Добро пожаловать в прайд, Тео! (СИ) - Волкова Дарья (хорошие книги бесплатные полностью .TXT, .FB2) 📗
- Ты знаешь, для меня тоже реакция наших высокочтимых, - последнее слово Сол выделил с одному ему подвластной саркастической интонацией, - критиков не всегда предсказуема. Но в случае с Лолой Ингер я с ними совершенно солидарен. Ее сравнивают с Александрой Экстер.
- Понятия не имею, кто это!
- Зря ты этим гордишься, - усмехнулся Сол. – Впрочем, не буду тебя просвещать. Захочешь - сам прочитаешь.
- Может быть… - буркнул Фёдор. – Но для меня это все равно непостижимо: это ее первая работа для оперного театра – и сразу номинация в «Opera.Awards». Как такое может быть?
- А как никому не известный молодой бас из Риги в первый же свой дебютный год ставит на ноги несколько лучших залов мира?
Фёдор кашлянул. Потер переносицу. И с удивлением констатировал, что…
- Не отказывай другим в таланте, Теодор, - несвойственно ему мягко произнес Сол. – Она на самом деле сделала шикарные костюмы.
И Фёдор со вздохом признал, что Сол прав. Фёдор пересмотрел постановку в записи. И со стороны все это розовое безобразие смотрелось совсем иначе. Оно вписалось в общую канву и даже оттеняло и давало какие-то акценты. Этой истории, это режиссерской трактовке, этому сценическому решению такие костюмы подходили идеально. И Фёдор в своей оценке был неправ – сколь ни грустно это признавать.
И что теперь - извиняться?!
***
Все-таки, очень удобно, что сейчас оперативно отследить местонахождение более-менее публичного человека не составляет никакого труда. Раз – зашел в инстаграм, два – в нужный аккаунт – и вуаля. Все тебе видно.
В инстаграм-аккаунте Лолы Ингер последним, несколько часов назад сделанным фото был снимок на фоне Бруклинского моста с подписью: «Hi, NYС!». А из сообщения под фото следовало, что Лола Ингер приехала в Большое Яблоко для подготовки к Нью-Йоркской неделе моды. Адрес Нью-Йоркского офиса «Лолику» найти не составит труда. А у самого Фёдора две недели «Фауст» в «Метрополитен-Опера». Какое удивительное совпадение.
Значит, все-таки придётся извиняться. За гульфик.
***
Нью-Йоркский офис «Лолику» совсем не походил на Миланский, который стал Фёдору почти как дом родной. А тут – ни веселой улыбчивой пышки Паолы, ни экспрессивно-аристократичного Ди Мауро. Одни сушеные воблы со стоматологическими улыбками на противозачаточных лицах. Полчаса потребовалось, чтобы втолковать, кто он такой и зачем ему нужно видеть главу дома. Поэтому Фёдор находился не в самом лучшем расположении духа, когда его все-таки допустили до Лолы Ингер.
Синьора начальница была тоже, как выяснилось, не в самом добром расположении духа. Взгляд темных глаз был не слишком дружелюбным, а движение, которым девушка попробовала заправить отсутствующую прядь за ухо, выдавало раздражение.
- Чем обязана, Фёдор Михайлович?
Фёдор даже замедлил шаг. И «Михайлович» вернулся, и тон таков, будто в последнюю встречу Фёдор занял у нее до обеда сто евро – и сбежал, не вернув. Неужели настолько сильно ее задели их споры по поводу костюмов?
- А я вот тоже в Нью-Йорк прилетел, по делам. Смотрю – и вы здесь. Дай, думаю, заскочу по такому случаю в гости.
- На чашечку кофе?
- Можно, - великодушно согласился Дягилев и, не дождавшись приглашения, сам устроил себя в кресло для посетителей.
- Хорошо, - после паузы кивнула она и резким движением сняла трубку с телефона. – К сожалению, ваш друг Ди Мауро остался в Милане, поэтому не ручаюсь, что кофе будет приготовлен с любовью.
- Это ничего. Главное, чтобы туда не плюнули.
Она даже не рассмеялась. И молчала. Молчала все то время, пока им несли кофе, а Фёдор ее разглядывал. Она красивая – синьора дизайнер, Лола Ингер-Кузьменко. Красивая даже с этими гладко убранными в низкий хвост волосами, мрачными черными глазами и упрямо поджатым узким пухлым ртом. Эй, чего злимся? Красивые девушки должны улыбаться.
Кофе наконец-то принесли. Две чашки. Но к своей Лола даже не притронулась.
