел Президиума Академии, но против жилистого капитана Щукина поделать ничего не мог.
Как там Поплавская? Вспоминает его? Может, и вспоминает… Трактор тогда в мастерской под портвешок сказал: «Слабая на передок Поплавская, бывают такие бабы».
За день до отъезда в армию Мальцев устроил прощальную вечеринку. Грустно было. Грустнее некуда. Видно, жизнь его додавить хочет. Позвал Поплавскую, все равно терять нечего. Никогда еще такой он ее не видел. Желтеньким платочком с белыми кружевами глаза все незаметно трет. А он все тогда Высоцкого ставил, на полную громкость, песню «Чуть помедленнее, кони». Вроде никто Высоцкого в армию не забирал, откуда так точно? Кончается песня, а он опять сначала ставит. «Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту». Это про него. С Поплавской тогда танцевал. Она прижалась к нему всем телом и горячо прошептала в ухо:
— Что ж ты не позвонил, не рассказал? Можно было бы… Хоть всю неделю.
Так и запомнился Мальцеву этот горячий шепот у его уха. Сейчас вот гуляет он на другом конце евразийского континента по генеральскому двору в полночь, а шепот этот Иркин у его уха, как минуту назад. Понятное дело, зависимость… Типа алкогольной.
Паренек тогда, не долго думая, сказал ей первое, что пришло в голову, все равно пропадать:
— Хоть всю неделю? После Трактора?
Поплавская дернулась всем телом, отстранилась и сказала:
— Я женщина. Понимаешь? А женщина должна быть чьей-то, принадлежать какому-то мужчине. Да, принадлежать, представь себе! И тогда она на месте. Как патрон в обойме. А если этого нет, то носит ее ветер, как лист. Как использованный листок. Вот такая наша порода бабская. И пока ты не сделал ничего, чтобы я принадлежала тебе, ты не имеешь права так говорить. Это право мужику заслужить надо! Понял, Витя?! Захотел бы — не было бы твоего Трактора!
— Трактор останется. А меня уже завтра не будет. Долго не будет. Может, и не свидимся уже больше с тобой. А к Трактору, подумай, может, и не стоит ходить, а то весь институт уже знает, какого цвета у тебя трусы.
Поплавская уставилась на него глазищами уже не серыми, а черными в полумраке и отчетливо так спросила:
— Ну и какого цвета мои трусы?
А чего Мальцеву думать, даже хорошо как-то: что хочет, то и скажет, все равно пропадать. Уж Уэббера точно в четыре руки в обозримом будущем играть больше не будут.
— Последний раз, Трактор говорил, желтые были.
В тот вечер они с ней больше не танцевали. Вообще не смотрели друг на друга. Шизоид чутко сориентировался и тут же начал знаки внимания Поплавской оказывать, то есть щупать ее за женские места. Ну, давай, Шизоид, может, тебе повезет больше. А может, ты окажешься умнее Паренька. Наверняка умнее. Паренек теперь у черта на куличках ночью с заряженным пистолетом бродит, а Шизоид, небось, над диссертацией трудится и Поплавскую щупает.
Тухлые, однако, мысли… Надо бы о чем-нибудь другом. Паренек начал размышлять о том, что вражеским диверсантам довольно удобно было бы вот сейчас ликвидировать его, Паренька, потом заминировать дом с военной элитой городского гарнизона и взорвать его. Остается надеяться только, что это будет не в его дежурство. Паренек даже начал прикидывать в уме вероятность такого события. Если предположить один теракт за десять лет, то при заступлении в патруль два раза в месяц вероятность того, что его вот сейчас тихо снимет диверсант, составит…
— Патруль, патруль! — вдруг заорал кто-то из темного закоулка двора. — Патруль, ко мне!
«Адъютант генеральский», — подумал Паренек.
Только что-то рано начал проверять, да и орет как-то странно, как будто поймал кого-то или, наоборот, напали на него. Паренек расстегнул кобуру и снял пистолет с предохранителя.
Около забора действительно стоял мужчина в тренировочных штанах и держал за руку высокого худощавого парня в солдатской форме. Ну, понятно, генеральский холуй не спит, охраняет покой хозяина и даже поймал солдата в самоволке. Хотя, кажется, не все так просто. Рядом, вцепившись руками в худощавого, стояла стройная девушка лет восемнадцати, одетая в легкий плащ.
— Вы не имеете права! — закричала она на адъютанта неожиданно властным голосом. — Отпустите сейчас же его! Немедленно, вы слышите!
