Неслучайности (СИ) - Алексеева Оксана (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Ха! Еще бы ты видел! — рассмеялась Яна. — В этом и причина твоей — как бы это выразиться? — безмерности в любой из этих двух сфер! Именно поэтому ты не умеешь работать так, чтобы не тратить себя полностью. И не умеешь отдыхать так, чтобы хоть какие-то рамки оставались. У тебя все слишком!
И из всей этой праведной тирады Вадим уловил только одно:
— Это я-то не умею отдыхать? Сейчас придешь домой и спросишь у своей Светы — пусть расскажет тебе в картинках, как я умею…
— Говнюк.
На этом сеанс психотерапии и закончился. Настроения разговаривать с ним больше не было.
А дома Яну ждал разбитый в труху отец. На этот раз он хотя бы согласился поужинать с дочерью и для приличия поковырялся вилкой в спагетти. И даже пожилая домработница пыталась скрыть свой удрученный вид — та, проработавшая в доме уже несколько лет, тоже не могла привыкнуть к такому внезапному изменению атмосферы. А Яна сидела и укоряла себя за то, что еще час назад улыбалась виновнику всех эти несчастий. Она словно предавала любимого человека тем, что пыталась отыскать в Вадиме хотя бы зачатки совести. Жаль, что дуэли давно отменены. Какое это, наверное, наслаждение — проткнуть сердце мерзавца шпагой. И все равно она ловила себя на мысли, что с тем не все так просто. Например, его головные боли — ведь он не может игнорировать и их, как аргумент? Они и есть следствие его тотального самоконтроля на работе. И вся его гнилая натура, вполне возможно, тоже просто следствие. Как головная боль. И если Яна права, то и первое, и второе излечимы.
Глава 8. Сувенирчики и другие подарки судьбы
Отец довольно быстро пришел в форму и теперь лишь наедине с дочерью выказывал беспросветную тоску. Но как только в поле его зрения обнаруживался посторонний, у него словно счетчик переключался на максимальную громкость и привычную напористость. Яна понимала, что в этом есть нечто показное, но и спустя такое короткое время полного излечения не ждала. Лучшей стратегией оставалась простая поддержка и отсутствие лишних напоминаний о том, что он всё еще женат. Яна сама собрала вещи Светланы и утащила их с глаз долой в чулан, а потом выставила на сайте объявление о продаже баснословно родовитого щенка мальтезе, которого «добрая» хозяйка с чего-то решила оставить на их попечение. Однако звонками от благодарных покупателей ее не завалило — профессиональных разводчиков, которых можно довести до оргазма одним только описанием родословной выставленного экземпляра, в городе не так уж и много. Отцу об этом рассказывать Яна не спешила — тот, неровен час, еще бы и не одобрил такого отношения к ни в чем не повинной псине. Но Яна спешила избавиться ото всех воспоминаний, связанных со Светланой.
А теперь обязанность заботы о симпатичном белобрысом Бобике она возложила сама на себя. И вдруг ее озарило идеей, которую вечером четверга она и поспешила воплотить в жизнь. Вадим открыл сразу и на этот раз даже не выдал удивления незваной гостье — похоже, привыкает!
— Проверяешь, что ли? Я один. И у меня куча документов… а это что такое?
Бобик, официальное имя которого запомнить было невозможно, прорвался в открывшийся проход, полностью оправдав все возложенные на него надежды.
— Подарок тебе принесла… привела… В общем, дарю.
— Не надо, — Вадим растерялся настолько, что даже Яну в квартиру пропустил.
— Надо, надо! — она заранее решила не принимать ожидаемых протестов. — Да, ты часто занят, но твой доход вполне позволяет нанять человека для выгула и ухода. Щенок этот не вырастет большим, а значит, и хлопот с ним немного. И в конце-то концов, я разве не могу тебе сделать подарок, как твоя девушка? Ты ведь не обидишь любимую отказом?
Она ухмылялась с таким неприкрытым издевательством, что Вадим не сдержал язвительности:
— Допустим. Значит, я, как твой парень, могу подарить тебе завтра… крокодила? Ты же не обидишь любимого отказом?
Яне расхотелось улыбаться. Она начала судорожно прикидывать в уме, можно ли в их городе купить настоящего крокодила, потому что если такая вероятность все же существует, то за Вадимом не заржавеет. Лучше уж выбрать какой-то полюбовный вариант:
— Вадим! Ну ведь ты обещал содействовать! Я уверена, у тебя никогда, даже в детстве, не было домашнего питомца, — он в ответ только хмурился, но не спорил. — А я считаю, что это просто необходимо для очеловечивания!
