Персидские ночи (СИ) - Витич Райдо (книги бесплатно читать без txt) 📗
— Да. Ситуация конечно, странная, но может, действительно, с нашей точки зрения, как непросвещенных в тонкости местной жизни. А если, в общем, смотреть, то и сетовать не на что. Приняли нас как самых дорогих гостей, живем – не в каждом отеле подобный сервис устроят. И все бесплатно. Грех жаловаться и гадости думать вдвойне. Оскорбительно, согласись. Нет, серьезно, если трезво посмотреть, то ни проблем, ни претензий нет и быть не может, — поглощая виноград, рассуждала Надя. — Сцена на базаре? Неприятно, но еще больше неприятно, когда над тобой смеются и ведут себя, словно ты продаешься. Хорошо, что их проучили, плохо, что настолько жестко. Но опять же, откуда мы знаем, что для местных жестко? Может, Хамат проявил бездну шарма и лояльности, а мы, не привыкшие к подобному шарму, сразу в пике ушли и Бог знает что надумали?
Женя пожала плечами: в словах подруги был здравый смысл и логика, а то, что беспокоило, не имело четких доказательств и жило в плоскости не поддающихся четкому определению чувств.
— Может мы еще от перелетов не отошли? Крены от усталости, смены климата?
— Я тоже так подумала. А еще наше мышление идет в разрез с местным. Давай-ка не спешить с выводами и не вставать в позы. В конце концов, они здесь живут и им видней, как и с кем себя вести. Да, и ничего особенного не произошло – Родину вспомни: там круче заварушки встречаются.
— Да, — хмыкнула Женя, вспоминая потасовку в булочной, где ретивая старушка сцепилась с задевшим ее случайно парнем и чуть не поколотила его. — Ладно, действительно, проехали и забыли. Другое объясни: почему меня к нему тянет? И не просто тянет, Надя, а так, что голова вообще не функционирует.
— Может, влюбилась?
— В араба? — скривилась.
— В мужчину.
— А раньше я их не видела? И здесь больше никого нет, кроме Хамата?
— Пришло время. И потом, кто знает, как это случается, когда, к кому и почему вспыхивает страсть.
— Вот! Страсть. Не любовь, а страсть и желание.
— Но голова-то на месте?
— Сейчас здесь.
— Хочешь сказать, что когда видишь его, она уже в поездке?
— Даже не присутствует. Слышала выражение: головы лишилась? Это как раз тот случай. Со мной! Уж на что Диму Валерьева любила… помнишь, в десятом классе мы с ним дружили? Но даже тогда подобного не случалось. А сейчас мне много больше лет, и опыта. И понимаю, что веду себя неправильно, да и не надо мне романов с местным представителем, а как вижу его, как кисель, расплываюсь. Нет, Надя, это что-то ненормальное.
— Ну, любовь, в принципе, чувство ненормальное. Одно радует, ты хоть понимаешь, что хорошего от этой связи не будет. Значит, будем бороться с ненужной нам страстью! — постановила.
— Нам?... Хорошо. Какая стратегия будет избрана для достижения нашейцели?
— Держись подальше.
— Слышала, пыталась. Мимо. Я-то держусь, он – нет.
— Я помогу, буду меж вами. Ты, главное, себя в руки возьми: не думай о нем, не смотри, не обращай внимания, не слушай. Думай о том, к чему может привести подобное умопомрачение: мальчик неоднозначный, судя по взглядам в твою сторону и тому, что выкинул на базаре, просто вулкан Кракатау. Не дурак, Сорбонна и Московский университет за плечами и жизнь в Англии. Кто он, чем занимается – огромный вопрос. Ты женщина видная, но насколько я тебя знаю, для гарема и борделей не подходящая. К здешнему климату не привыкшая, к традициям и менталитету тоже, да и не привыкнешь, как азм есть христианка, свободная и уважающая свою свободу личности женщина. Дать же себе волю потешить половые инстинкты под знойным персидским солнышком чревато для морального и физического здоровья. Неизвестно, как после будет вести себя любовничек, учитывая, что после пошлейшего, ничего не значащего поцелуя, готов на подвиги, какие не снились и Тристану.
— Надя, кому ты говоришь? Я что пятнадцатилетняя наивность? И вообще, хватит, сама разберусь, нашли тоже печаль. Пошли лучше искупаемся.
— Я только за, — легко согласилась девушка. Обе встали и пошли переодеваться, а потом с разбегу прыгнули в бассейн, в прохладу чистой воды.
Пока девушки резвились у бассейна, купались и загорали, в их покои была доставлена и установлена техника для обработки и печати фотографий, а так же наряды, что они выбрали на базаре.
