Одна беременность на двоих (СИ) - Горышина Ольга (книги онлайн TXT) 📗
Настроение окончательно испортила предложенная на уроке испанского тема для обсуждения — что вы потеряли? Хотелось ответить всё, а главное себя, но я промолчала. Пусть другие говорят.
— Я потерял телефон.
Какая стандартная фраза. Да и потери, которыми в открытую делятся перед всем классом, стандартны.
— Ну, друг был пьян, ему не понравилась музыка на моём телефоне, и он выкинул его в окно. Ну что, что? Он был пьян. Чего вы не верите-то… Да, нет… Телефон есть. Новый. Он половину заплатил.
— Телефон новый, но друга потерял, — послышался комментарий из класса.
— Какое там потерял?! Да ну вас, честное слово, разве ж это повод. Просто в следующий раз не буду включать музыку на телефоне. И вообще сам буду пить, а он пусть за руль садится.
Не повод… А что есть повод поставить на человеке крест? Ребёнок? Ведь можно было попрощаться. На перемене я забилась в угол с кофе и круассаном. Казалось бы, вокруг знакомые всё лица, но никто даже привет не скажет. Может, меня не видно? Может, кофе имеет свойство растворять человека в пространстве и времени. Ещё в августе здесь была я, а в конце марта, похоже, меня здесь уже нет. Повод грустить? Или радоваться, что никому не надо улыбаться. Без повода! Дайте уже повод для маленькой радости!
Повод появился. Не маленький, а даже очень большой — больше восьми часов беспробудного сна. Беспробудного! Утром я тоже не вскакивала, а медленно выползала на кухню, чтобы съесть полбанки варенья. Когда-нибудь нога пройдёт, когда-нибудь я вернусь на беговую дорожку. Сейчас же надо радоваться вкусной вредной еде. И ещё тому, что моя наклейка на машину была одобрена, и я заказала их с десяток на сдачу проекта. Аманде не послала ни одной. Она отправит наклейку прямиком в помойку, и сомневаться нечего! Но вот старшему брату одну отослала. Если его жена выкинет, не так обидно.
В выходные я почти уехала домой, но накануне позвонил отец с новостью, которая и огорчила, и обрадовала. Хозяйка решила срочно продать квартиру, и если я уеду до мая, обещала вернуть деньги. Отец договорился со старым другом, что я поживу два месяца у него. Викторианский дом в японском городке, можно будет пешком добираться до университета. А если устанешь, три остановки на трамвае.
— Хорошо. Я соберусь и отвезу к ним вещи.
Этих людей я совсем не помнила. Ну и ладно. Друг делал одолжение отцу. И мне заодно, ведь эти стены перестанут на меня давить. Собирать было нечего. Важнее было подчистить холодильник, чтобы ничего не выкинуть. Специи я собрала в контейнер, решив отдать жене Тома.
Два дня я просидела за пустым столом перед открытым ноутбуком, решив въехать в новый дом в воскресенье вечером, чтобы не портить людям выходные. Почти перед самым выходом, когда оставалось отнести в машину школьный рюкзак, я получила сообщение на телефон. Увидев имя Аманды, я решила не открывать его. Прошла уже целая неделя. Я жила неделю без вестей от неё и проживу дальше. Я закрыла дверь и даже сделала три шага к лифту. На большее меня не хватило. Глаза впились в экран телефона:
«Нам завтра две недели. Идём к врачу. Пишут, что должны вернуться к прежнему весу. Не знаю, тяжёлая Патриша или нет. Она не ест положенные пятнадцать минут с каждой груди. В лучшем случае получается минут десять с одной, и всё — засыпает. Или глазеет, а потом опять есть требует. Ладно б сосать было тяжело или молока было мало, так нет же, льётся ручьём после того, как она грудь бросает.Почему так мало сосет, непонятно. Мама тоже не знает. Я же искусственница».
Я перекрутила сообщение. Ни приветствия, ни имени. Может, не я адресат, и Аманда прислала мне это по ошибке?
Я не стала отвечать, сунула телефон в задний карман, но он завибрировал, не успела я выйти из лифта. Терпела до машины. Пристегнувшись, прочитала продолжение:
«Она сосет уже намного дольше, чем в первые дни, но всё равно очень много срыгивает. Как думаешь, врачу рассказать? Или он сразу скажет давать смесь?»
