НеВозможно (Алмазный браслет) - Стил Даниэла (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
– Никакой не ужас, – со смехом возразил Ксавье. – Уверен, в глубине души мама была польщена.
– Ах ты, гнусный шовинист! – накинулась на него Татьяна. – «Польщена»! Больше ничего не придумал?
– Ладно, ладно, не шуми. Вот поеду и начищу ему физиономию. Адресок дашь? – поверился Ксавье к матери.
– Зря я тебе рассказала. До конца дней будешь мне теперь это вспоминать?
– Буду. А кстати, все время забываю сказать. Лайам наконец решился выслать тебе слайды. Я их видел. Отличные работы, – похвалил Ксавье.
– Буду ждать. – Саша знала, что у сына неплохой вкус, хотя порой он и пытается за ее счет продвинуть своих дружков. Она пока не представляла, что это будут за работы, но взглянуть не мешает. Сколько уже лет она слышит об этом художнике. А еще больше – о его проделках.
– Уверен, тебе понравится, – заверил сын. Саша молча кивнула, не желая давать ему напрасные надежды.
– Как, говоришь, его фамилия? – спросила она, в который раз забыв ее, хотя Ксавье часто ее называл.
– Лайам Эллисон. Он вообще-то американец. Из Вермонта. Но в Лондоне живет с тех пор, как получил диплом.
– Запомню. Если слайды мне понравятся, в следующий раз, как буду в Лондоне, постараюсь с ним встретиться. – Временами Ксавье наводил ее на подлинные находки, а вдруг так будет и в этот раз? Саша никогда не ленилась посмотреть новые работы еще неизвестных художников. Потому и репутацию себе заработала. В Саше была авантюрная жилка и верный глаз. Но ее одолевали сомнения такими людьми, как этот Лайам, каши не сваришь. После всего, что ей рассказывал сын, трудно было бы сделать другой вывод.
Вечером они отправились на рождественскую службу, а весь следующий день провели втроем. Татьяна привезла матери роскошное сари в подарок и изящные золотистые сандалии. А Ксавье купил для нее золотой браслет у лондонского антиквара. Такие подарки ей обычно делал отец, а на этот раз дети тронули ее до глубины души.
Прощаясь с детьми перед сном, она внимательно на них посмотрела и сказала:
– Я самая счастливая женщина на свете – у меня есть вы!
И это было сказано со всей искренностью. Она впервые за много месяцев действительно чувствовала себя счастливой.
ГЛАВА 4
Они прекрасно провели время в Сен-Морице, хоть дети и не переставали напоминать ей о графе. Остановились они в «Палас-Отеле» в роскошных апартаментах. Саша любила иногда побаловать детей, особенно на каникулах. Они с Артуром всегда их баловали. Они не переставали благодарить судьбу за то, что у них есть такая возможность, и бережно хранили воспоминания обо всех семейных поездках. На этот раз такой поездкой стал Сен-Мориц. Только теперь их было трое.
Саша каталась и с детьми, и одна. Ксавье был непревзойденный лыжник, Татьяна каталась не хуже, но уступала ему в бесстрашии. Они завели кучу приятелей и каждый вечер куда-нибудь уходили. Саша по большей части ужинала одна в номере. Ее это ничуть не огорчало. У нее были с собой книги, а бурная ночная жизнь ее не привлекала. В Париж она вернулась отдохнувшая, умиротворенная и счастливая. Татьяна пробыла еще несколько дней, она спешила в Нью-Йорк, где собиралась искать работу, а Ксавье побыл на пару дней дольше, после чего укатил в Лондон. Еще до его отъезда прибыли слайды Лайама Эллисона, и, к удивлению Саши, они оказались весьма интересными. Они произвели на Сашу сильное впечатление, но, прежде чем принять решение и взяться представлять интересы Лайама, нужно было взглянуть на сами картины.
– Постараюсь приехать на той неделе, в крайнем случае – через неделю, – пообещала Саша сыну. Но поездка состоялась лишь в конце января. В Лондоне ей предстояло повидаться с тремя художниками, чьи картины она выставляла, и познакомиться с Лайамом Эллисоном. С некоторой тревогой Саша запланировала эту встречу на последний вечер перед отлетом в Париж. После всего, что она знала о нем от сына, представлять его интересы ей отнюдь не хотелось, но не оценить его талант было невозможно. Саша понимала, что познакомиться придется. И нисколько не пожалела об этом, когда оказалась у него в студии.
