Человек в зеркале (ЛП) - Ле Карр Джорджия (читаемые книги читать txt) 📗

Я перемешала краски на палитре и протянула ему кисть.

— И что же мне нарисовать? — спросил он, наморщив лоб с тревогой.

— Эй! — Сказала я, дотронувшись до его руки. — Ты нервничаешь?

Он кивнул.

— Почему?

Он повернулся и посмотрел на белого змея.

— Я хочу, чтобы он понравился маме.

— А-а, — поняла я.

— Это твой воздушный змей, так что рисуй все, что пожелаешь.

От чего он нахмурился и застыл еще больше. Я поняла, что для него было просто необходимо, вплоть до отчаянья, получить одобрение матери.

Я поняла, что должна что-то предпринять, чтобы выйти из этого тупика. Может мне стоит стимулировать и дальше, вернув его к тому, как ведут себя все дети его возраста. Поэтому я подалась к нему и прошептала на ухо:

— Может, нам просто стоит забрызгать его краской? Окунуть руки в краску и разрисовать его своими разноцветными отпечатками ладоней…

— Рисовать пальцами — это для младенцев, — презрительно заявил он.

Я подняла обе руки вверх, признавая свое поражение.

— Да, сэр.

Положила змея на пол, а потом увидела, как он наклонил голову и принялся за работу. Я внимательно наблюдала за ним, как он начал рисовать с угла. Сначала появилось солнце. Ярко-желтый круг с точными лучами-палочками вокруг, затем зеленая трава, травинки, которыми он тщательно нарисовал на половине воздушного змея. На второй половине белого пространства он нарисовал маленькое круглое лицо с туловищем тростинкой.

Он нарисовал прядь желтых волос, завитки, видно это он рисовал себя, потом стал рисовать мать. Она тоже вышла с фигурой палочкой, в последний момент он нарисовал на ее ногах, таких же палочках, красную жирную точку, представляющую ее туфли. Он проделал то же самое с ее губами, в то время как ее светлые волосы стали с такими же желтыми завитками, как и у него.

Мне казалось, что он на этом остановится, но тут он начал рисовать более высокую фигуру. Мое сердце медленно забилось, пока я молча наблюдала за происходящим. Он нарисовал две черные точки своих ботинок, но потом снова взялся за кисть и выкрасил лицо отца в черный цвет.

— Почему ты так делаешь? — Я повернулась к нему. — Зачем ты выкрасил его лицо в черный цвет? Я даже не вижу его губ.

— Это маска, — тихо сказал он, обмакивая кисть в белую краску, изобразив улыбку на черном лице. Он испуганно вскрикнул, когда краска размазалась, и в замешательстве посмотрел на меня.

— Это легко исправить, — сказала я и забрала у него кисточку. Смыла белую краску и покрасила в том месте черной, вернув ему кисточку. От старания высунув язык, он осторожно нарисовал повторно белую улыбку на черной маске своего отца. Затем, к моему удивлению, он с помощью кисточки соединил свою крошечную ручку-палочку с рукой отца. И улыбнулся мне, объявляя о завершении своей задачи.

— Твой отец держит тебя за руку? — Спросила я.

Он кивнул.

— Я очень давно его не видел. Мама говорит, что он очень занят.

— Ты скучаешь по нему, Закари?

Его ответ меня удивил.

— Он заставляет меня плакать.

Затем он поднялся на ноги, также поднял змея и передал его мне.

Мы положили его сушиться, и я потянулась к водяным шарикам. Следующие двадцать минут ушли на то, чтобы наполнить их водой из-под крана. К тому времени, как мы закончили, его одежда была наполовину мокрой, его щеки порозовели от смеха, вызванного тем, что он изо всех сил старался завязать шарики, чтобы вода не выплескивалась наружу.

— Нам нужна певунья, — сказала я.

— Что такое певунья?

— Тот, кто умеет петь.

— А ты умеешь?

Я выпятила грудь, но почему-то начала смеяться.

— Ну, я имею в виду, что не так уж и плоха.

— Спой что-нибудь, — попросил он.

Я махнула рукой, как будто перед нами собралась толпа, которая ждала, затаив дыхание, услышать мое потрясающее пение. Закари лишь с любопытством уставился на меня.

