Янтарная бусина: крестьянка - Цыпаева Ольга (полная версия книги .TXT) 📗
Дома «индейцев» пороли ремнями — не за утопленную одежду, а за то, что сами чуть не утонули. А потом, правда, смеялись все вместе и над желтыми трусами, и над индейскими нарядами…
А вообще-то Женька был скромным, послушным. Настолько, что все были уверены в его неспособности к хулиганству. Однажды местные шалопаи зажгли в лесу за деревней костер, поджарили по куску хлеба. Потом стали тушить. Воды, конечно же, не было. Тушили содержимым организмов. Содержимого не хватило. Огонь перекинулся на ближайшую сосну. Сосна вспыхнула, как облитая бензином, — стояла сушь. Поджигатели услышали, как взрослые уже неслись к ним с воплями: «Пожар! Горим!» Спички быстро впихнули Женьке, тот их упрятал в карман — выбросить ума не хватило. Весь взрослый народ бросился на борьбу с огнем. Часа два с ведрами бегали! Потом кто-то вспомнил, что в лесу играли деревенские ребята. Ага! Быстренько всех построили и стали обыскивать на наличие спичек и других зажигательных принадлежностей. Ребята стояли, низко опустив головы, ожидая расправы. Сейчас у Женьки найдут спички, и тогда ремня не избежать. Всем охламонам выворачивали карманы по очереди. Дошла очередь до Жени. Он стоял ни жив ни мертв.
— Нет, Женьку не трогайте. У него не может быть. Видно, кто-то из чужих тут окурок бросил, вот и загорелось, — сказала мать одного из поджигателей.
Так и не стали Женю обыскивать.
Катенька все христианские традиции соблюдала строго и непреклонно. Молитвы читала и перед едой, и перед сном. И детей этому учила. Дети молитв не читали, но в Бога верили. В большие христианские праздники Катенька по дому не работала и никому не давала — на это будни есть. Даже председатель колхоза не заставлял народ работать в праздники — завтра в три раза больше сделают, если пойдешь людям навстречу.
— А почему нельзя в праздники работать, мам? Нам в школе сказали, что это предрассудки и Бога нет на самом деле, — спрашивал Женя, которого в школе стали уговаривать вступить в пионеры.
— Потому что в эти дни давным-давно святые люди страдали за нас, грешников. А мы должны об этом помнить. Кто не чтит святых праздников, того Бог наказывает. Садитесь, расскажу я вам.
Дети усаживались вокруг матери и тут же притихали — очень интересно их мама рассказывать умеет.
— Так вот, я тогда еще в девках была. Случилось это на Троицу. В этот день не работают, а поминают усопших родителей. Веточками деревьев украшают дома, да молятся все. А напротив нас жили нехристи. Мужик был коммунистом. Жена тоже на эти сходки ходила. Погода стояла хорошая. Солнце светило, и сенокос должен был начаться на следующий день. И вот жена замучила мужа: айда траву косить да айда! А он не хочет идти — выходной все-таки. Все люди отдыхают. А она его испилила, изгрызла. Так собрались они и пошли в поле… Травы накосили немного, жена себе ногу косой задела. Самое время вернуться домой — Бог предупреждение дал. Ан нет. Сама уселась на скошенную траву, а мужа затыркала: «Коси, самое солнце, еще сено просохнуть успеет». И тут налетела туча страшная. Ветер поднялся такой, что гнул и ломал деревья. Гром и молния грянули. Забились они под дерево, да разве под ним спрячешься от кары Господней! Молнией насмерть убило их обоих. А в деревне ни ветерка, ни тучки не было. До вечера ждали дети отца и мать, да так и не дождались. Пошли искать всей деревней. Нашли их под деревом мертвых. Цепочка с крестом на шее у жены была — так и впилась в шею, обожгла всю ее. А когда посмотрел народ вокруг, то увидел, что был здесь ураган страшный. Хоть в деревне никто его и не слыхал…
Уже взрослые дочери жались друг к другу от страшного рассказа. А Женька сидел и слушал с широко раскрытыми глазами.
