Целительница: на грани (СИ) - Воропаева Светлана (читать хорошую книгу .txt) 📗
«Исправь это», — прилетело следом сообщение от Краснова.
«Ага, — грустно заметила Вика. — Как? Воскресить мальчика?»
Она не смогла сдержать эмоции, и слёзы покатились из глаз.
«И ещё эта Анна Пономарёва…» — горько подумала Вика и зарыдала.
Минут через пять ей удалось осознать, что слёзы уже не льются, да и тело обретает прежнюю чувствительность.
«Пономарёва!» — напомнила самой себе Пятницкая, стёрла со щёк растёкшуюся тушь, поправила лёгкий макияж и пошла на встречу. Как пел Фредди Меркьюри: «Show must go on».
***
Вика шла и думала о предстоящей встрече. Вот уже дважды она виделась с Анной, и результат этих бесед был печален для обеих. Значит, нужно сменить тактику.
«Что я делала раньше? — размышляла Пятницкая. — Сыпала фактами и жёстко устанавливала границы дозволенного общения. А что если в этот раз сделать всё иначе и говорить с Анной так, чтобы услышать её, понять её реальную боль, как говорила мама, истинную причину болезни? Что если позволить ей больше говорить и вести её через простые вопросы к скрытым для неё ответам? Я ведь никогда раньше не слушала людей, не вникала в их проблемы. Я только исцеляла, стараясь как можно быстрее абстрагироваться от свершившегося».
Пономарёва снова сидела за тем же столиком и, вероятно, даже на том же стуле. Как минимум с той же стороны стола.
— Добрый вечер, — поздоровалась Анна, когда Вика присела за стол.
— Добрый, — отозвалась Пятницкая. — Я думала о вас и нашей встрече.
По лицу Анны было видно, что эта новость одновременно и смутила, и порадовала её.
— Перед тем как начать наш разговор, давайте пересядем за тот дальний столик в углу с огромными креслами. И я тоже возьму себе кофе. Там нам будет удобнее, и разговор получится более кулуарным.
Анна согласилась.
Пятницкая положила ладони на чашку с горячим кофе, грея их. Это придало ей сил, она как будто ощутила чью-то тёплую поддержку.
— Давайте сегодня пофантазируем, — вдруг сказала Вика. — Представьте, что вы больше никогда не встретитесь с Анатолием, что всё закончилось навсегда.
— Зачем? — в свойственной ей манере запротестовала Пономарёва. — Я даже думать об этом не хочу!
— Не зачем, а для чего. Для того, чтобы и у вас, и у меня отключилась логика и мы смогли наконец продвинуться дальше пустых разговоров.
Анна задумалась над сказанным. А Пятницкая продолжила, воспользовавшись её замешательством.
— Пожалейте своё время и силы. Вы же сюда пришли, так давайте проведём этот эксперимент. Доверьтесь мне хотя бы в этой малости. Идёт?
— Хорошо, — нехотя согласилась Пономарёва.
— Тогда откиньтесь на кресло, закройте глаза и представьте, что вы больше никогда не встретите Анатолия. Что вы чувствуете?
Пономарёва честно закрыла глаза, потом резко открыла их вновь.
— Я не хочу это представлять, — запротестовала она.
— Почему? — спокойно спросила Виктория.
— Мне страшно. Я не готова с этим согласиться.
— С чем именно? Не готовы согласиться, что вам может быть страшно?
— Не готова согласиться с тем, что мы больше не вместе.
— Прекрасно! — порадовалась ходу беседы Пятницкая.
— Что ж тут прекрасного?! — возмутилась Анна. — Это же ужас! Мне от этих мыслей плохо, а вам вдруг хорошо.
Пятницкая отметила себе, что нужно будет придумать, как заменить в этих случаях слова «прекрасно» или «хорошо», чтобы не было неверных толкований и подобное не шокировало собеседника, а потом продолжила:
— Сколько вы не встречаетесь с Анатолием?
— Почти полтора года.
— И вы не готовы согласиться с тем, что вы больше не вместе? Верно?
— Почему?
— Вы только что мне сами это сказали.
— Сказала, — вдруг согласилась Пономарёва с Пятницкой, резко загрустив.
— Что самое страшное может случиться, если вы признаете тот факт, что расстались со своим мужчиной?
— Я не знаю, — слишком быстро ответила Анна.
