Палитра счастья (СИ) - Сергеева Оксана (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Налила кофе в чашки. Потом подумала, почему, собственно, кофе, и заварила чай. Он уже должен был спуститься. И спустился. Поцеловал её в макушку и открыл холодильник.
— Я сегодня голоден. Я зверски голоден.
Она откусила яблоко.
— Чай или кофе? — упавшим голосом. Помимо воли.
— Можно чай. Эви? — он внимательно посмотрел на неё.
— Яблоко кислое, — она скривилась.
Он притянул её руку и откусил яблоко.
— Нормальное. Яблоки нужно есть после еды, — с умным видом.
— Какая разница, — она махнула рукой. — Расскажи… — поймав его вопросительный взгляд она кивнула на плечо, на выглядывающего из под футболки зелёного дракона. — Расскажи почему ты сделал её…
— Я же говорил, по дурости… был пьян… на спор…
— Врёшь, — она прищурилась и облизнула пальчик, закончив резать колбаски.
Отвлекалась. Старалась выкинуть эти глупые слова из головы, уйдя в готовку этих бутербродов. Его любимых. Она даже не задумалась нужно ли ей их готовить, чего ему хочется и вообще, будет ли он завтракать. Она просто заняла свои руки, чтобы отвлечь буйную голову. Понимала, что ещё несколько минут её активного мышления и в голове у неё разверзнется целая трагедия. Она сама снова всё испортит. Сама придумает и додумает всё, что надо и не надо. А она так хотела от этого избавиться. От всего лишнего.
— Я жду. И не делай вид, что ты меня не слышал или не понял, — спокойно, но решительно.
— Хочешь историю моей жизни? — спросил он слегка равнодушным тоном.
— Да. Ты всё про меня знаешь, а я нет.
— Хорошо, — он помолчал, а потом продолжил. — Моя травма… это не авария, и не несчастный случай, как может быть сказала тебе мама. Это насильственная травма.
Она посмотрела на него. Он достал из холодильника апельсиновый сок. Налил в стакан и безучастно продолжил, будто речь шла не о нём, а о ком-то постороннем.
— Насильственная… — эхом повторила она. — Как?
— Нападение… избиение… бита не всегда спортивный снаряд, предназначенный только для известной нам игры.
— Боже… — она просто представила.
— Меня вряд ли хотели убить… только выбить из колеи… рука… нога… плечо… не важно. Главное, чтобы я не смог плавать. Это было плечо. И я больше не смог.
— Но ты же…
— Нет, — он горько усмехнулся. — Нет, не так. Профессионально. Я не смог бы удержать ту планку, которой достиг. Никогда не смог бы добиться большего. Легче вообще отказаться, чем упасть вниз, скатиться на самую последнюю ступень.
— А те кто это сделал?
— Сыночки богатых папочек… неприкосновенные.
— Это ужасно…
— Да, наверное… — так же равнодушно продолжал он. — Поэтому я и сделал эту татуировку. Познакомился с одним японцем. Он и запудрил мне мозги. Но я тебе не соврал. Перед этим я пил, — он засмеялся, только без особой радости. Прислонился спиной к холодильнику.
— Я догадывалась, что это не случайно. Я знаю её значение. Мы изучали японскую живопись… подобная символика мне знакома. В Японской культуре дракон ассоциируется с вековой мудростью и огромной силой. В восточной мифологии дракон это независимое бесстрашное существо. Ты не мог не знать этого, когда делал татуировку. Поэтому я и спросила, почему ты сделал именно такую тату.
— Да, я знал. Для меня это своего рода защита.
Эва призадумалась, что же она ещё знает о драконах.
Татуировка дракона означает талисман или оберег несущий символ власти и могущества, который защищает человека от всевозможных бед.
Не только одно это благородное значение имеет дракон. Нередко он показан как существо несущее разрушение и извергающее огонь.
Весьма символично…
— Но она такая яркая. А ты ведь так давно её сделал…
— Я обновлял её несколько раз.
— Да? — она была искренне удивлена.
— Почему ты так удивляешься?
— Тебя в больничку не загонишь, чтобы укол сделать… а тут…
— Я не боюсь боли и больницы ненавижу не поэтому. Просто в своё время я слишком много времени там провёл, — он сел за стол и она поставила перед ним тарелку с горячими бутербродами. Они так вкусно пахли. Так аппетитно.
