Самозванка - Гамильтон Диана (версия книг TXT) 📗
— Ни в коем случае не могу допустить, чтобы вы потеряли сон из-за такого пустяка, сеньор. Корделия — это мое сценическое имя. Мне казалось, что обычное, старое ?Кэти? выглядит как-то слишком уж просто. Вы удовлетворены?
Ему не остается ничего иного, подумала она, выскальзывая за дверь. Придется придумать какие-нибудь более хитрые вопросы, чем этот, если он хочет поймать меня на лжи — подвыпившую или абсолютно трезвую. Быстро же я становлюсь специалистом по вранью…
Кэти закрыла глаза, стараясь спрятаться от вибрирующего белого сухого жара, и пониже опустила на лицо широкие поля соломенной шляпы, которую одолжила ей Роза.
Она приехала сюда, к самому дальнему краю виноградников, на тракторе с Рафаэлем, старшим сыном Пакиты и Томаса, и уже через минуту стала искать хоть клочок тени.
Позади нее трактор с ревом исчез из виду, оставив в неподвижном воздухе облако белесой пыли. Здешняя земля треугольником раскинулась между Кадисским заливом и городами Херес, Пуэрто-де-Санта-Мария и Санлукар-де-Баррамеда и омывается реками Гвадалквивир и Гуадалете.
Больше нигде в мире не производится таких уникальных вин. Все это она узнала от Розы, которая твердо решила просветить ее.
В последние дни Кэти успокоилась и расслабилась. Она объясняла это проявлением дружеских чувств со стороны Розы и отсутствием Кампусано.
Не то чтобы он уехал из поместья, нет. Но ужинал каждый вечер где-то вне дома. Со своей матерью, объяснила Роза. Но с цинизмом, появившимся в ней неизвестно откуда, Кэти мысленно возразила: та дама, с которой он регулярно ужинает, должна быть намного моложе донны Луисы и отношения между ними, уж конечно, никак не походят на отношения матери и сына! И злость, которую она испытывала всякий раз, когда слышала, как он возвращается под утро, возникала, конечно же, только из-за того, что он силком увез ее из Англии, а сам напрочь забыл не только о ее существовании, но и о цели ее визита — представить ребенка бабушке.
О существовании самого Джонни он, конечно же, прекрасно помнил. Каждый вечер он выбирал время, обычно перед тем, как уехать на ужин или уединиться у себя в кабинете, чтобы поиграть с малышом. И его улыбка, его смех, светившаяся в глазах любовь были самыми неподдельными. Столь же искренними были равнодушие и неприязнь, когда он смотрел на Кэти. И что-то еще, как будто он искал ответа на вопрос, который начинал раздражать его.
Кэти постаралась отогнать от себя воспоминания об этом загадочном вопросе, который она с удивлением встретила в его спокойных серых глазах не далее как сегодня утром, и осторожно перешагнула через ограду загона. Весенние цветы, красочными пятнами разбросанные в невысокой еще изумрудной траве, радовали ее глаз художника, алая экстравагантность маков и золото ракитника согревали сердце. Было просто невозможно оставаться раздраженной и мрачной в этом чудесном, щедром уголке Андалузии. Она уже почти полюбила этот край и чувствовала себя здесь как дома. Каждый день, пока ребенок спал, она просила Розу присмотреть за ним и отправлялась на поиски пейзажей, которые потом, когда они с Джонни вернутся домой, можно будет перенести на холст или картон.
Она не могла позволить себе остаться совсем без работы и целиком заняться воспитанием ребенка, поскольку накоплений у нее не было. И потому с ранней весны, положив Джонни в коляску, отправлялась на поиски малоизвестных уголков Лондона, делая быстрые наброски, снимая несколько кадров на фотопленку и подробно описывая цветовую гамму.
Работать по такой методе оказалось совсем не так трудно, как представлялось сначала, и то, что делала в Лондоне, она прекрасно могла делать и здесь. Ей это было просто необходимо, ведь чек за картину, на которую она наносила последние мазки, когда в ее жизнь, точно бомба, ворвался Хавьер Кампусано, дал ей возможность заплатить за два месяца вперед за квартиру и положить в банк небольшую сумму для оплаты просроченных счетов, кои при возвращении наверняка будут поджидать ее. Оставшиеся деньги она взяла с собой на случай непредвиденных обстоятельств. Больше у нее ничего не было.
Перевесив повыше на плече лямку мольберта, Кэти быстро зашагала к видневшимся неподалеку соснам. Легкий ветерок прижимал к телу тонкую ткань ее платья. У Корди отвалилась бы челюсть от удивления, если б она сейчас меня увидела! — подумала Кэти.
Пару лет назад, перед этой злополучной поездкой в Севилью, Корди нанесла ей один из своих редких визитов. Кэти тогда снимала маленькую, но очень удобную квартирку неподалеку от агентства.
— На-ка вот, можешь оставить это себе, — проговорила Корди, вытаскивая из чемодана легчайший сверток. — Хотя не думаю, что ты когда-нибудь будешь его носить, ты слишком уж чопорная и правильная, и вообще настоящий синий чулок. Так что, если оно будет уж слишком тебя раздражать, снеси его в комиссионку.
— Премного благодарна, — сухо ответила Кэти, держа платье на вытянутых руках.
Мягкая, кремового цвета ткань была почти прозрачной, само платье оказалось свободного покроя, развевающееся, без рукавов, с крохотными пуговичками из жемчуга, шедшими от обманчиво скромного выреза до низу. Было оно очень красивым и наверняка весьма дорогим.
— Для меня оно слишком дамистое, — объяснила Корди. — Не знаю даже, что на меня нашло, зачем я его купила.
Кэти тоже не носила это платье, но и не торопилась избавиться от него. Она всегда предпочитала спокойные, умеренные, строгие наряды, подходящие к ее стилю жизни и ее пониманию себя как бледной тени своей очаровательной сестры. Однако продолжала хранить его, потому что оно было красивым и несколько фривольным, а когда Кампусано велел ей взять с собой в поездку самую легкую одежду, она сразу подумала об этом платье, потому что единственными легкими вещами в ее гардеробе были хлопчатобумажные брюки и несколько таких же блузок.
И теперь ее саму удивляло, что от скольжения мягкой, тонкой материи по коже она чувствовала себя такой женственной, как будто ее тело тает, становясь единым целым с легким душистым ветерком, со жгучей лаской андалузского солнца. Она, конечно же, не считала себя ни слишком чопорной, ни слишком правильной, и уж ни в коем случае — не синим чулком. Но если быть честной, у Корди были основания так говорить.