— Лондонский мост… — взвизгнула я.

— Не-е-ет! — закричал он, прижимая ладони к ушам.

Мои глаза чуть не вылезли из орбит.

— У тебя настолько громкий голос?

И он начал хихикать.

— Тогда пой ты. — Я подтащила к нам ведро с шариками. — Мы будем ими перебрасываться, но, когда песня закончится, у кого будет шарик, может раздавить его о голову другого. — Он взвизгнул от восторга, предвкушая, как раздавит о мою голову воздушный шарик, я снова была поражена, насколько он изменился за одно утро.

— Я начну, — крикнул он и запел, — бэ, бэ, паршивая овца.

Я подумала, что должна ему поддаться и позволить выиграть первый раунд, но поскольку он никогда раньше не играл в эту игру, мне необходимо было ему показать, как это делается. Поэтому с большим волнением, чем обычно, я раздавила неоново-зеленый шар на его голове. Вода хлынула по его лицу на одежду. Его смех гремел до небес, а глаза сверкали от радости. Я позволила ему выиграть следующий раунд, и он жестко обошелся с шаром.

Мы продолжали веселиться, пока оба не промокли до нитки.

— Пойдем, — сказала я, беря его за руку. Мы направились на улицу, перебрасываясь шариком друг с другом. — У кого он вывалится из рук, того и обливаем.

Мы играли до тех пор, пока оба уставшие не повалились на траву, после полноценного боя на воздушных шарах.

По всей траве валялись куски взорванной разноцветной резины.

— Тебе не холодно? — Спросила я его.

— Нет, — сказал он, хотя мне показалось, что он начинает замерзать в мокрой одежде.

— Ну же, пойдем в ванную. — Мы поднялись и, к нашему удивлению, обнаружили, что весь персонал собрался у главной двери, глядя на нас с веселым выражением на лицах.

— Мы сфотографировали вас, — выкрикнула Кэрри.

— Тогда и еще раз. — Крикнула я в ответ и подняла Закари так высоко, как только мог. Он взвизгнул от неожиданности, радостно смеясь, размахивая ногами.

Фотография была настоящим совершенством.

17

Бретт

Впервые с тех пор как я выписался из больницы, я посетил Лондон, вообще выбрался куда-то, но все шло хорошо. Я встретился с Логаном, работая над новым инвестиционным проектом, но все равно мне было приятно покинуть замок. Даже спина у меня не болела. Я провел рукой по большому шраму на бедре. На самом деле, даже моя нога была полна сил. Хотя я долго ходил в течение дня, но она не пульсировала и не болела.

Возможно, вся моя боль была у меня в голове.

Когда я вернулся в замок, было уже около полуночи. Первым делом я раздвинул шторы, взглянуть, горит ли свет в комнате Шарлотты. Но там было темно, но маленькая ночная лампа в комнате Закари горела, потому что ее зеленоватый свет отражался в окне.

Я нахмурился. Конечно, в это время он должен уже спать.

Я взял телефон и позвонил Барнаби, чтобы попросить его проверить Закари. Но словно по сигналу, свет в комнате Закари погас, а через несколько секунд зажегся в комнате Шарлотты. Занавески у нее были раздвинуты, и я увидел, как она передвигается по комнате. Должно быть, до сих пор она находилась в комнате моего сына.

— Сэр? — Послышался голос Барнаби.

Я был так поглощен наблюдением за Шарлоттой, что забыл, что все еще держу у уха телефонную трубку внутренней связи.

— Извините за беспокойство, Барнаби, — сказал я. — Я хотел кое о чем вас попросить, но передумал.

— Все в порядке, сэр. Спокойной ночи, — сказал он официально.

Я пожелал ему спокойной ночи и повесил трубку. Засунув руки в карманы, стал наблюдать за ней. У нее была соблазнительная фигура. Именно такие женщины мне и нравились. Вернее, раньше нравились. Прошло уже столько лет, когда у меня возникало желание к женщине, я и забыл, как начинает реагировать тело, желая женщину. Из окна моей башни она не казалась мне пожилой. На вид ей было лет двадцать с небольшим.

Я набрал номер ее комнаты и стал ждать.

— Алло? — произнесла она, и я обратил внимание на трепет, пробежавший по телу.

— Неужели Закари только что заснул?