Все люди – хорошие - Волчок Ирина (список книг txt) 📗
Ираида хмыкнула. Сквозь обычную иронию отчетливо проскользнула горечь. Она снова закурила.
– Матч мы выиграли, а я плачу как сумасшедшая, и все думают – от радости… И может, вся эта история давно бы успешно забылась, стала бы романтическим воспоминанием, первая любовь, темные аллеи, туда-сюда… Только дома меня стало тошнить по утрам. Почти сразу. Мать поздно догадалась, ей и в голову прийти не могло, что ее комсомолка, спортсменка – и далее по списку – забеременеет в пятнадцать лет. Скандал был жуткий, родители требовали, чтобы аборт сделала, но у них ничего не вышло, я уперлась, ты меня знаешь… Ушла из дома, из школы, жила у двоюродной тетки, той по барабану было, беременная, не беременная… Училась в вечёрке. Не сахар, короче, с хлеба на хлеб. А разговоры эти в женской консультации, прочувственные беседы! Я там одну дуру чуть не покалечила. Ты представляешь, какой у меня удар после пяти лет волейбола? А она, корова престарелая, про нравственность современной молодежи, про разврат и подростковый алкоголизм. Теперь ты понимаешь, почему я Наташку твою пожалела? Не взяла бы ты – я б ее в институт к нам пристроила, техничкой, может, даже общагу ей выцарапала бы. Придумала бы что-нибудь. Нельзя живому человеку как собаке под забором. Строго говоря, и собаке-то нельзя, негуманно. Но всех собак мы спасти с тобой не можем, а одну девочку – вполне, правда?
Ираида затушила сигарету и тут же взяла новую. Посмотрела на Людмилу, потом отвернулась и стала смотреть в окно.
– Ид, да бог с ней, с Наташкой моей, у нее все хорошо. Ты про Сережу расскажи, – попросила Людмила. – О чем вы в кафе говорили? Ты сказала ему, что у него есть взрослый сын?
– Взрослый сын, дорогая, есть у меня, – назидательно сказала Ираида. – А у него пока только мои координаты. Объективно. А субъективно – он утверждает, что у него есть счастье, он, видите ли, случайно обрел заново свою единственную в жизни любовь.
– А он ее обрел?
– Ни черта он пока не обрел, он детей своих волейбольных домой пока повез. Правда, звонит каждый день по часу. А про любовь разговор у нас впереди. Возможно.
– Ты его не любишь? Он тебе противен? Ты его не простила? Ид, но ведь не за что прощать, он же ничего не знал!
– Придержи коней, подруга. Любишь, не любишь… Не знаю я. Конечно, сердечко забилось. Только, видишь ли, я столько лет одна, что даже и не знаю, нужна мне любовь вообще или нет. Я, Люд, прямо скажем, давно не помню, как это бывает. С тех самых пор и не помню. Кстати, вот и раскрылась самая интригующая факультетская тайна: есть ли у меня любовник. Нет. И не было никогда. Бедный Барков коллегам десять тысяч проспорил. Ничего, не обеднеет, у него каждую сессию финансовая жатва.
– Что, пьет кровь студентов-то гений наш?
– А как же. И не только у них. Ладно, не о нем речь. Давай теперь про твою Наташку. Тебе не кажется, что девке как-то жизнь устраивать надо? А то яркий пример Марина, Вовкиных родителей домработница. Просидела двадцать пять лет в прислугах, ни дома своего, ни мужа, ни, самое главное, детей. Чего хорошего? Наташку надо замуж отдавать.
Людмила не сдержалась, поморщилась. Теоретически, конечно, надо, кто говорит, что не надо? Но не сейчас же, когда только все устраиваться начало, это даже как-то нечестно по отношению к ней, Людмиле. Эгоизм, конечно, махровый, чистой воды эгоизм, но… А потом: за кого ее замуж отдавать? В Англии, про которую без конца твердит дядя Коля, хоть традиция есть: горничная выходит замуж за дворецкого, кухарка за конюха, и все чинно-благородно. Живут в том же доме, работают у тех же хозяев, а дети пойдут – так что ж, трудоустройство им с рождения обеспечено, так и формируются английские трудовые династии.
