Золушка 2020 (СИ) - Адлер Оле (книги онлайн бесплатно txt) 📗
— А, черт. Нет, поцелуи, — снова буркнул Андрей. — Как же я люблю твои поцелуи. Твои губы. Мари…
Он снова стал увлекаться поцелуями и ласками, а я вдруг поняла, что вся мокрая от пота, и стала отстраняться.
Как бы не так.
Андрей прижимал меня к себе очень крепко.
— Далеко собралась? — спросил он.
— В душ, я вся мокрая.
Царевич провел ладонью по моей спине, словно проверяя, вру или нет. Я не врала.
— Меня возьмешь?
Он разжал руки, и я села, приглаживая волосы.
— А ты будешь себя хорошо вести?
Андрей ухмыльнулся, ответ был на лице.
— Я бы мог, но ведь тебе это не нужно, правда?
Он потянул меня из спальни через темную гостиную. Мы натыкались на каждый предмет мебели и ржали, как психи. Романов еще и умудрялся меня лапать и щипать.
— Прекрати, — хохотала я.
— Что? — возмущался он игриво. — Я просто падаю и ищу опору. В темноте ни черта не видно.
— Как будто тебе нужен свет. Ты прекрасно знаешь, что схватить и где.
— Ты такого плохого обо мне мнения, детка. Я оскорблен в лучших чувствах.
Он так и стоял с рукой, прижатой к сердцу, уверяя меня в своей порядочности, пока я настраивала воду в душе, захлебывалась смехом.
— Боже, ты такой болтун. Беру все слова обратно. Ты будешь отличным царем. Балабол Балаболович Балаболов Первый.
За такое неуважение я получила шлепок по заднице и аж взвизгнула от неожиданности. Не больно, но внезапно, черт подери. Пока я подбирала слова, чтобы рассказать царевичу о его манерах ни к черту, Андрей затолкал меня в кабинку.
— Берешь обратно? — тут же сердито уточнил он, забавно сдвинув брови. — Ты разве говорила, что я дерьмовый царь?
— Недерьмовый царь не говорит слово «дерьмовый».
— Ну это да, ладно. А все-таки! Ты не говорила.
— Наверно, не говорила. Но разве я не думала громко?
— Да, пожалуй, это было. Так значит я не безнадёжен?
— История нас рассудит.
— Да. Но это будет потом.
И он снова стал меня целовать.
Да, все это будет потом.
Андрей уедет, получит по шапке за свои похождения в Лондоне, однажды женится и будет коронован. А я останусь в Англии и, возможно, со мной тоже случится что-нибудь хорошее, но я никогда не забуду эту новогоднюю ночь и моего волшебного, красивого, горячего принца.
Все остальное потом.
Прохладная вода должна была остудить наш пыл, но куда там. Наверно, мы бы и в крещенской проруби смогли сварить суп. Андрей первый вспомнил, что мы собирались помыться. Он взял с полочки гель и начал медленно растирать его по моему телу. Мазнув взглядом по этикетке, царевич проговорил:
— Пейшнфлоуэ*. Вот чем от тебя пахнет, — я прижалась к нему, делясь мыльной пеной, тоже стала мягко поглаживать.
— Чем?
— Страстью.
Вода смыла с нас гель. Я встретила взгляд Андрея и вжалась в стеклянную стенку, чтобы не упасть. Мокрые волосы, горящие глаза и рот, который накрывает мои губы.
Я чувствовала, что он хочет меня снова, потянулась рукой вниз, но Андрей остановил, закинул себе за шею. Он начал медленно опускаться на колени. Я поймала его за волосы, стараясь удержать.
— Не надо.
Но его рот уже рисовал узоры на внутренней стороне моих бедер, а руки гладили, ласкали.
Царевич на коленях передо мной. Это что-то совсем неожиданное. Я запаниковала, полагая, что он пытается отплатить мне той же монетой, но это ведь…
— Андрей, это… необязательно, — залепетала я. — Ты не должен.
— Можно, я сам решу, что должен? Спасибо. В этом проклятом мире только ленивый не указывает, что я должен. Давай ты будешь исключением. А еще я прекрасно знаю, чего хочу. И это ты. Везде. Расслабься, малышка.
Едва он коснулся меня, я затрепетала, задрожала. Какое там расслабиться? Я вся напряглась, словно струна, как тетива тугого лука. Мои ладони скользили по мокрым стенкам кабинки, и я сгибалась пополам от каждого его прикосновения, от каждой ласки. Его язык вытворял что-то немыслимое, с каждым движением подводя меня к пику, а губы, напротив, успокаивали мягкими прикосновениями, оттягивая разрядку.
