За зеркалами (СИ) - Орлова Вероника (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Люк торопливо что-то записал и резко встал на ноги, когда дверь сарая с громким скрипом открылась и снова затворилась. Флинт поздоровался с нами коротким кивком и неторопливо подошёл к стулу.
- Так-так-так...как обычно, да?
- Целый ритуал. Если бы нам узнать, что он означает...почему эта тварь так скрупулезно соблюдает его...
Люк говорит хрипло, его пальцы дрожат. Нелегко смотреть на изуродованное тело ребенка, даже когда оно у тебя далеко не первое.
Присела рядом со стулом, глядя в сторону, в которую было направлено лицо жертвы. Что он хочет сказать этим, Бобби? Почему говорит с этим миром посредством твоей жизни?
Показалось, что в тусклом свете фонаря что-то блеснуло на полу у стены. Бросилась туда и рухнула на колени, увидев небольшое зеркало размером с две моих ладони.
- Люк...
Он молча подошёл и тяжело выдохнул, глядя на мою находку.
- Наверное, свалилось со стены, когда отец дверь распахнул. Нехорошо прикреплено было.
Флинт взял его у меня пальцами в резиновых перчатках, чтобы спрятать в свой сундук.
- Я, конечно, не люблю подводить итоги раньше, чем обследую всё, но уже сейчас могу предположить, что это наш старый знакомый...чтоб ему сгореть в Аду!
***
Я не помнила дорогу домой, не поняла, как мы подъехали к дому. Словно сквозь туман попрощалась с Люком и добралась до своей квартиры на третьем этаже одного из престижнейших старых домов города. Пока поднималась по ступеням, сунула руку в карман пальто и вздрогнула, когда пальцы коснулись бумаги. Та самая записка от Дарка...Завтра вечером...об этом ты мне говорил, король бездомных? Откуда ты мог знать? Почему решил написать мне? Что это? Изощрённая игра? Зачем она тебе? Ведь ты знал этого мальчика...не мог не знать.
«Люк отлучался ненадолго. А впрочем, я не смотрела на часы, теперь уже с экспертом исследуя каждый сантиметр этого проклятого сарая. Но когда помощник вошёл к нам, оставив открытой дверь, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха, то его лицо было мрачнее тучи.
- Как и остальные - приёмный. Как и остальные - не раз убегал из дома. Был случайно обнаружен полицией через неделю после побега и возвращён домой.
- Причины побега?
Качает головой, недовольно поджимая губы:
- Неизвестны. Никому и никогда на приёмных родителей не жаловался.
- Как и все до него.
- Чёрт! - Люк ударил кулаком по стогу сена, - Но ведь что-то же вынуждает их уходить? Что-то же тянет их туда? На улицу.
- Или кто-то, - мне кажется, я произнесла еле слышно, но он прищурился в ответ на эти слова и заметно стиснул челюсти, молча кивнул, облокачиваясь о стог спиной и складывая руки на груди.
- И, Арнольд, ты будешь очень удивлена, но у него так же есть ещё одно объединяющее обстоятельство с другими жертвами.
- Какое?
- Натан Дарк. Как и остальные, Бобби так или иначе связан с этим мерзавцем. Конкретно этот мальчик, - Люк ткнул пальцем в ребенка, - убегал именно в катакомбы к нему. И именно на его «территории» был обнаружен при попытке обворовать продавца фруктов».
Зашла к себе и заперла дверь, прислоняясь к ней спиной и сползая на пол от слабости, чувствуя, как снова возвращается тревога. Будто не насытилась, жадная тварь, она просит ещё и ещё, вдираясь в виски острыми клыками нарастающего страха от осознания, чего может стоить всего одна ошибка. Моя ошибка.
***
Он поправил бабочку, аккуратно приглаживая пальцами чёрные края мягкой ткани, отошёл назад, вскидывая руки и проверяя, как смотрятся на манжетах золотые запонки. Ухмыльнулся, оставшись довольным увиденным, и, напоследок подмигнув собственному отражению и пригладив непослушные тёмные волосы, вышел из комнаты.
Его ждала встреча с директором детского дома, назначенным вместо скоропостижно скончавшегося от сердечного приступа бывшего управляющего. И он даже предвкушал эту встречу. Арленс в его жизни стал эдаким приятным исключением, образцом человечности и доказательством того, что не всегда власть меняет человека, уродует его, превращая в алчную жестокую беспринципную тварь.