Он сказал, что провёл в больнице слишком много времени, но не сказал сколько.
Он сказал, что не боится боли, но не сказал, сколько ему пришлось её вытерпеть, разрабатывая плечо и надрывая себя в бассейне.
Он сказал ей, что ушёл из профессионального спорта после травмы, но не сказал, чего ему это стоило. Не рассказал, как потерялся в жизни. Как потерял весь её смысл. Как бился сам с собой и со всеми вокруг. Не упомянул, как Марта тихо плакала, наблюдая его метания и какой потерянный был в тот период отец, не имеющий сил помочь ему. И не сказал, как ненавидел всех вокруг…
— И ты поступил в Йель…
— Да, и я поступил в Йель, — подтвердил он и взял с тарелки бутерброд. — Слава Богу, что кроме всего прочего у меня есть мозг. Но самое главное, что я научился им пользоваться. Это единственное, что мне оставалось.
— Очень успешно, я так понимаю… — она достала свои баночки с витаминами. Высыпала из всех по таблеточке и проглотила, запив водой. Потом села за стол.
— Я ушёл из спорта, но я спортсмен по жизни. Просто я нашёл замену. Работа для меня спорт. Такой же, где главное результат. Сам ставлю себе условия и работаю на результат, — она пыталась отвлечься на его слова. Но мысли её возвращались к тем гадким словам. Она хотела выбросить их из головы. Но они возвращались.
— Я так понимаю, это была твоя теория зависти, — она вспомнила их разговор и то, что он обещал рассказать свою историю.
— Да, именно.
— Но ведь это же не всё… не поэтому же ты упёрся в работу… не поэтому стремился покорить другие вершины… — она пристально смотрела на него поверх чашки.
Он не ушёл от ответа:
— Я хотел узнать, что чувствуешь, когда можешь всё.
— И что? — она затаила дыхание. — Что ты почувствовал, когда добился всего этого?
Он прожевал кусочек бутерброда.
— Ничего.
— Ничего? — не веря переспросила она.
— Да. Я ничего не почувствовал. Потому что когда достиг этого, у меня были уже другие цели, — он посмотрел на часы.
Она не сводила с него взгляда. Его жизнь это работа. Он говорил с ней, но думал о другом. Он думал о работе. Думал, как бы ему не опоздать. Не выйти из тех рамок, которые он себе установил. Он сказал, что должен быть в офисе к девяти часам утра. И для него нет ничего важнее, чем быть там в это время.
Он поймал её внимательный взгляд.
— Ты хотела услышать больше? А больше ничего нет, Эва. Во мне нет никакой интриги. Абсолютно, — ей показалось, что он сказал это жёстко. — Никакой интриги нет.
Это так и крутилось у неё на уме. И она спросила:
— Если бы… Если бы у тебя была возможность всё изменить… Или просто вернуть ту твою жизнь без травмы… Ты бы согласился?
— Да.
Он даже не подумал. Даже на секунду не задумался. Он сразу сказал «да», согласившись на ту жизнь, в которой наверняка ей не нашлось бы места.
— А ты говоришь, нет интриги. Да ещё какая интрига. Очень трогательная история. По крайней мере достаточная, чтобы вызвать жалость у беременной женщины, — едва открыв рот она поняла, что не стоит этого говорить.
Знала, что не стоит, но не смогла остановиться. А когда сказала, готова была откусит себе язык. Готова была сделать всё, что угодно, лишь бы эти слова никогда не повисли в воздухе.
А они повисли. Кажется, застыли над ними двоими. И не было больше ничего. Ничего.
Он не ответил. Не сказал. Не вспылил. Не вскочил с места. Хотя она со страхом напряжённо ожидала его реакции. Но её не последовало. Никакой. Ничего.
Он только смотрел на неё. Но так, что лучше бы просто ударил. Он смотрел на неё долго и изучающе. Смотрел допивая свой, как всегда слишком сладкий чай. Смотрел, доедая свои любимые бутерброды. Самые вкусные. А она научилась их готовить так, что даже Минни позавидовала бы.
Он снова посмотрел на часы. Не торопясь. Не спеша. Дожёвывая последний кусочек. Медленно. Словно её слова он прожёвывал тоже.