За кого может выйти замуж домработница в современной российской провинции, где институт дворецких как-то не прижился? За хозяйского шофера, за охранника? Не тот пока у Владимира Ивановича уровень, да и вряд ли когда подходящий будет. Только в дамских романах олигархи женятся на Золушках. Да что там олигархи – простому студенту никому не нужного филфака подавай невесту с жилплощадью, лучше отдельной, и чтобы на свадьбу машину подарили. Хотя бы стиральную. В деревне жениха искать – абсолютно бесперспективно, в городе, при условии, что невеста живет и работает в этой самой деревне, – тем более.
Все эти соображения Людмила высказала вслух. Поехидничала: вот Егорка твой подрастет…
Ираида рассмеялась:
– Егорка твою Наташку еще в больнице срисовал. Ты ж его знаешь: с тех пор, как его одного гулять отпускают, все брошенные котята по округе – наши. Кто пока морозы не кончатся кто пока лапка не заживет… Кошка Анфиса уже давно психопаткой стала с этим перманентным нашествием писклявых оккупантов. Так что давай пока на Жорку влиять не будем, он сам на себя повлияет, если захочет.
Глава 7
Владимир скучал. Раздражала громкая музыка. Раздражала какофония запахов: еда всех мастей, парфюм от великого до смешного, алкоголь, сам по себе и частично переработанный танцующими организмами. Раздражала Кариночка, девочка его сладкая, роман с которой еще даже не вступил в решающую фазу. Он обычно почти не слушал, что они все говорят. Кариночку он не слушал совсем, вернее, пытался не слушать. Высокий, громкий голос перебивал все: азартные выкрики за соседним столиком, песню про то, что «все будет ха-ра-шо», голос ввинчивался, казалось, в самый центр мозга, причиняя почти физическую боль. Ну какой это, к черту, праздник? В сауну, что ли, ее сразу позвать? Отказаться может, третий раз всего встречаются, да и трезвая она совсем…
Он вдруг с ужасом подумал, что, когда она дойдет до кондиции, слушать ее станет вообще невозможно. Даже не то, что именно она говорит – они все чушь несут, по определению, – а сам голос, тембр. Что самое обидное – девка сногсшибательно красивая, бюст на пружинах, ноги от этого самого бюста, зубы, как у арабской лошади, ровные и белые. Не хочу, подумал он, старею, что ли?
И вдруг понял: все дело в голосе. Он хотел слышать совсем другой голос. Ну и другие слова, понятное дело. Чертова домработница! Это же надо так, чтобы в одночасье опротивело все, ради чего он старался заработать побольше денег, ради чего обманывал жену. Родного человека, между прочим. Да, страсть ушла давным-давно, но она-то его любит, он точно знает. И он ее… тоже… уважает…
Что он здесь делает? Всегда ведь одно и то же. Почему всегда радовало, а сейчас не радует? Хоть бы позвонил кто-нибудь, что ли. Тогда можно извиниться, расплатиться и уйти. Кариночка не обидится, ей как раз весело, таким, как она, всегда весело, особенно в таких местах, как это, а ужин он оплатит. Да можно смело ставить сто против одного, что, если он сейчас уйдет, она в одиночестве не останется, с такими ногами, зубами, волосами и прочим богатством.
Телефон не звонил. Подали горячее. Свинина, как всегда в кабаках, оказалась отбитой до состояния масленичного блина, от мяса не осталось ни фактуры, ни цвета, ни вкуса. На ум пришли утренние драники. Интересно, а он может попросить Наташку сделать ему драники просто так, без контекста обеда, завтрака или ужина? Наверное, да. Здрасьте приехали, чушь какая – конечно, да! Если бы речь шла о Марине, родительской домработнице, он бы ни на секунду не задумался, просто распорядился бы, и дело с концом.
Что ж телефон молчит? Вот когда не надо – разрывается, а сейчас в партизана играет. Ну, зазвони, жалко тебе, что ли? Тоже мне, телефон, друг человека…
Да что он велосипед-то изобретает? Он ничего не должен этой шлюшке. Он и не увидит ее больше никогда, если не захочет. А он не захочет, ясное дело.
– Детка, прости, безумно разболелась голова. – Владимир открыл бумажник, достал деньги, примерно на три таких ужина. Она же не виновата, что ему невыносимо хочется быть где угодно, но не здесь и не с ней… Положил купюры на столик и пошел к выходу, лавируя между пьяными танцующими. Возле самой двери вспомнил, что забыл на прощание, как принято, поцеловать девушку. Она, наверное, недоумевает. Обойдется, решил Владимир. Лучше Людку дома поцелую, то-то она удивится.