Видит Дьявол, таких ублюдков он повидал немного. Тех, которые, дорвавшись до власти, превращают её в некое орудие для достижения собственных, порой гнилых и омерзительных целей. Возможно, ему стоило бы их пожалеть. Возможно, стоило бы помолиться об их грешных душах...Вот только он не верил ни в молитвы, ни в грешность души. Для него не существовало плохих и хороших, добродетельных и порочных, злых и добрых людей. Он знал точно, что человек сам по себе и был злом, пороком в своём истинном обличье. Что бы там ни говорил местный священник. О, нет, он, конечно, не был ни разу на исповеди с самого своего детства, а познакомился с этим жирным боровом, скрывавшим своё дряблое белое тело под черной рясой в пол, на одном из приёмов, организованном в благотворительных целях. В тот момент, когда увидел, как стряхивает тот украдкой с бороды и усов крошки шоколадного печенья, косясь по сторонам и похлопывая правой ладонью себя по брюху, почувствовал едкое желание уйти и мгновенно появившееся раздражение. У кого-то бывает аллергия на животных, у других - на еду, у третьих - на цветы. У него же с самого детства была стойкая непереносимость к людям, покорными овцами плетущимися в храмы и церкви, где в расписных дверях их встречали с притворно милосердной улыбкой самые настоящие волки, накинувшие на серую шерсть бараньи шкуры.
К сожалению, не успел тогда убраться незаметно, пришлось весь вечер смотреть на заискивающие взгляды хозяина особняка и высокомерно самодовольные - служителя церкви. Впрочем, разве первый или второй смогли убедить его пожертвовать хотя бы цент? Зато молчаливый серьезный директор приюта, практически не участвовавший в разговорах, лишь раз коротко пригласивший всех желающих в свою обитель, заинтересовал его. Ведь он мог поверить во что угодно, кроме того, что кому-то может быть интересна судьба брошенных, никому не нужных детей. Во что угодно, кроме того, что можно переживать за каждого из них, как за собственного, выбивая всеми мыслимыми и немыслимыми способами лечение, средства на питание. Понимаете? Он никогда не знал случая, чтобы бескорыстно протягивали даже кусок хлеба, и поэтому, когда увидел собственными глазами всё, что сделал старик Арленс в приюте, когда увидел, с каким обожанием говорил о нём каждый ребёнок в этом месте, то впервые почувствовал уважение...сразу после откровенного изумления, конечно.
Наутро после его посещения директор обнаружил чек на крупную сумму денег вместе с коротким письмом-указанием обращаться в случае любой необходимости к Кристоферу Дэю. Он ещё долго стоял, вглядываясь в мелкий, не совсем аккуратный, будто нервный мужской почерк, вспоминая лицо этого мрачного мужчины во всём чёрном. Да, именно мрачного. Вспоминая, как невольно замер, когда тот поднял на него безучастный взгляд черных глаз и скучающе обвёл им переполненный зал особняка. Всё же первое впечатление может обманывать, так как в тот момент директор Арленс не испытал ничего другого, кроме желания поскорее оставить их компанию, чтобы быть как можно дальше от этого человека.
Мужчина спустился по красивой витиеватой лестнице с отделанными под золото перилами и сел в свой автомобиль, кивком приказывая водителю начать путь. Ему нравилось смотреть в окно в предпраздничную суету города. Нет, конечно, всё дело не в трепете перед наступающим Рождеством, в которое он не верил. Ему нравилось слушать городской шум, нетерпеливые сигналы проезжающих рядом машин, крики пешеходов и громкий детский смех. Он любил шум извне. Потому что с этим гулом устанавливалось абсолютное безмолвие в нём самом, потому что в такие минуты он, наконец, прекращал слышать змеиное шипение откуда-то изнутри.
Водитель остановил на светофоре, и мужчина увидел, как рядом с его машиной пробежал мальчик лет девяти-десяти. Босоногий и грязный в рваной куртке, цвет которой трудно было уже установить точно. Мужчина склонил голову вбок, цокнув языком, когда мальчишка споткнулся буквально в нескольких метрах от его автомобиля и упал. Большая, явно чужая шапка, слетела с его головы прямо на проезжую часть, обнажая длинные нечёсаные светлые волосы, а сам парнишка перевернулся на спину и начал отползать от прибежавшего и нависшего над ним разозлённым запыхавшимся коршуном человека в фартуке мясника.