Любить и помнить (Демоны прошлого) - Кауи Вера (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
– Так и будет.
– У меня на счету шестнадцать вылетов. Осталось слетать девять раз, и я свободен. Моя война кончится навсегда. Эта война не может Длиться вечно. Когда-нибудь ей придет конец. И я твердо намерен дождаться этого момента живым. Мне теперь есть зачем жить, Сара, и я буду жить. Буду.
Он опять кинулся ее целовать, на этот раз неистово, отчаянно, будто в подтверждение своих слов о желании жить, о праве любить и быть любимым, и скоро они опять слились в любовном экстазе.
Сара была потрясена безграничностью любви, которую открыл ей Эд.
– До тебя я только существовал, Сара, ты будто освободила меня от всей шелухи, которой я покрылся, вот как этими бинтами. Теперь я весь новенький и розовый, как моя новая кожа, это больно, но зато какое неповторимое, свежее ощущение жизни!
Никто так не разговаривал с Сарой – так откровенно, искренне, так обнажено. Джайлз никогда полностью не раскрывался перед ней; он был скрытным, сдержанным, замкнутым даже в любви, даже в самые интимные моменты близости. Он никогда не доходил с ней до такой страсти, такого неистовства. Эд был естествен, он ничего не стеснялся ни в словах, ни в поступках, ни в нежности.
– Без тебя я ни о чем не могу думать, кроме свидания с тобой, и мне нужно это каждую минуту. Вдали от тебя я только тень. Я обретаю плоть и кровь только при твоем приближении. Ты даешь мне ощущение жизни, и трагедия в том, что я открыл это, когда мне приходится ею рисковать.
Она вздрогнула и инстинктивно прижалась к нему. Он держал ее мягко, нежно, любовно.
– Надо смотреть правде в глаза, Сара. От нее никуда не денешься, бесполезно прятать голову в песок, как страус. Не стоит притворяться. Эта ситуация придает нашей любви особую остроту. Она делается особо ценной, потому что находится в опасности. Я люблю тебя так глубоко, так остервенело, что все поглощается этой любовью. Но я обязан смотреть в будущее. Он почувствовал, как она дрожит под ним. Сара так тесно прижалась, будто хотела раствориться в нем.
– Да что я тебе говорю, разве тебе нужны слова, ты понимаешь все и без них.
– Ты самый невероятный, самый восхитительный, самый прекрасный мужчина! – воскликнула она. – Никогда я не испытывала ничего похожего ни к кому на свете. Ты разбудил во мне эмоции, о существовании которых в себе я даже не подозревала. Что бы ни случилось в будущем, для меня нет возврата назад. Я уже не смогу быть прежней. Ты изменил меня, Эд. Все, что у меня есть, все, что есть во мне, принадлежит тебе. До конца моих дней. Не важно, что с нами будет, Эд. Я всегда буду любить тебя.
Они лежали в объятиях друг друга, следя за тем, как догорает огонь в камине, превращая Дрова в горячие угли, потом в серую золу, все еще сохраняющую тепло, которое ласкало их тела. Эд гладил ее белокурые волосы, она прижималась лицом к его розовой коже на груди. Они наслаждались покоем и впитывали силу и здоровье через поры друг друга. Для них не существовало ничего в мире, кроме их самих. Сарино тело будто звенело от счастья.
– Это все, чего я хотела бы в жизни, Эд. Будь что будет, но я всегда буду помнить эти мгновения и буду благодарна тебе за них. Дай Господь, чтобы это длилось вечно.
– Аминь, – серьезно сказал он.
Он вытянулся так, что затрещали суставы.
– А теперь, пожалуй, пора в постель. Я устал и хочу уснуть в твоих объятиях, и проснуться так, и найти тебя рядом, и любить тебя снова и снова, и все время быть с тобой. Целых семь дней с тобой!
Они, обнявшись, поднялись по лестнице в спальню под самой крышей и легли в просторную кровать с мягкими подушками и вышитыми простынями, согретую грелками, которые Сара туда предусмотрительно положила. Так же, обнявшись, они и уснули.
Эту неделю они оба не могли забыть. Семь дней физической и духовной близости, которую просто не с чем было сравнить. В эти дни они исходили, обняв друг друга, много миль, гуляли по дорсетским холмам, вдоль морского берега по пустынным пляжам, где свидетелями их прогулок были только кричащие чайки.