- Что вам нужно, Дягилев? Кроме кофе.
Фёдор даже моргнул от неожиданности. «Дягилев» без добавления «синьор», которое придавало этому обращению какую-то ироничную мягкость, звучало резко. Почти грубо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Настолько все серьезно?
- Ваше великодушное прощение, синьора начальница.
- Хватит паясничать, Дягилев!
- Меня зовут Фёдор.
- Объясните толком, что вам нужно, Фёдор Михайлович Дягилев, самый выдающийся бас современности!
Ого. Все и в самом деле серьезно. Обидчивая.
- Я зашел извиниться, - Фёдор при всей своей нелюбви к извинениям – а кто любит, скажите? – все же говорил вполне искренне. – Я был неправ относительно костюмов. Приношу извинения за свои резкие слова. Костюмы и в самом деле замечательные.
- Конечно-конечно, - красивые мягкие губы сжались в совсем презрительную линию. – Кто же будет теперь ругать работы, которые номинированы на «Opera.Awards»?
- Вы не рады этому, что ли? – опешил Фёдор. Он решительно не понимал такой негативной реакции.
- Мне все равно! – девушка резко встала из-за стола и прошла к окну. И замерла там, лицом к панорамному окну, черной эбонитовой статуэткой - тонкая водолазка и мягко струящиеся по ногам широкие брюки. Фёдор разглядывал ее напряженный силуэт на фоне окна. – Я знаю, что сделала хорошую работу. Мнение… прочих… мне не важно!
Кто ему объяснит, что происходит?!
Фёдор не усидел на месте, поднялся с кресла, подошел, встал рядом. Она не повернула голову, словно он волшебным образом исчез из ее кабинета.
- Лола… - Фёдор старался говорить негромко и спокойно. – Объясни мне по-человечески, что происходит? Я… я так сильно тебя обидел своими придирками? – говорить «вы» этой обиженной девочке показалось вдруг совсем неуместным и даже глупым.
Она едва заметно дернула плечом. И все. Фёдор сделал еще один небольшой шаг, чтобы видеть ее лицо. Хотя бы профиль.
У нее дрожит подбородок. Едва заметно, но Фёдор уже слишком близко, чтобы не заметить это едва заметное подрагивание маленького круглого подбородка. Так, стоп. Это что же…
Фёдор всегда знал, с определённого возраста, что нравится женщинам. Воспринимал это как нечто естественное. Если необходимо, корректировал свое поведение с учётом этого факта. Но он всегда… всегда! безошибочно чувствовал, когда нравится женщине – не как артист, а именно как мужчина. В Лоле Ингер-Кузьменко он никак не мог заподозрить такого интереса. До момента озарения «вот-только-что».
Неужели он нравится этой девочке? А почему нет? Тогда… это… это многое… объясняет!
Все же хорошо, что она так и стояла, глядя на панораму Нью-Йорка за окном. И не видела широкую довольную улыбку, что появилась на лице Фёдора.
Я нравлюсь тебе? Это же все упрощает. Или усложняет. Да и неважно это. Сейчас Фёдор испытывал только чувство глубокого удовлетворения - на грани с восторгом. Ну надо же… А он… дурак слепой… накинулся на девочку с этим гульфиком – в то время, когда ей нужно было его одобрение. Его внимание.
- Тебе так хотелось, чтобы мне понравились костюмы, да? – тихо, sotto voce спросил Фёдор, шагнув еще ближе. Так, что почувствовал аромат ее духов – свежий, чуть горьковатый.
- Нет!
Он взял ее за плечи и повернул к себе. Ресницы ее сначала были опущены, а потом взметнулись вверх. Глаза блестели, а нижняя губа была как-то по-детски прикушена. Грех кусать такой нежный рот. Но если так хочется, то давай уж я…
- А врать нехорошо…
А потом он ее поцеловал.
Ее губы были мягкие, спелые, сладкие – как сочный созревший плод. Сладость без приторности. И кусать не хотелось. А вот касаться губами губ, нескромно тронуть языком и проникнуть внутрь нежной влажности ее рта - да. Почувствовать, как ее руки легли ему на шею.
Ну вот все и упростилось совсем. Или усложнилось.
Да какая к черту сейчас разница. Когда так сладко целоваться. Когда твои руки на тонкой талии. Когда ее руки на твоих плечах. Зачем-то стучит по плечу. Ты же не хочешь, чтобы мы остановились? Ты же сама так охотно отвечаешь на поцелуи, а поэтому…