— Жень, пора, наверное, на ужин собираться, — протянула Надя, подставляя солнцу живот для загара.
— Ну, его, — лениво отмахнулась Женя, лежа на животе.
— У тебя спина сгорит.
— Не сгорит.
— Все равно пора. Сусанну подведем.
— Надо будет узнать у нее, не станут ли ужины с родословной ее мужа ‘приятной’ традицией? — нехотя поднимаясь с лежака, проворчала девушка. — Завтра никуда не поедем, ладно? Будем поджариваться на солнце и плавать…
— И есть. Я проголодалась.
Девушки пошли к себе и остановились посреди гостиной, разглядывая пакеты на диване и принтер с ноутбуком на столе в углу.
— Чем платить будешь? — кивнула Надя на технику, со значением покосившись на подругу.
— Платят за покупку, а это лишь прокат, — отмахнулась та, выискивая среди доставленных вещей ту очаровательную белую кофточку. Нашла. — Ее одену.
И побежала переодеваться.
— Ну, ну, — посмотрела ей в спину Надя.
— Ты специально? Чтобы Хамат с ума спрыгнул, как ты? — с укором и недовольством спросила Надя, разглядывая выплывшую из своей комнаты Евгению. Белая прозрачная кофта, оттеняя легкий загар кожи, свободно спадала до бедер, при этом открывая взору и грудь, и изгиб талии, бедер, что были прикрыты короткой юбкой с низким поясом. Туфельки на высоких каблуках, распущенные волосы и легкий макияж, дополняли впечатление, превратив девушку в юную супермодель, от которой и импотент бы не отказался, не то, что горячий восточный красавец.
— Тема Хамата закрыта, — объявила Женя. — Я не для него, а для себя одеваюсь и паранджу осваивать не собираюсь. К тому же на этих каблуках я буду выше него. Пусть он заработает комплекс неполноценности и отстанет.
— Боюсь, он другой комплекс заработает, — качнула головой Надя, выходя из комнаты. У дверей девушек уже ждал слуга, чтоб проводить на ужин.
Все семейство Бен-Хаджар и Хамат стояли в гостиной и переговаривались в ожидании гостей.
— Добрый вечер, — улыбнулась Надя, натягивая на лицо маску приветливой учтивости. Женя просто кивнула, глядя в глаза Ассарии, что оглядела ее с ног до головы и расцвела, словно получила приз. Самшат рассыпался в комплиментах, Сусанна подмигнула с довольной улыбкой, а Хамат, забыв про присутствующих, смотрел на Женю, не мигая и, казалось, не дыша.
Он был явно восхищен и сражен видом девушки, но та не обращала на него внимания, встала к нему спиной, слушая цветастые фразы восхищения Самшата. Надя покосилась на парня: его парализация была полной, но явно, временной и, главное, было ясно, что ухищрения Борисовой были мало напрасными, но и опасными. Парень оказался одного роста с ней, о комплексах, видимо ничего не знал, но много понимал в женской красоте. Хамат не просто смотрел на Женю, он ласкал ее взглядом и не скрывал того. Наде это очень не понравилось, но подруга сказала, что справится сама, и девушка не стала вмешиваться, обращать ее внимание на красноречивые взгляды влюбленного переводчика.
Когда двери в столовую распахнули и все двинулись к столу, Надя попыталась обойти Сусанну и Самшата, что шли как караульные по бокам Жени, и занять места за столом так, чтоб Хамат оказался не меж ними, а в стороне и как можно дальше от предмета своей страсти. Ничего не получилось – их рассадили как вчера. И потянулось время неспешных ответов и вопросов, перемены блюд, улыбок, внимательных взглядов – милая и наискучнейшая идиллия семейного ужина.
Хамат, положив руку на спинку стула за спиной Жени, то и дело подкладывал ей на тарелку пищу, не только не слушая – не слыша ее возражений и, не отрываясь, смотрел на нее, забыв о своей тарелке, ужине. Женя чувствовала себя неуютно, не могла есть. Взгляд и близость Хамата волновали ее, лишая уверенности и решимости не поддаваться его чарам. И как она ни пыталась держаться с ним холодно, как ни делала вид, что знать его не знает, не видит, не осязает, дрожащая вилка в руке, ремарки невпопад, румянец выдавали ее с головой, что и раздражало ее все сильней и, как следствие, выдавало еще больше, увеличивая волнение, усиливая количество промахов. Она уже молчала, потому что голос стал срываться, не кушала, а лениво ковырялась в тарелке, лишь делая вид, что ест. А сердце стучало уже в висках и мутило разум.