Люди им были не нужны. Они почти никого не видели, кроме крестьян на ближайшей ферме, у которых покупали молоко и яйца. По вечерам, возвращаясь в дом, они зажигали камин, разводили жаркий огонь и лежали перед ним, занимаясь сладкой и неистовой любовью, разговаривали и засыпали в объятиях друг друга.
Война отошла куда-то далеко-далеко. Угрюмую озабоченность смыло с лица Эда. Руки зажили, и к концу недели бинты больше ему были не нужны, розовые шрамы побледнели, ему нравилось касаться пальцами Сары, и он не мог отнять от нее рук.
– Ты вся шелковая, – говорил он, лежа в постели и глядя на нее, освещенную лунным светом. – Я запомню это ощущение и смогу найти тебя как слепой – по прикосновению рук и губ.
Сара и вообразить не могла, что физическая любовь может так потрясти все ее существо, что ее можно чувствовать так глубоко. Она послушно следовала за Эдом, постепенно поднимаясь по пути все более острых и невероятных ощущений к вершине чувственно-эротического наслаждения. Впервые в жизни она поняла, что значат радости плоти. Ночь за ночью они доводили друг друга до экстаза, до изнеможения, а наутро просыпались свежими и бодрыми, чтобы пуститься на поиски новых ощущений, к новому познанию собственной плоти.
Однажды ночью, после пароксизма страсти, когда они оба лежали, дрожа от неизбытой чувственности, Сара без всякой ревности, просто констатируя факт, сказала:
– Ты, должно быть, прошел опыт с множеством женщин, чтобы достичь такого совершенства.
– Я старался, – скромно ответил он.
– Это я и имею в виду.
Сара зарылась лицом в подушку.
С минуту он с обожанием смотрел на нее, потом осторожно перевернул, чтобы увидеть лицо и заглянуть в глаза. У него самого лицо было совершенно серьезным, и глаза тоже.
– Чему бы я ни учился, сколько бы женщин ни имел, – а ты права, их было немало, – все это было только подготовкой к встрече с тобой.
Они смотрели в глаза друг другу, и он видел, как лучится счастьем ее взгляд. Ей не надо было ничего говорить; глаза говорили за нее.
– Нам чертовски повезло, – сказал он. – Я всегда, с первого взгляда, знал, что ты не похожа ни на кого. Что ты особенная. Но чем особенная, я понял только сейчас. Мы нашли друг в друге такое, что множество людей, проживи вместе хоть семьдесят лет, так и не обретают. Это можно назвать открытием себя или как угодно еще. То, что началось как роман, завершилось открытием царства сердечных таинств, Сара. Мы искали его вместе и вместе нашли.
Сара слушала, затаив дыхание. Так с ней никто никогда не говорил. Это возвышало ее в собственных глазах, рождало чувство исключительности и беспредельной свободы. Ее любовь росла, и вместе с этим она делалась беззащитной перед ним. Его слова пронзили ее до самой глубины. Она тоже поняла, что они достигли пика самопознания. Дальше уже просто некуда было идти. Преображение было полным.
В Эде жизнеутверждающее начало было таким ярким, как ни у кого из тех людей, которых она знала.
Наконец ей стало понятно, чего не хватало в их отношениях с Джайлзом – экстатического восторга, который теперь придавал ей легкость, помогающую удержаться на бушующих волнах житейского моря.
Ее вера в Эда была абсолютной. Она с готовностью протянула ему в дар свою жизнь, не ожидая ничего взамен; Эд стал для нее ножом, с помощью которого Сара отсекла опутывавшие сети и обрела свободу. В любовном экстазе она волшебным образом почувствовала себя в полной безопасности; ее вели по жизни, защищали, о ней заботились.
Прежде чем они отправились в Дорсет, Эд уверил ее, что примет на себя всю ответственность, которая раньше лежала на Джайлзе. Сара по закону все еще была супругой Джайлза Латрела, но душой и телом была связана с Эдом. Кроме того, Джайлзу она принадлежала, была частыо его собственности, как все хозяйство Латрел-Парка и в будущем титул; с Эдом же ее соединяла любовь. И осознание себя свободной в этом союзе рождало в Саре желание привязать себя к Эду самыми тесными узами. Ей хотелось рожать от него детей – не из чувства долга, как это было бы в браке с Джайлзом, а из-за того, что она ощущала себя неотъемлемой частью Эда. И в этом тоже была новизна их отношений, очередное превосходство Эда в сравнении с Джайлзом.