В студию Лайам повел ее сам. Он был взволнован и напряженно улыбался. С Сашей приехал Ксавье и теперь ободряюще похлопывал приятеля по плечу. Он знал, что друг очень волнуется. Саша держалась подчеркнуто сухо и деловито, почти сурово. Она была вся в черном – брюки, свитер, сапоги, и, как всегда, ее цвета воронова крыла волосы были собраны в пучок. Пожимая ей руку, Лайам сам подивился тому, какой ужас ему внушает эта миниатюрная женщина. Почему-то ему казалось, что оценка его работ из ее уст, какой бы она ни была, определит всю его дальнейшую жизнь. Если она их забракует или сочтет не соответствующей уровню ее галереи, это станет для него физическим ударом. Лайам смотрел, как она ходит по студии, и чувствовал себя беспомощным и беззащитным. Саша вежливо поблагодарила его за приглашение. Ему было невдомек, что за ее внешней строгостью скрывается на самом деле большое смущение. Ее интересовала не столько личность художника, сколько его произведения. Но она не могла не признать, что и сам Лайам производит сильное впечатление. Она много слышала о нем от Ксавье и знала, какой он взбалмошный и неуправляемый человек. Единственным сдерживающим фактором для него служили жена и дети. В глубине души Саша надеялась, что, будучи отцом семейства, Лайам не может быть таким уж безответственным типом. Ксавье никогда не говорил, что тот гуляет направо и налево. По его словам, Лайам был человек неуправляемый и большой хулиган, никакие правила для него не существуют. Любая попытка указать ему, как себя вести, встречает сопротивление и воспринимается, как желание его притеснить. Если верить Ксавье, Лайам был убежден, что художник не может подчиняться общепринятым правилам и нормам и волен делать все, что заблагорассудится. Ей был знаком такой подход, но с подобными личностями бывает тяжело иметь дело. Они работают, только когда им этого хочется, а когда нет – резвятся вволю и в результате никогда не выдерживают оговоренных сроков. Такие мужчины ждут, чтобы с ними нянчились, как с малыми детьми. Судя по всему, его жена делала это охотно. Саша же не имела никакого желания становиться чьей-то нянькой, даже такого обаятельного красавца. Если он серьезно относится к работе, к своему таланту, то пусть и ведет себя как взрослый человек. Пока же, насколько можно было судить по рассказам Ксавье, Лайам еще не повзрослел. Но в конечном итоге определять их отношения будут его работы.
Саша неторопливо прошла к дальней стене студии, где Лайам развесил несколько больших картин. На мольбертах стояли три работы поменьше. Полотна произвели на Сашу потрясающее, мощное впечатление, он смело пользовался цветом, а большие размеры картин лишь усиливали воздействие. Она долго смотрела на картины и едва заметно кивала головой, а он стоял, затаив дыхание. Ксавье знал, что Сашино молчание – Это хороший знак. Но этого не знал Лайам. Он следил, как Саша внимательно изучает его картины, и обмирал от страха. Когда она наконец повернулась к нему, у него буквально перехватило дыхание. Саша произнесла пять слов: «Картины великолепные. Я их беру». Потом он признался ей, что в этот момент чуть не упал в обморок. Он издал победный вопль, схватил ее и закружил по комнате, оторвал от пола и наконец, с глупой улыбкой на лице, поставил на место.
– Господи, поверить не могу! Я вас обожаю! Бог мой! Я уж думал, вы все забракуете, скажете, что все это гроша ломаного не стоит.
– Стоит! Еще как стоит! – Она улыбнулась. Саша радовалась за него и была благодарна Ксавье за то, что он нашел Лайама и вытащил ее сюда. – Работы превосходные. Вы так чувствуете цвет, так передаете его, что дух захватывает. У меня даже слезы навернулись. Но имейте в виду, раньше, чем через год, выставку мы вам устроить не сможем. У нас все наперед расписано. Я хочу выставить вас не в Париже, а в Нью-Йорке.
Парижские выставки всегда проходили более камерно. Все значительные выставки современного искусства Саша предпочитала делать в Нью-Йорке. Ксавье отметил про себя и этот добрый знак, надо будет потом Лайаму сказать. Он не хотел выдавать все Сашины секреты при ней. Сейчас он искренне радовался, что устроил эту встречу. Он тоже считал Лайама потрясающим художником и был счастлив, что его мать разделила его мнение.
