Синдром Фауста - Данн Джоэль (книги онлайн полные txt) 📗

Выпущенный на волю, я пытался взять ее и детей с собой в Штаты, но она наотрез отказалась. В результате я удрал при первой же возможности и вскоре возник в Лос-Анджелесе в качестве претендента на политическое убежище. Там я и познакомился, а вскоре и подружился с Руди Грином. А еще через несколько месяцев стал фактически вторым сыном мамы Розы…

Хотя на штраф, который мне выписала суровая матрона в полицейской шапке, мне было наплевать, настроение испортилось. А тут еще – встреча с Абби. И где! В «каньоне»?! [8]

Любой «каньон» чем-то напоминает презерватив. Такой же эффективный, неудобный и выхолащивающий. В нем нет ни души, ни своего лица. Все они похожи один на другой, но попахивают не резиной, а моющими средствами с добавленными в них дезодорантами.

Я бегом проскочил по первому этажу. Здесь, наполняя воздух экзотическими запахами, кашеварили в своих углах корейские, японские, индийские и мексиканские повара. Вскочив на эскалатор, поднялся на второй этаж. В кафе за столиком сидела Абби. Глаза у нее были красные. Видно, она не спала и много плакала.

– Что случилось? – спросил я, едва присев.

Она покопалась в сумочке и достала оттуда платочек. Ничего хорошего это не предвещало. Жди слез…

– Чарли, я не знаю, что делать…

Я достал сигару, давая ей время собраться с мыслями. Холера, здесь тоже нельзя закурить. Но даже такая кастрированная курительная церемония меня успокаивала.

– Это ужас, Чарли…

– О чем ты? – тянул я время.

– Руди…

– Что – Руди, Абби?

– Он так изменился, Чарли… Посмотри на его внешний вид… На эту косичку, дурацкий бант…

– Это все, что тебя волнует?

Она посмотрела на меня с осуждением:

– Я понимаю, ты его друг… Но именно как друг ты должен вмешаться…

Сколько терпения с ней нужно! Как выдерживал ее Руди столько лет?! Она никогда и ничего не скажет прямо. Сначала обязательно начнет ходить вокруг да около. Ее манерность могла вывести кого угодно.

– Что ты болтаешь! Он дома всего несколько дней…

– Я и представить себе такое не могла…

– Руди болен, Абби. Понимаешь? Болен! И если что не так, виноват не он, а его болезнь…

– Он стал груб. Просто невыносим. Но если бы только это…

Я сбил пепел с сигары в пепельницу. «Ну, – подстегивал я ее молча, взглядом, – ну! Ну же!»

– Он требует от меня заниматься с ним сексом…

Я чуть не поперхнулся от такого поворота. Чего в ней больше – наивности, глупости или наглости?

– А это что, запрещено законами штата Калифорния?

Она прикрыла глаза. Мой вопрос задел ее, словно я на людях расстегнул ширинку.

– Мы уже не в том возрасте…

Но я и не думал ее закрывать: пусть видит все своими глазами, а не через батистовую занавесочку.

– Эй! – задвигал я из стороны в сторону сигарой. – Если ты не хочешь трахаться, то это не значит, что не хочет он…

Она вздрогнула, но продолжала держать себя в руках. Тяжелые латы ее сдержанности надо было во что бы то ни стало пробить. Чем? Только такой мощной кувалдой, как цинизм.

– Абби, я врач-проктолог, копаюсь в жопах, а не в вагинах. Вагины – для сексолога… Если тебе нужен специалист…

Ее губы сжались в плотную щель.

Впечатление было такое, что она вот-вот проглотит смертельный яд или, как королева Мария Стюарт, взойдет на эшафот. Но сделать это она должна была ярко и элегантно, чтобы навеки остаться в памяти у потомков. И она решилась:

– Он хочет, чтобы я занималась с ним английским сексом…

Ах, вот оно что?! Я чуть не расхохотался ей в лицо. Но мне удалось сдержаться.

– Когда-то тебя это не шокировало, – хмыкнул я…

Терпеть не могу, когда люди разыгрывают по пустякам шекспировские страсти.

