Большие люди (СИ) - Волкова Дарья (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
Вот тогда Гоша понял — у него есть брат. Впрочем, похоже, понял это не он один.
Дверь кабинета стукнула, закрываясь за Ларисой. Наконец-то его оставили одного! Как же быстро он привык к тому, что Гошка на работе. А категорически не хотел разбирать с Ларисой какие-то мелкие, по его мнению, финансовые вопросы. Как ему не хватает Георгия! Но он сам сегодня настоял на том, чтобы младший остался дома. Гриша не слепой — видит. Похоже, нагрузку они так и не сумели правильно дозировать, как им массажист велел.
Воспоминание о девушке, которая делала Жорке массаж, кольнуло легким чувством стыда, но он от него отмахнулся — дело прошлое, в настоящем и без этого забот хватает. Но в одном эта… Люся? да, кажется, Люся, была права. Неправильно рассчитанная нагрузка — и все ее усилия пошли прахом, у Гоши опять спина болит, и сильно. Эх, как же он за младшим недоглядел?!
Сегодня Гошка дома, но не факт, что это имеет какой-то смысл. Все равно брат наверняка сидит за компьютером — даром вчера кучу бумаг с работы взял. И файлы какие-то на флэшку перед уходом из офиса копировал. Вот и что с ним делать? Загоняет себя, паразит этакий!
Григорий невесело усмехается своим мыслям, рассеянно глядя на падающий за окном снег. А ведь когда-то, давным-давно, он страстно хотел, чтобы противный приставучий младший брат куда-нибудь исчез из их с мамой жизни.
Своего отца он не помнил совсем. Гошкиного отца, дядю Сашу, помнил смутно. Помнил, что тот был веселый, часто рассказывал какие-то истории и играл с Гришей в машинки. Но слишком недолго он пробыл в Гришиной жизни, а детская память коротка.
Но вот «подарок», который им оставил дядя Саша, он запомнил очень хорошо. Младший брат ужас как мешал. Грише бы на улицу, гулять, а он сидит дома с младшим, потому что мать ушла в магазин, а там очереди и это надолго. А на улице лето, и друзья кричат в окно, а он тут сидит, караулит эту плаксу-канючилу!
Сколько раз он смотрел на ревущего младшего и думал… О том, как было бы хорошо, если бы он куда-то исчез. Потом Гошка подрос и стал таскаться за ним следом всюду. И это было еще хуже, чем когда Грише приходилось сидеть с братом дома. Потому что это лишало его ощущения свободы.
Все изменилось в тот день, в заброшенном недостроенном доме. Когда он услышал крик брата… когда обмер от ужаса… когда подбежал и понял, что случилось… По своей детскости он не очень задумывался о том, что брат мог серьезно повредить себе что-то при падении — тем более, что тот так голосил: «Гриша! Забери меня отсюда! Мне страшно!». Но вот в то, что младший там умирает от страха — в это он поверил сразу, потому что знал, как Жорка боится темноты — сам же его не раз пугал.
Дальнейшее помнит смутно, действовал по наитию. Что говорил брату — да шут его знает! Но была полнейшая уверенность, что именно это и нужно делать — разговаривать с Гошкой, все равно ничего иного он и не мог больше. Но то, что он что-то должен был делать для брата — это было совершенно очевидно для него. Он не мог оставить Гошку наедине с его страхом.
А потом, когда Жорку — грязного, с кровоточащим подбородком, с безумными глазами все-таки достали из подвали взрослые — Мишкин отец спустился и на вытянутых руках просто поднял и передал Гошку тем взрослым, что были наверху… Так вот, когда брат кинулся именно к нему и ткнулся носом ему в живот… когда его рука, сама, на каком-то рефлексе, легла на Гошкину голову… Вот тогда ответственность за брата мгновенно и намертво зацементировалась в его душе.
Это оказалось даже клево. Когда у тебя есть брат. Ну, в смысле, брат по-настоящему. Выяснилось, что Гошка не такой уж и нытик. И мозги у него варят. А еще он веселый и надежный. Но самым замечательным было то, в чем Гришка себе ни за что не признавался. Этот взгляд, полный обожания, та беспрекословная Гошкина вера в него, в то, что он самый лучший. Да, все-таки, когда у тебя есть такой младший брат — это клево.
