Опрометчивость - Адлер Элизабет (книги онлайн без регистрации txt, fb2) 📗
Парис опять беспокойно заворочалась, поудобнее потягиваясь на велюровом сиденье самолета, прикрывая глаза неярким коричневым одеялом. Ее отец сейчас был женат на девушке даже моложе, чем Венеция. Пятая жена в непрерывном ряду достигших брачного возраста звезд; Парис никогда не видела причин разыскать его и дать знать о своем существовании. И сейчас о том, что Дженни умерла, он узнает не от нее. Она останется для него тайной навек.
Опять всплыл в ее памяти Амадео Витрацци, его бронзовое тело, серый шелк, сваленный в кучку на полу.
– Ох, Дженни, Дженни, – простонала Парис, когда слезы в конце концов пришли. – Я подвела тебя, ты не учила своих дочерей делать то, что делала сама, чтобы добиться успеха. Я ведь так похожа на тебя, та же напряженная вера в собственный талант, то же возбуждающее стремление к успеху… та же обжигающая сексуальность. Никогда больше, Дженни, никогда, – поклялась Парис. – Я стану использовать все способы, законные и незаконные, чтобы добиться успеха, но никогда, никогда не буду торговать собой ради успеха.
Странная мысль пришла к ней внезапно, захватив совершенно врасплох. Да ведь не будет необходимости биться из-за денег. Сейчас им принадлежат миллионы Дженни. И Парис опять начала плакать.
Самолет устремился вниз, пролетел над дымами городского транспорта, над пальмовыми деревьями и лазурными плавательными бассейнами, паря, подобно хищной птице, над переполненной машинами автострадой, и с легким скачком приземлился на взлетно-посадочной полосе международного лос-анджелесского аэропорта. Вот он замедлил скорость и ровно покатился – по направлению к теснящимся зданиям вокзала.
Они были дома.
Парис инстинктивно сжала руками поручни своего сиденья, с ужасом предвидя события нескольких последующих дней. Будет расследование. А потом – похороны. Затем они должны будут разобраться в делах Дженни, как коммерческих, так и личных, и как самая старшая она возьмет всю ответственность на себя.
Сидящая спереди Индия утомленно улыбнулась ей. Яркий свитер подчеркивал ее бледность и усталость в дымчатых глазах. Ее волосы, казалось, потеряли естественную упругость, локоны лежали на голове, подобно измятому бархату, напоминая Парис их детские годы.
Расстегивая страховочный пояс, Парис взглянула с беспокойством через проход – на Венецию. Белокурые волосы той тоже были в беспорядке, веки опухли и покраснели. Она умыла лицо и без косметики выглядела пятнадцатилетней, смертельно обиженной девочкой.
– Венни! – Парис скользнула на сиденье рядом с ней, утешающе обняв ее за плечи. – Знаю, это будет нелегко, но мы должны все пережить. По крайней мере, пережить все вместе. Только держись, дорогая, скоро будем дома.
И когда сказала это, то поняла, что это – неправда. Они приехали не домой. Они приехали в дом Фитца МакБейна. Голубые, омытые слезами глаза Венеции посмотрели на нее с отчаянием.
– Все будет хорошо, вот увидишь. – Парис надеялась, что голос ее прозвучал более убежденно, чем то, что она чувствовала.
Она поспешно вытащила со дна сумки темные очки – последний предмет голливудского снаряжения – и поняла, почему. По крайней мере, никто не сможет заглянуть в твои глаза, и ты сохраняешь немного своей уединенности.
Ни у одной из них не было багажа, только ручная кладь с самым необходимым, собранным в последний момент, поэтому формальности, связанные с таможенными пошлинами и эмиграционной службой, прошли легко. Но они оказались абсолютно неподготовленными к встрече с полчищем осветительных приборов, кинокамер и микрофонов, ожидающих их в вестибюле, к рокоту голосов, называющих их имена, требующих от них: «Посмотрите сюда» или «Не могли бы вы рассказать телезрителям, что вы думаете по поводу возможного самоубийства мисс Хавен?» Они отпрянули назад, в дверной проем, ослепленные лампами, сбитые с толку неожиданной суматохой и шокирующими вопросами.