— А вот еще одна история для особо жарких купальщиков, которые в воду готовы лезть завсегда… — Катя с укором посмотрела на сына. — Второго августа день Ильи-пророка. По преданию, купаться с этого дня уж больше нельзя — олень в воду писает. До Ильи мужик купается, а с Ильи с рекой прощается. А когда я в Стемассах жила, еще девчонкой, были у нас парни, отчаянные баламуты. Таким хоть что говори — ничего не слушают! Поспорили они, что не побоятся никакого Ильи с оленем и искупаются — мол, это бабы придумали все, чтобы молодежи настроение портить, и все это бредни. На том и порешили бедовые ребята. Пришли на Суру, разделись до исподнего. Трое из девяти полезли в воду. У остальных смелости не хватило, остались на берегу. Плескались те трое в реке да смеялись над остальными, что, мол, трусы, оленя напужались! Ну, где он, ваш олень? Не видать что-то! И вдруг свело судорогой ноги всем троим сразу. Стали они кричать, на помощь звать, а друзья их думали, что нарочно кричат, чтоб напугать. Так и ушли все трое под воду. Уж когда с минуту не показывались — поняли их товарищи, что не до шуток. Стали в воду прыгать — а их и след простыл. Сколько потом с баграми ни плавали по реке мужики, так и не нашли утопленников. Вот так-то вот против воли Божьей идти!
Однажды приехал погостить в деревню Катенькин брат Шурка с женой Валентиной да детьми. Тот самый, который по чувашским деревням ездил. Объявился впервые за много лет! Чудно он рассказывал о чувашском народе, вроде бы вот он — недалеко, а мир совсем другой у них.
До ночи сидели брат с сестрой, вспоминали, как с горы на санях катались, как мед у бабки с дедом ели, как раскулачивали их, а мама крест не отдавала, да много чего. Рассказал он, как решили они с женой съездить в Стемассы, посмотреть на родительский дом. А дома этого давно уж нет. Школа пробыла в нем недолго — маловат он оказался для школы. И через несколько лет разнесли дом по бревнышку местные пьяницы и бездельники, чтоб в лес за дровами не ходить. Так и не достался дом никому.
Про все говорила Катенька с братом, но не про все рассказал ей брат. «Крепче спать будешь, сестренка». Так и не узнала Катя, где был он все эти годы. А теперь приехал попрощаться. Собрался Шурка на целину.
— С Богом, — обнимала Катенька брата и невестку. — Вы уж больше не пропадайте. Хоть раз в год отпишите, где и как устроились.
Дочка Рая совсем подросла и вскоре уехала учиться на фельдшера в город. Там как раз открыли такие курсы. Специальность хорошая. Вот выучится и замуж пойдет. У нее и жених уж готовый был. Ухаживал за Раей Валя Кузьмин. Старший из братьев Кузьминых. Смекалистый, расторопный парень. Цыпаевым он нравился, но дочку замуж выдавать они не спешили — сперва учеба!
Как-то после работы пошла Катенька к матери в Анютино. Деток оставила дома, муж еще был на работе. Молока матери надо было отнести — Саня телочку купила, а у Катиной коровы молока было в избытке. Пошла через лес — так короче. Солнце уже садилось, оставляя в воздухе пряный запах скошенной травы. Быстро шла Катенька, дотемна вернуться надо Бидон с молоком был тяжелый и тянул вниз. Поставила Катя его на землю, чтобы дух перевести. А когда подняла голову, охнула. Ей навстречу шел здоровенный мужик с топором в руках. На его лице было написано, что топор этот он сейчас пустит в ход. Катя поняла, что от такого далеко не убежишь, только разозлишь его сильнее и себе хуже сделаешь, да и ноги не слушались. И стала она читать молитву о помощи.
— Живый в помощи Вышнего, в крове Бога Небесного водворится. Речет Господеви — Заступник мой еси и Прибежище мое… — шептала Катенька.
А мужик поравнялся с ней и замахнулся топором. Закрыла Катенька глаза руками.
— Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя… — Сквозь пальцы Катя видела, как мужик замахивался топором и натыкался топор его на невидимую стену.
Долго читала молитву Катенька, не один раз. А мужик все бегал вокруг нее со зверским лицом и топором размахивал.
— Все равно убью, зря шепчешь… — Гримаса боли кривила его нечеловечески злое лицо.
— Не убоишься от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия… Яко Ты, Господи, упование мое…
