Муж для девочки-ромашки - Ларина Арина (книга регистрации txt) 📗
– Наденька, помогите собрать, пожалуйста. А то я тут решил дела… э-э-э-э… закруглить, так сказать, а на меня, ха-ха, упала финансовая отчетность за прошлый квартал. Вот такой каламбур.
Опасный по содержанию каламбур Надежда опасливо пропустила мимо ушей. Вдумываться в смысл не хотелось. Пока вопросы с отцом не были решены, пока фактически в ее жизни ничего не переменилось, она отмахивалась от негатива, как от назойливой июльской мошкары. Позиция, конечно, страусиная, но лучше уж спрятать голову в песок и получить по менее значимой части организма, чем пытаться бороться, заранее осознавая бесперспективность сопротивления.
За разлетевшимися бумажками пришлось лезть под стол, шкафы и даже диван. Клякман покаянно ходил сзади, бормотал извинения и созерцал тощеватый тыл разрумянившейся от ползания по полу секретарши. Надя даже заподозрила, что престарелый шеф специально придумал этот веселый аттракцион, чтобы отвлечься и развлечься.
Собрав все, она наконец вышла в приемную, искренне радуясь, что пока что никакой форс-мажор не препятствует ее счастливому продвижению в светлое будущее. Водитель Шурик застыл у ее стола с выражением нирваны на круглой физиономии. Его маленькие хитрые глазки превратились в щелочки и плотоядно поблескивали сквозь белесые ресницы, периодически закатываясь. Щербатый рот расплылся в бессмысленной улыбке.
Взглянув на медитирующего водителя, Надя тут же вспомнила про Фингалову и в раскаянии схватила трубку:
– …а потом еще раз прямо на цветочной клумбе. Звезды, черное небо и его глаза. Они были, конечно, закрыты, но я телепатически ощущала его взгляд. Конечно, на клумбе было холодно. – В голосе Фингаловой мелькнуло сожаление. – Если честно, я чуть не околела. У меня, кстати, сопли теперь. В этой связи у меня к тебе серьезный вопрос, но это после… Так вот, это было всего пару минут, но как волшебно! Он так говорит! Так красиво говорит!
– Ты давно это слушаешь? – злобно прошептала Надежда, попытавшись пнуть разомлевшего водителя. Шурик все еще пытался расслышать окончание, отчего его красное ухо, казалось, увеличивается в размерах и чутким локатором ловит комариный писк, летящий из трубки.
– Секс по телефону отдыхает! – жарко прошептал он. – Обалденная баба, дай телефончик!
– Она уже занята, если ты не понял, – ехидно отрезала Надежда, прикрыв рукой трубку.
– А я ее отобью! Такая женщина пропадает!
– Шурик. Эта женщина не пропадет. Иди работай. – Надюшу снова кольнула ревность. Ну что за бред? Такой ажиотаж вокруг придурковатой Фингаловой, а она, Надежда, опять не при делах. Даже водитель не стесняется через ее голову ломиться к Аньке. – Она сама кому хочешь все отобьет. Не утруждайся.
– Ты слушаешь? – вдруг прервала свои эротические экзерсисы Фингалова.
– А как же. Вся на слюни изошла и от зависти вспотела, – неласково сообщила Надя. – Ты себе на клумбе ничего не отморозила, сказочница? Отцвели уж давно хризантемы в саду, а ты все по клумбам кувыркаешься.
– Да я же рассказываю! Мы хотели на сеновал! Но не дошли!
– Какие страсти, однако.
– И не говори. Он волшебник.
– Ох ты! И чем он там колдовал? Ой, не говори, сама догадалась. Не будем опошлять ваше светлое чувство.
– Ты не рада, – догадалась наконец Фингалова.
– Я рада. Только еще не в полном объеме. Ты мне лучше скажи, когда бракосочетание. Ты вроде летом хотела.
– Это банально. Кольца, свадьба, – увильнула от ответа Анька. Видимо, что-то не срослось. Наде даже стало стыдно за мелькнувшее удовлетворение. – Любовь – это такое хрупкое чувство, которое может быть разрушено штампом в паспорте.
На мгновение представив любовь, спрятанную, словно Кощеева смерть, в яйце, на которое с хрустом опускают тяжелую загсовую печать, Надежда неодобрительно заметила:
– Раньше ты категорически возражала против гражданских браков. Это тебе Костик в уши надул про хрупкое чувство?