Он делал для брата все, что мог. Пару раз бил морды обидчикам. Учил самого давать сдачи. В плане учебы вот не мог ничему научить, потому что учился Гошка, в отличие от него, бестолочи, хорошо — не с тройки на двойку, а на пятерки и четверки.
В общем, после того случая они быстро стали просто «не разлей вода». И Гришка искренне недоумевал, как раньше могло быть по-другому.
Вокзал, суета. Он сам, уже обритый наголо, как и положено призывнику. Мать стоит в сторонке, утирая глаза платком, Гошка рядом.
— Не реви.
— А я не реву, — врет нещадно. И вдруг порывисто обнимает брата за шею, крепко, не отпускает долго. А потом, все же отстранившись и не пряча слез. — Ты сейчас скажешь, что настоящие мужики не обнимаются…
— Точно, — серьезно кивает Григорий. — Не обнимаются. Но… — после небольшой паузы, — мы братья. Нам можно.
И уже сам, крепко, кратко. Но успевает шепнуть на ухо:
— Мать береги.
И, отступив назад и закинув на плечо рюкзак:
— Ну, все, я пошел в вагон. Долгие проводы — лишние слезы.
— Гришенька, — мать снова припадает на грудь, он закатывает глаза, но обнимает ее.
— Я буду тебе писать каждый день! — это Гошка, отчаянно.
— Да зачем каждый день? Раз в месяц и хватит.
Знал бы он тогда, как будет ждать писем брата…
Не так уж и туго ему пришлось в армии. Да, с питанием швах, гоняют постоянно по всякой ерунде, но хоть обижать его никто не лез — рост, плечи, мрачный взгляд и здоровенные кулаки говорили сами за себя.
Потихоньку обживался. Обзавелся несколькими друзьями, выучился и сдал на права. К технике его тянуло давно, а тут и случай подвернулся. Так прошел почти год. Начальство армейское его прямо ценить стало — за спокойный характер, за авторитет, за умение разбираться в машинах. Сам же Гриша не чурался никакой работы и использовал любой шанс научиться чему-то новому. Руками он работать точно не боялся. И ему доверили «особо важную работу».
Он, когда узнал, куда их посылают, сам хотел послать. Да солдат послать не может, обязан выполнять. И Григорий Свидерский еще с девятью солдатами отправился строить генеральскую дачу. Если быть точным, достраивать дом и обустраивать участок. Командовал ими ефрейтор Созинов. У которого была только одна цель — как можно лучше угодить генерал-майору, владельцу дачи. Впрочем, все было неплохо, не считая того, что занимались они тем, что к армии имело самое опосредованное отношение. Но какой дурак будет в таких условиях принципиальность проявлять? Тем более, что кормили их, в отличие от того, что давали в столовой войсковой части, вполне прилично. Просто, но сытно и обильно. Да и работа сама была — не бей лежачего. Знай, таскай носилки с песком да цементом, кувалдой или лопатой орудуй. Вот при работе лопатой беда и приключилась.
Захотелось генерал-майору колодец на участке. У соседей ни у кого нет, а у него будет!
Начать с того, что место для колодца от балды выбрали и до водоносного слоя добирались долго. Оттого и копать пришлось глубоко. Но им-то что, ефрейтор сказал — копать, значит, копаем. Вот и копали — долго, глубоко.
Григорий, как истинный горожанин, понятия не имел о том, что при рытье колодцев есть какие-то хитрости, тонкости. И про опалубку слыхом не слыхивал. А при такой глубине шахты колодца это было уже просто необходимо. Знал ли об этом ефрейтор Созинов — кто теперь скажет? Но в один день грунт, состоявший из слоев глины и песка, обрушился. Погребя под собой троих.
Они копали несколько часов, без перерыва. Копали, выбиваясь из сил, не обращая внимания на усталость, на ломоту в руках и спине, хотя и понимали разумом, что без толку это все. Так и вышло. Откопали трупы. Раздавленные, переломанные, со ртами, полными глины пополам песком.
Дело замяли. Что сказали родным тех трех погибших солдат, как объясняли то, что трое срочников погибли на генеральской даче, Гриша так и не узнал. Им велели молчать и делать вид, что ничего не случилось. Прислали троих новых солдат, ефрейтора Созинова отозвали, заменив его на сержанта Голованова. Работа продолжилась. Но забыть было непросто.