— Ни за что.
— Вадим! — Яна добавила в голос мольбы. — Это ведь так здорово — когда тебя дома кто-то встречает, ждет. Конечно, ты этого пока не знаешь, так пора начинать узнавать!
— Ни за что, — упрямо повторил он. — И если бы я захотел завести собаку, то это была бы… овчарка или дог там какой-нибудь немецкий, но точно не эта жалкая пародия на уродливую игрушку.
— Бобик — хорошенький! — возмутилась Яна несправедливости. — Он очень породистый! Во всей России с такой родословной всего несколько штук наберется!
— Если твой Бобик сейчас нагадит, то я убью вас обоих. И плевать на все остальное.
Конечно, ожидать от него внезапной приветливости и не стоило, но Яна все-таки собиралась довести план до конца, потому что на самом деле видела в нем смысл.
— Тогда пусть он у тебя поживет пару дней, а? Дай мне время убедить отца, раз уж я купила… и не знаю теперь, куда девать.
Вадим наконец-то проявил хоть какой-то интерес:
— Я очень сомневаюсь, что тебе не разрешат привести это домой. Покажи его Свете — ей точно понравится. Они даже чем-то похожи.
А он интуит! Не в бровь, а в глаз. Щенок на самом деле был прехорошеньким, но Яне никогда бы не пришло в голову заводить такого — это была чистейшая инициатива Светланы. И та явно не звонила Вадиму, потому что он оставался в неведении — а это отчего-то радовало. Про уход мачехи из дома говорить было рано, поэтому Яна и решилась:
— Да нет! Я просто подумала, что ты за два дня к нему привыкнешь и потом…
— Ни за что. А если оставишь, то я вышвырну это существо на улицу.
Вот это уже было возмутительно! Вроде бы он ни разу и не давал повода усомниться в своей жестокости, но и никакого рвения в заглаживании грехов не обозначал. А должен бы! Именно это Яну и подтолкнуло на решительный шаг в сторону выхода и продолжение движения под гневные комментарии за спиной. Она ответила, даже не оборачиваясь:
— Хотя бы на два дня. А потом обсудим.
Вадим начал внимательнее наблюдать за Яной с тех пор, как та якобы стала его девушкой. Она, к счастью, не вешалась при всех к нему на шею. Вообще не вешалась. Да и ничего особенно раздражающего не выкидывала. Но ее задумка о перевоспитании вызывала у Вадима приливы веселья. Наивная девчонка почему-то каждому своему нелепому поступку находила какое-то почти внятное объяснение. Сам он не видел в этом никаких причин для волнения, и пока Светлана может подмочить его репутацию, лучше всего иметь при себе это назойливое прикрытие.
Наблюдения приводили его к мысли, что и в самой этой девчонке есть что-то особенное, неподвластное пониманию Вадима. Например, она без проблем влилась в коллектив — и, невзирая на свое льготное положение, почему-то не вызывала зависти прожженных сплетниц. По крайней мере такой, которая была бы заметна. Пётр Алексеевич, несмотря на то, что сам не поручал ей ничего серьезного, начал отзываться о ней, как о некоем «корпоративном талисмане» — мол, если бы не ее нахальство, то остальные новички втягивались бы куда дольше. Ей было несвойственно стеснение и закономерное уважение перед рангами — она запросто озвучивала любой вопрос и выставляла напоказ достижения своих товарищей, о чем те бы скромно молчали еще полгода. Это было объяснимо — другие студенты опасались вести себя нагло, а ей бояться было нечего. Вадим подозревал, что подобное происходило не только в «Нефертити» — это такая неотъемлемая черта избалованных вниманием детей. Если бы Вадим хотел воспитывать своего сына, то поступил точно так же — баловал бы именно до такого состояния. Только подобное самовосприятие с детства создает эгоистов и новаторов, которым море по колено. Они не всегда самые приятные люди с точки зрения общепринятых норм, но зато без оглядки следуют своим порывам — не привыкшие, не успевшие узнать, что их могут осудить или остановить. Сам Вадим этому до сих пор не успел научиться, потому-то и относился к работе более ответственно, чем иногда позволяли его физические возможности. Всегда вынужденный пробиваться, он привык, что его действия постоянно кто-то оценивает. И эта инерция не пропадает после того, как пробьешься, как и у избалованных эгоистов не пропадает ощущение собственной значимости даже в самых затруднительных ситуациях.
