Богинями мы были и остались - Туманова Юлия (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Нехорошо рыться в вещах супруга! — заявила я. Несколько мгновений Аллочка смотрела на меня не мигая. Наконец смысл моих слов дошел до нее полностью, и она подскочила на стуле:
— Ах какие мы правильные! Учить меня вздумала, рвань подзаборная? А я-то думала, мы с тобой по-хорошему договоримся. Ну теперь пеняй на себя!
Выпалив все это на одном дыхании, Уклюйко поскакала к входной двери. Ее прическа возмущенно колыхалась под потолком.
В прихожей еще раз взглянув на меня сверху вниз, Аллочка заявила:
— Дура ты, риелторша, самая настоящая дура! И за это поплатишься!
— Иди отсюда, каланча, — мирным голосом предложила я.
Ее лицо вспыхнуло, но на оскорбление Алла никак не ответила. Разве что моя дверь пострадала от ее крепкого, отчаянного удара каблуком.
Мне нужно было успокоиться. Я сделала еще кофе и с чашкой в руке подошла к окну. В этот момент госпожа Уклюйко садилась в шикарную иномарку, прижимая к уху мобильный. Судя по ее резвой артикуляции, Аллочка была вне себя от гнева.
Когда я более-менее пришла в себя и стала собираться на встречу с Баландиным, зазвонил сотовый телефон.
— Я по объявлению, — отрапортовал мужской голос, — вам нужны две двухкомнатные квартиры?
Я радостно подтвердила, что нужны, и подумала, что есть все-таки справедливость на свете. Госпожа Уклюйко может подавиться своими оскорблениями и своими деньгами! Теперь я, назло ей, проверну эту сделку без сучка без задоринки и как можно быстрее. А на старости лет буду вспоминать, как помогла одному продюсеру освободиться от грымзы-жены!
— Подъезжайте сегодня на Краснопрудную, — между тем скомандовал в трубку незнакомец, — посмотрите.
— Э… А ваши квартиры далеко друг от друга? — вспомнила я одно из условий Уклюйко.
— Ну далековато, — неохотно признались на том конце провода.
— Замечательно! Диктуйте подробный адрес.
Я буквально подпрыгивала от радости и нетерпения. С этого момента меня просто-напросто преследовала удача. Во-первых, я позвонила Уклюйко, и он оказался дома, мало того, согласился сегодня же посмотреть обе квартиры. Во-вторых, у меня был отличный повод отменить встречу с Баландиным, все-таки, какой бы неизбежной она ни была, можно это отложить на завтра. Или на следующий год! Я вздохнула с облегчением, когда Ванька все-таки понял, что сегодняшнее свидание не состоится, и повесил трубку.
Эти два телефонных звонка настолько порадовали меня, что последующий за ними ничуть не убавил настроения.
— Скажи Сене, что я научилась пюре делать, — вместо приветствия попросил уже знакомый женский голос. В нем звучали нотки безысходной тоски.
— Ладно, скажу, — пообещала я, даже не разозлившись.
— Он так пюре любит! — вздохнула моя собеседница.
— И тебя он любит, — ляпнула я, не подумав. Настроение было хорошее, и хотелось, чтобы остальные тоже радовались жизни, как и я. — Он вернется, вот увидишь. Если хочешь, можешь мне пока звонить, поболтаем. Меня Марина зовут, а тебя как?
— Стерва ты, Марина, — констатировала женщина, — мужика увела, а теперь еще и нервы треплешь. Отпусти Сеню, слышишь?
— Да слышу, слышу, только никакого Сени здесь нет — терпеливо объяснила я, — ты не тот номер набираешь.
Дрожавшим голосом она быстро перечислила цифры — это был мой телефон.
— Ну не знаю, — вздохнула я, — может быть, что-то с линией происходит. Это мой номер, только Сени здесь нет. Ты не переживай…
— Про пюре скажи, — напомнила она строго и отключилась.
Обиделась, должно быть. Прокручивая в голове наш нелепый разговор, я не могла понять, что меня настораживало в нем. Что-то было не так. По большому счету, конечно, ситуация вообще была ненормальной, но к этому я уже привыкла. Что конкретно мне не понравилось в ее словах? Номер телефона. Свой домашний я указывала в объявлении. А мужик насчет обмена звонил на мобильный. Как он его узнал?