Шум воды слился с гулом в моей голове, превратившись в ураган. За мгновения до конца Андрей резко поднялся, заменяя рот своими пальцами. Он целовал мои губы так же: истязая языком, успокаивая губами. Я сжала его руку, продлевая сладкие спазмы, и поняла, что мне этого мало, закинула ногу ему на пояс. Я задохнулась, когда почувствовала его внутри. Он вдруг подхватил меня:
— Держись, — хрипло велел Андрей.
Я не очень понимала, за что мне теперь держаться. За него? Я крепко сцепила ноги за его спиной. Он прижал меня к стенке. Мне было почти больно от этих сумасшедших ощущений.
— Андрей, перестань, я не могу.
— Можешь. Давай, малыш. Давай вместе.
Кричать не было сил. Я почувствовала, как его тоже начало трясти, расслабилась, позволяя удовольствию мягко растекаться по всему телу. Оно было долгим и сладким в отличие от острого и быстрого финиша в постели.
Андрей не отпускал меня, пока я не успокоилась. Лишь когда мои стоны стихли, он присел и ослабил хватку. Мы обессиленные повалились на пол душевой.
*Страстоцве́т, или Пассифло́ра (лат. Passíflōra) — род растений семейства Страстоцветные. Включает более 500 видов. Пассифлоры были среди первых цветов Нового Света, попавших в сады Европы.
Глава 11.
Не прощаясь
АНДРЕЙ
Мари уснула, а я лежал рядом и смотрел на нее. Шесть утра. Есть еще пара часов, чтобы подремать тоже, но сон не шел. Сегодня вечером я уже буду в Питере. Опять все заново Карусель кружит, не останавливаясь, и я на ней самая симпатичная лошадка.
Я впитывал кожей последние минуты рядом с Мари, наслаждался ее близостью и теплом тела, вдыхал запах, запоминая все-все, что произошло с нами за эти несколько дней. Я жалел только об одном, что не могу проснуться с ней в полдень и повторить наш безумный марафон, позавтракать вместе, принять совместный душ, который снова превратится в эротические игрища, валяться потом мокрыми в постели, смеяться и смотреть в ее синие глаза, теряя разум, память и волю.
Но нормальная жизнь закончилась. Да что там… Она и не начиналась. Едва я взял в руки мобильный, увидел очередной завал из сообщений, писем и не отвеченных вызовов. Большая часть была от друзей и родственников в честь нового года. На все придется ответить. Черт, я начинаю проникаться религией, которая отрицает праздники.
Встав с кровати, я собрал свою одежду, снял со стены Никон и прошел в гостиную. Чувствуя себя последней скотиной, сразу направился к столу. Целенаправленно полез в ящик, куда Мари спрятала свой рисунок. Я не ошибся. Он лежал там и теперь пустые клетки были заполнены новыми картинками. Мы целуемся на поле, мы в машине, мы на диване. Я улыбался, рассматривая детали. Футбольный мяч и стаканчик с коктейлем. Мои руки на руле и очки Мари на глазах. Она верхом на мне, на диване, а на столике рядом обкусанные треугольники пиццы.
Я не стал воровать картинку. Там остались еще пустые места, куда очень просились листики клубники и недопитый бокал вина, я целую ее, снимая одновременно на Никон, мы в постели и в душе. И… Мари одна утром. Потому что…
Потому что я не умею прощаться и совсем не знаю, что сказать ей, когда проснется. Спасибо?
Нет.
Было круто?
Это же очевидно.
Спасибо. Было круто. Как-нибудь повторим?
Она мне врежет за такое.
Вздохнув, я сфотографировал на телефон ее комикс, а потом взял ручку и написал в самой последней пустой клетке: «Я не умею прощаться».
Старался, чтобы буквы были ровными, но все равно вышли какие-то каракули. Меня сто раз лупили по рукам за поганый почерк, уверяя, что наследник обязан писать каллиграфически идеально, но я так и не смог научиться. Вот и сейчас попытался написать красиво, но… Опять остался верен себе. Как пауки нацарапали. Пусть так. Я был с ней настоящим, останусь и в этом собой.
Я прижал листок Никоном. У Мари останутся фотографии. Я был абсолютно уверен, что только у нее. Меня подмывало включить компьютер, перебросить кадры с фотоаппарата и отпечатать несколько штук. Но себе я доверял меньше, чем Мари. Потеряю, все всплывет. Доказывай потом.