Адъютант как-то неуверенно затоптался, но худощавого бойца не отпустил.
— Я выполняю приказ! Вот. А Вы идите домой.
— Какой еще приказ, майор? — закричала девушка. — Отпустите Сережу!
— Идите домой, Настасья Георгиевна, я на службе и выполняю приказ, — вежливо, но настойчиво сказал адъютант. — Товарищ лейтенант, — обратился он к Пареньку. — Я адъютант командующего, майор Грызлов. Я приказываю вам доставить этого солдата в комендатуру. Я сейчас свяжусь с дежурным. А ты, — обратился Грызлов к солдату, — не вздумай убегать!
— Вы не имеете права оскорблять его! — дрожащим от гнева голосом крикнула девушка и топнула ногой.
— Анастасия Георгиевна, — заискивающе сказал адъютант, — поймите меня, я выполняю приказ…
— Пойдем, — сказал Паренек солдату.
Девушка некоторое время смотрела им вслед, потом повернулась и в сопровождении Грызлова медленно пошла в дом.
По дороге задержанный солдат рассказал, что зовут его Сергей Куликов, он служит в гараже Дома командующего водителем «Волги», а Настя, ни много ни мало, является дочерью генерала Котлярова. Несмотря на разницу в социальном положении они с Настей встречаются каждый вечер, Куликов понимает, что он ей не пара, но сердцу ведь не прикажешь… Время от времени этот холуй Грызлов совершает на них облавы, Куликова после этого забирают в комендатуру, а иногда даже садят на гауптвахту. Из гаража, однако, его не убирают по причине жесткой позиции, занятой генеральской дочкой. К тому же генерал Георгий Котляров рассудительно полагал, что если убрать одного негодяя, то тут же появится другой, а всех убрать из гаража нельзя, должен же кто-то машины водить и ремонтировать. А к этому Куликову все уже привыкли, хлопец он вроде неплохой. Хотя, как считал генерал, именно от таких хороших хлопцев и стоит ждать самых больших неприятностей.
В половине двенадцатого ночи дежурный по комендатуре майор Блинов проинструктировал своего помощника, которым сегодня был прапорщик Шубин, и пошел спать в комнату отдыха.
Прапорщик Шубин остался один. Теперь, пока не наступит рассвет, в его руках будет сосредоточена власть. Всех задержанных солдат будут приводить к нему на суд. Его суд будет кратким, но справедливым. Вот тут и пригодятся волевые качества Шубина. Жалость? Шубин не может позволить себе такую роскошь. Хотел бы, но не имеет права. Спокойствие, выдержка, логика. И воля, еще раз воля! Только так можно правильно распорядиться властью. А ради этого можно и не поспать сутки.
Честно говоря, Шубин ходил бы в наряд помощником дежурного по комендатуре хоть каждый день. Вот есть же такая должность — начальник гарнизонной гауптвахты. Как раз для него. Жаль только, это офицерская должность. Сидит там старлей Целко из их части по прозвищу Целкин. До этого он был освобожденным секретарем комсомольской организации первого дивизиона. По тому, как его ненавидят солдаты и презирают офицеры, тоже видно — волевой человек. Ходит Целкин по гауптвахте в ковбойских сапогах, которые ему стачал рядовой Плотников по прозвищу Нос. Летом Целкин меняет сапоги на шнурованные десантные ботинки, а зимой — на унты из собачьего меха. И никто Целкину не указ. А Носу за его мастеровитость он устроил такую райскую жизнь на гауптвахте, что тихому и скромному оператору угловых координат СНР [20] ничего не оставалось делать, как стать злостным нарушителем воинской дисциплины, чтобы почаще попадать в лапы Целкина. Вот и сейчас за злостное нарушение дисциплины во время проведения ответственных политзанятий Носа посадили на гауптвахту. Нос взял с собой на губу хромовые сапоги Паренька, чтобы тоже сделать ему ковбойский каблук. Солдатня любит этого горе-офицера. Ну, понятно, он же им пряники в солдатской лавке покупает постоянно, а половину выданного на усиление оркестра спирта вообще после смотра отдал своим музыкантам-придуркам. А если разобраться, то этот Паренек-то преступник самый обыкновенный. Военный преступник, потому что есть такая статья — за панибратство. От двух до пяти. Жалко только, что полковник Сивашов носится с этим оркестром и Пареньком. Вон комбата Галимова чуть самого не посадил на гауптвахту как-то из-за оркестра.