– Что у тебя за лексика, – обиделась Фингалова. – Надул! Он очень тонко чувствующий человек.
– Ань, внутренний голос мне подсказывает, что если мужчина без видимой причины, когда его никто не спрашивает, вдруг начинает страховаться и плести всякую чушь про вред штампов в паспорте, то либо у него этот штамп уже есть, либо юноша вынашивает принципиально другие планы насчет тебя.
– Другие – это как? – насторожилась Анька.
– Не настолько серьезные и далеко идущие, как тебе бы хотелось.
– Скажи своему внутреннему голосу, чтобы он заткнулся, – высокомерно усмехнулась Фингалова. – Он сказал об этом, потому что я спросила.
– И что ты спросила? – развеселилась Надя. – Какой костюм он хочет надеть на бракосочетание?
– Я не такая дура, как тебе хочется думать. Я прочитала ему стих. С намеком.
– Про «не жмурь глаза»? – помрачнела Надежда. Все же Фингалова была с приветом, хотя просветления и случались. А смеяться над больными грешно.
– Знаешь, Надя. Если тебе кажется, что все вокруг идиоты, то это повод задуматься, а все ли в порядке с тобой. Так не бывает: все дураки, а ты умная.
– Почему же не бывает? – пробормотала пристыженная Надежда. – Просто не надо себя недооценивать.
– Переоценивать тоже не стоит. Я сказала, что не хотела бы разбивать чужую семью. Костя тоже считает, что это подло и непорядочно, и он тоже на это не способен. Поэтому и попросил меня сказать честно, не замужем ли я.
Надя была уверена, что у Фингаловой большими неоновыми буквами написано на лбу, что она не замужем. И тот факт, что Костя в этом сомневался, был до невозможности удивителен. Надо же, встретились на дискотеке в подростковом клубе две потрепанные банальностью мира возвышенные натуры! Надюша вдруг поняла, что завидует. Пусть Костик толстый, смешной и странный, но Фингалова счастлива с ним, а он, похоже, с ней, если уж они не смогли даже дойти до сеновала. И то, что они кувыркались в сугробе, лишний раз подтверждало: не такая уж эта парочка придурковатая и оторванная от действительности. Так неужели это с Надей что-то не так? Все проходило мимо, даже водитель Шурик ею не интересовался.
– Мы на неделе пойдем к его приятелю, на байках кататься. Представляешь? – развеселилась Анька. – Я в шлеме, с развевающимися волосами по ночному городу под рев мотоциклов!
Надежда не представляла, но на язвительную реплику у нее не хватило запала.
– А в следующие выходные едем на рыбалку, – вдруг донеслось до ее сознания. – У тебя спиннинга хорошего нет?
– Куда? – поперхнулась Надя.
– На рыбалку. В Финляндию.
Это был удар ниже пояса.
– Поздравляю. Надеюсь, прыжки с парашютом и альпинизм в сферу его интересов не входят. Разносторонний тебе юноша попался.
– Он еще конным спортом увлекался и карате, – похвасталась Анька. Так гордятся собственным младенцем, который делает первые шаги или говорит какое-нибудь экстраординарное слово. Например, повторяет нечто нецензурное из бабушкиного репертуара.
– Надеюсь, это в прошлом, – приуныла Надюша. Она и не подозревала в рыхлом Костике такой потенциал. Бриллиант, а не мужчина. И на байке, и на клумбе, и на лошади. Просто фантастика.
– Ань, ты извини, мне некогда.
– Ну, только еще одно словечко, – взмолилась Фингалова. Ей не терпелось выложить всю информацию. Радость переполняла ее, грозя расплескаться и кого-нибудь утопить.
– Чего еще?
– Он мне кольцо подарил. С божьей коровкой. Как думаешь, что это значит? – судя по восторженному тону, у Аньки на этот счет были весьма определенные мысли.
– Не знаю.
– Ну, подумай, – заныла Фингалова.
– Что-то связанное с Интернетом, – напрягла фантазию Надюша. – Безлимитным. То есть он намекает, что…
Тут ей в голову полезла всякая оскорбительная дрянь, про безлимитное пользование Фингаловой, про два номера на одном канале, и Надя взмолилась:
– Аньк, давай свою версию, и я работать пойду.
– Это связано с мифологией. Я попросила соседского ребенка, и он мне нашел. Я не поняла точно, но что-то такое про небесную свадьбу и образ мужа.