Одеваясь, я все думала над этим, но ответа найти не могла. Странно, конечно, но, в конце концов, все, наверное, объяснимо. Приеду на место, спрошу.
Жаль, что я снова не прислушалась к своему внутреннему голосу, который робко призывал меня быть осторожной.
Дожди закончились, солнце ласкало первые, тонкие травинки, шелестела ранняя листва, и такая светлая печаль ложилась на сердце, что хотелось петь романсы или кружиться на мостовой в сумасшедшем ритме диско.
Предложение Егора насчет совместных выходных оставалось в силе, и через неделю, вечером в пятницу, мы отправились за город. На этот раз коттедж друзей был занят, поэтому нам предстояло ночевать в палатке на берегу речки, что меня нисколько не беспокоило. С Егором я согласилась бы и на ночевку на Северном полюсе.
Всю дорогу я развлекала любимого байками о работе, радио в машине все равно сломалось, так что альтернативы у Горьки не было. Он слушал меня внимательно и время от времени даже умудрялся вставлять нечто «да, дорогая», «конечно, милая», «несомненно, прелесть моя». Когда он три раза подряд положительно ответил на мой вопрос, нельзя ли остановить машину, при этом не сделав ни единой попытки притормозить, я немного расстроилась. Но, отлучившись в лес и пару минут, забыла о своих обидах и болтала дальше без умолку.
Река, в которой плавали отражения позеленевших уже деревьев и кусочки пушистых облаков, похожих на сладкую вату, поразила меня. Егор ставил палатку, а я носилась вдоль берега, словно радостный жеребенок, и не было на свете никого счастливее меня.
— Давай тут насовсем поселимся, — предложила я во время ужина.
Егор улыбнулся, при свете костра его лицо казалось загадочным и совсем молодым, словно передо мной сидел мальчишка, затеявший бежать в Антарктиду или лететь на Луну.
— Запросто, — сказал этот мальчишка и стал меня целовать.
Мы повалились на холодную землю, но Горе быстро поднялся, подхватил меня на руки и отнес в палатку на плече, словно первобытный человек свою добычу. Для пущего эффекта я повизжала, напугав разве что комаров. Вокруг не было ни души — только мы, звезды и ветер с реки.
А через два дня, успев пару раз поссориться, сломать палатку, утопить фотопленку и потерять крем от комаров, мы возвращались в город, чтобы разбежаться в разные стороны. Его гостиница была на окраине, я жила почти в центре. Да и вообще, мы были разные во всем. Я болтушка, он молчалив, у меня высшее образование, он необразованный, свободный художник, мне нравится целовать его, ему, наоборот, меня. Последнее высказывание, кстати, говорит о моем бедном воображении и своеобразном чувстве юмора. Егор же, как истинный художник, обладает богатой фантазией, к тому же он настоящий хохмач, если в настроении.
Мы расстались дружелюбно, бывало хуже. Но мне казалось, что эти выходные — наш последний совместный поход куда-либо. Два дня наедине многое изменили. Я точно осознала, что хочу быть с ним всегда, постоянно, но, видимо, слишком давила на него: Егор, в отличие от меня, вовсе не стремился к совместной жизни. Даже наоборот, после этих выходных он как никогда рвался на свободу.
— Мариш, у меня на следующей неделе выставка в Питере…
— Милая, я зимой собираюсь во Францию…
— Мне кажется, малыш, тебе неудобно приходить в гостиницу…
И так двое суток подряд, все его разговоры были о том, что нам нужно видеться как можно реже, потому что он много работает, а я, стало быть, его отвлекаю.
Когда я оказалась дома одна, мне даже плакать не хотелось и не моглось. Я знала, слезы не помогут преодолеть одиночество и с горечью не справятся.
Оставалось выть по-звериному, пытаясь заглушить звенящую, бесконечную тоску.
В сутках, как всегда, было двадцать четыре часа, и эта прорва времени бесконечно меня пугала. Почему-то, когда Егор уезжал, понятия пространства и времени смещались, казалось, даже работа не забивает пустоту, не отнимает ни сил, ни мгновений. Свободные часы, которые нечем было наполнить, приводили меня в ужас. Всю неделю я потратила на то, что считала дни и тысячу раз проигрывала в уме нашу встречу. А будет ли она? А какой она будет?