— Ну и не знайте. Просто закройте глаза и пофантазируйте. Что произойдёт страшного, если вы признаете тот факт, что уже расстались с Анатолием?
— Мне будет грустно и одиноко, — почти плача ответила Анна Пономарёва.
— Насколько грустно и одиноко?
— Очень. И очень больно.
— А где эта боль?
— Не поняла вас…
— Где эта боль в вашем теле? Если пофантазировать и представить, что вы её можете визуализировать и осязать. Где она? В какой части тела? Как выглядит? Какой формы? Какого цвета?
— В голове. Как колючий маленький чёрный ёжик.
— Вы понимаете в какой части головы у вас этот ёжик?
— Да.
— В этой части головы вам больно, когда вас мучают мигрени?
— Да.
— Можно я заберу из вашей головы этого ёжика и помещу вместо него чистую энергию из бесконечного божественного источника безусловной любви?
— Можно, — с готовностью сказала Анна, а из глаз её потекли слёзы.
Наконец Виктория смогла опустить на Пономарёву энергию из источника и не почувствовала сопротивления. Маленький колючий чёрный ёжик растворился без следа.
— Как вы? — спросила Пятницкая, завершив процесс исцеления.
— Хорошо, — тихо произнесла Анна, утирая слёзы. — Мне давно не было так легко, — ошарашенно добавила она.
И только Вика хотела сказать, что «это пройдёт», имея в виду дезориентированное состояние Пономарёвой, как осекла себя, осознав двоякость фразы.
— Не торопитесь сейчас с желанием понять всё, что произошло. Это придёт само. Вы долго испытывали боль, поэтому ваше текущее состояние вам непривычно.
«Долго? — сама себе удивилась Пятницкая. — Хотя полтора года или даже больше, пока они с Толей ссорились и расходились, — это долго».
— Мне пора идти, — сказала Виктория. — Если что, вы знаете мой номер. Впрочем, кажется, в этот раз всё сложилось удачно.
— И мне так кажется, — мягко согласилась Анна. — Вы идите, а я ещё посижу. Очень всё непривычно.
— Конечно!
Пятницкую тоже отпустило. Эта победа позволила ей перестать сокрушаться над поражением в рабочем вопросе, связанном с Михайловым.
***
Утром в среду Виктория излишне бодро шла от лифта по офисному опенспейсу к своему кабинету. По дороге она заходила к сотрудникам, вроде как проведать, узнать, как у них дела, и уточнить, нет ли к ней срочных вопросов, хотя на самом деле она хотела посмотреть, что делает Вера Кузнецова. И, увы, картина её не порадовала: та снова сидела возле Марии Осиной, и они делали вместе одно задание. Вика решила, что дальше тянуть нельзя, и попросила Веру зайти к ней в два часа дня. Ещё Пятницкая размышляла о том, что она скажет Краснову насчёт Михайлова, когда в одиннадцать утра придёт к нему с еженедельным отчётом. Николай ей больше не звонил, а она, не придумав ничего лучше, работала как и прежде — с полной отдачей, стараясь абстрагироваться от проблемы, которую не могла решить. Она подумала, что в очередной раз последует совету мужа и расскажет правду, потому как ничего более умного ей в голову не приходило. Расскажет про мальчика, который умер, и про то, что она не смогла помочь ему. Вернее, он отказался от её помощи — поправила Пятницкая собственные мысли. И всё же ей было тяжело это признать. А ещё было неприятно, что это повлияло на её работу.
Виктория зашла в кабинет и остолбенела от увиденного. За её столом сидел Михайлов и разговаривал по мобильному телефону. На столе стоял огромный букет белых тюльпанов и какой-то чёрный подарочный пакетик средних размеров.
— Как вы здесь оказались? — не здороваясь, спросила Вика, как только Иван закончил разговор.
— Ваша коллега меня впустила и любезно отправилась покупать себе кофе, понимая, что вы скоро придёте.
Таня и правда знала, что Вика вот-вот подойдёт, однако это была не комната переговоров, чтобы оставлять в ней постороннего человека. Пятницкая быстро оглядела свой стол и стол Лесковой. На обоих было довольно чисто — без завалов документов и каких-либо писем. На Викторию это было не похоже: на её рабочем месте чаще царил творческий беспорядок, но именно вчера поздно вечером, оставшись одна в офисе, она разобрала свои дела, да и стол заодно.