Я отложила телефон, не послав никакого ответа. Вдруг не мне, а я влезу с дурацким советом? Да и какой из меня советчик… И с меня довольно обсуждения грудного молока и смеси!
До японского городка я доехала быстро, но с трудом отыскала место для парковки на слишком уж шумной улице. Вокруг дома такой густой сад, что не оценить размеры ни его, ни дома. И калитку не открыть. Старый засов заел. Я уже собралась звонить и чуть не прочитала очередное послание Аманды. Том увидел меня с крыльца и велел ждать. Высокий, худой, тёмные с сединой волосы собраны в длинный хвост. Длиннее моего.
— Где твоя машина? — спросил он после приветственных объятий.
Я махнула рукой на улицу, силясь вызвать хоть какие-то воспоминания детства. Наверное, мы всё-таки не встречались. Надо будет у отца уточнить, если Том сам не поделится семейными историями. Пока он взял ключи и загнал мою машину за ворота. Там уже стояло их четыре. Большое семейство, а тут ещё я…
На крыльце нас встретил высокий парень, копия Тома. Только без хвостика.
— Помощь нужна? — И, не дожидаясь ответа отца, сбежал вниз. — Привет, я Робин.
Я пожала руку. Вернее еле успела её схватить. Он уже был у машины и забирал у отца сумку. Босиком. Только ноги о половичок вытер.
— Идём, я комнату тебе покажу.
В гостиной камин и рояль. Больше ничего, не считая барабанов и двух гитар на стендах.
— Я на всём пытался играть, но ни на чём не получилось, кроме кларнета, — послышался за спиной голос Тома, и я проследила за его рукой — на верхней полке книжного шкафа лежал чёрный футляр.
Робин забрал у отца и мой рюкзак.
— Ещё сумка осталась. Я сейчас принесу.
— Не надо, Том. Там куртка и сапоги. Я к отцу отвезу в выходные.
Том кивнул, и я побежала за Робином, который был уже на середине лестницы. И уже почти наверху заметила, что не разулась.
— Брось, — сказал он, когда я нагнулась к шнуркам. — Я сейчас всё равно буду пол мыть.
Снизу донёсся детский плач. Я вздрогнула.
— Это Ноа, ему два года. Вот твоя комната.
Светлые занавески, белая кровать, белый комод.
— Нравится?
Я кивнула.
— За стенкой детская. Но Ноа обычно спит всю ночь. Другая комната пустая. Обычно. Потом родительская спальня.
— А где твоя? — неужели здесь больше четырёх спален.
— Мы вообще-то в ней находимся, — улыбнулся Робин.— Но я переживу.
— Как?
Робин продолжал улыбаться.
— Ну, я приходил сюда спать иногда, когда засиживался допоздна на работе или по клубам шлялся и было лень ехать к матери. Но младенец в доме меня напрягает. Так что я почти перестал приходить. Сестра обязана жить у отца три дня, а я уже большой, могу выбирать.
В голове прорисовалась картинка.
— Ноа тебе сводный брат?
Робин кивнул.
— Ладно, не буду мешать. Располагайся. Душ у вас с Мелоди на двоих, но она аккуратная девочка. А я пошёл пол мыть и к матери поеду, а сестра ещё останется. Ей надо вальс разучивать. Увидимся как-нибудь. Пока.
Я уселась на кровать. Слишком мягко. Взяла телефон, чтобы прочитать новое сообщение:
«Патриша уснула на руках. Я с ней час просидела, а потом смогла переложить в слинг, и она ещё два часа там проспала! А вчера за ночь только один подгузник сменила».
Я отложила телефон, достала из сумки тапки и решила отнести кроссовки вниз. По коридору кто-то бегал. Наверное, малыш, и я осторожно приоткрыла дверь. Топал Робин. Руки в тряпку, задом кверху, он намывал длинный коридор. У лестницы он остановился и вновь улыбнулся.
— Если мы не уважаем пол и тычем в него шваброй, то мы не уважаем себя, — и побежал с тряпкой вниз.
Я осторожно прошла по влажному полу и ступила на лестницу. Внизу стояла молодая китаянка с малышом на руках. Она приветливо помахала мне рукой и бросила «пока» Робину, вылетевшему из дверей с той же скоростью, с которой он драил пол. Затем пришёл черёд знакомиться с его сестрой. На вид шестнадцать. На отца не похожа. Должно быть, в мать. Она уселась за рояль и заиграла очень хорошо. Аманда бы оценила.