По лицу ее вдруг разлилась смертельная бледность. Видно, я все-таки слегка переборщил. Черт его знает, еще не хватало, чтобы она здесь, в кафе, устроила мне крещение слезами. Тоже мне – Иоанн Креститель…

Однако я не принял во внимание железный парадокс. Обида и унижение бледнеют, когда обиженному что-то надо от обидчика. Они отходят на задний план. Абби смотрела в другую сторону. Я заметил только, с какой силой вцепились ее пальцы в сумочку. Мне даже стало ее немножечко жаль…

До Руди она недолго встречалась со мной. Мы тогда работали в одной больнице. Я – как стажер. Абби – как медсестра. Незадолго до этого она рассталась со своим парнем и нуждалась в ком-то, кто бы был с ней рядом, на чье плечо можно было бы опереться. Поплакать, забыться, утешиться. Тогда бы скорей зарубцевались любовные раны. Иначе это – как водолазу подняться на поверхность с большой глубины без барокамеры: кессонная болезнь обеспечена.

Абби была довольно аппетитна. Но ее ломанье и капризы наскучили мне довольно быстро. Все у нее было связано с какими-то рамками, запретами, границами, церемониями. Разделено по полочкам. Зарегистрировано. Расфасовано. Вот это можно, а этого – ни в коем случае нельзя. Помню, как я нахохотался, когда впервые услышал, что в ее глазах является развратом.

– Эй, – сказал я ей, – девочка, запомни и учти: ханжа куда грязней любого грешника. Когда два человека нравятся друг другу, ничто в их отношениях не разврат. А если скромность вызвана фригидностью, лучше иметь дело с импотентами.

Она сдавалась. Но это требовало от меня усилий. И я все чаще и чаще задавал себе вопрос «Зачем мне это надо?» Энергия на работе была мне нужней, чем в постели. А тут еще Роза, обеспокоенная затянувшимся романом Руди с Лолой, обратилась ко мне с просьбой:

– Познакомь его с кем-нибудь, Чарли, – попросила она меня.

– Роза, – пытался я отмахнуться, – но ведь вокруг него в ночном клубе столько телок! И они совсем его не сторонятся…

– То-то и оно, – улыбнулась Роза и потрепала меня за щечку. – Понял? Ему пора браться за ум…

Обида, к счастью, сказалась только на цвете лица Абби. От неловкости за собственную грубость я, наверное, повел бы себя дальше мягче и миролюбивей. Но она сама пресекла возможные сантименты:

– С тобой все было по-другому…

Тут я не выдержал. Всадил ей под дых:

– Что значит, «с тобой все было по-другому»? Ты на что это намекаешь, а? – скривил я гримасу. – Что я негр?! И со мной пристало то, чего не позволишь себе в приличном обществе?!

В ее голосе, как взвившийся белый флаг, затрепетала растерянность. Но слишком уж много электричества между нами накопилось. Один раз стоило выдать ей по первое число. Пусть поперхнется собственной стервозностью.

– Чарли!..

– Что «Чарли»?! В таких ситуациях и проявляется расизм. Кем бы я ни был, чего бы ни достиг, я всегда – Чарли. Черный Чарли…

– Ты меня не понял, – встрепенулась она.

– Понял, и еще как! – Меня несло: – Знаешь, что меня поражает? Вы оба играли друг перед другом чужие роли. Ты – Исключительно Порядочной Леди. Он – Истинного Джентльмена. И просвистели, просрали с годами настоящее чувство…

Абби снова взяла себя в руки. Ох уж эта мне немецкая сдержанность! Она еще холодней британской. И куда более жесткая.

– Ты что же, считаешь меня шлюхой? Только потому, что до Чарли я была с тобой?

– Ну, положим, и я был не первым…

Блеснувшие было в ее глазах слезы отлились в металл:

– Ты – свинья, Чарли! Такая же, как он…

Но если она думала, что я из тех, кто при пощечине по правой щеке подставляет левую, она ошибалась.

– Нельзя стыдиться собственного «Я», Абби… С игры и притворства начинаются самые безнадежные трагедии. Если ты честен с собой и другими, к тебе нет, не может быть никаких претензий.

Страдальческое выражение на ее лице сменила маска судьи и прокурора:

– В чем ты меня обвиняешь, Чарльз Стронг?! В том, что я хотела создать нормальную семью?

Я осуждающе покачал головой:

– Не передергивай, Абби. У тебя ничего не выйдет…

– Ты – жестокий эгоист, Чарли… Бросил в Южной Африке жену и двоих детей. Живешь себе припеваючи со своей одалиской. Она, я надеюсь, не возражает против английского секса?