– Варвары, – прошептала Парис. – Quelles sauvages! [9]
– Мы должны удрать от всего этого, мисс. – Двое их здоровенных охранников объединились с двумя вновь прибывшими и отделили девушек от кинокамер. Схватив их за руки, побежали, преследуемые ордой корреспондентов, к выходу и через переулок в ожидающий лимузин. Через задние затемненные окна Парис увидела любопытствующие лица и сверкающие вспышки, когда огромный «мерседес» благополучно оторвался от обочины.
– Боюсь, они станут преследовать нас, мисс, – извиняясь, сказал охранник, – и они приблизятся к дому. Но там высокая стена с электронной защитой. Мы уверены, что ни один из них не потревожит ваше уединение. Мистер МакБейн более всего настаивал на этом.
– Слава Богу, что есть твой мистер МакБейн, Венни, – сказала Индия, вся дрожа. – Он единственный предвидел подобное. Я, конечно, никогда бы не подумала об этом. Если бы у нас не было сопровождения, мы оказались бы в капкане.
А Венеция думала о Моргане МакБейне. Его мужественное, бронзовое от загара лицо и гости, собравшиеся к обеду прошлым вечером, казалось, отошли в далекое прошлое. Она с тоской смотрела через затененные окна на привычные, неясные очертания городских остановок, магазинов и дешевых мотелей, на беспорядочно разбросанные придорожные нефтяные скважины, всегда казавшиеся ей похожими на гигантскую клюющую саранчу. Вечер, который начался так многообещающе, превратился в кошмар с телефонным звонком. Лидия и Роджер Ланкастеры захотели поехать с ней, но ей показалось несправедливым привезти таких дорогих ей людей, почти заменивших ей родителей, на похороны своей настоящей матери. Она была дочерью Дженни Хавен, и в этот последний раз они останутся без посторонних.
Лимузин с безмолвными пассажирами легко преодолел холм на вершине Ла Сьенега Бульвар, проехав на желтый свет, и повернул на запад, в закат, мимо щитов, рекламирующих самое последнее успешное обогащение, новейший кинофильм и современных звезд Лас-Вегаса. Индия отвела глаза, когда они проезжали газоны Беверли-Хиллза, где жила Дженни. Хотя они никогда не проводили здесь много времени, это, тем не менее, был их дом. Она принимала здесь гостей на день рождения, когда ребенком приезжала домой на желтом школьном автобусе, дверцы которого зажимали ее картины. Дженни развешивала их по стенам кухни. Дети обучались плаванию, и тянулись такие длинные летние недели, проведенные на морском берегу в Малибу. Она предположила, что оба дома должны быть проданы.
Дежурный охранник у западного входа в Бел-Айр подал им знак рукой, и большой лимузин мягко продолжил свой путь наверх по склону холма к украшенному колоннами большому белокаменному особняку, который был частью замкнутого мира Фитца МакБейна. Молодой мужчина ожидал на широких ступенях входа.
– Добрый день, – сказал он. – Меня зовут Боб Ронсон. Мистер МакБейн пожелал, чтобы я встретил вас в его доме. Я останусь здесь, чтобы позаботиться о самом необходимом, так что, если вы в чем-нибудь нуждаетесь, только дайте мне знать.
Ронсон был одним из нескольких молодых людей на службе у МакБейна. Одновременно и секретарь, и личный ассистент, и дворецкий, он настойчиво стремился пробиться наверх в многоукладной компании МакБейна. Его место было тем единственным, которое МакБейн предлагал только наиболее многообещающим и честолюбивым. Он не тратил времени на подхалимов, осознавая при этом, что после жесткого отбора и естественного отсева оставались именно те, кому он мог доверить частично вести свои сложные дела. Вот почему в его личном окружении не было места для посредственностей.
Белый дом, освещенный солнцем, подкупал спокойствием, и Венеция нашла, что выглядит он по-европейски. Бледные исфаганские ковры покрывали паркет в холле, и единственный бесценный английский пейзаж предавался бессмертной мечте здесь, на калифорнийской стене. Удачно подобранная пара гравированных зеркал отражала вазы с цветами на изысканных столиках, и Венеция инстинктивно нагнула голову, склонясь к бледно-розовым бутонам роз, жадно вдыхая любимый ею аромат.
