История черного лебедя (ЛП) - Крейг К. Л. (читать хорошую книгу .txt, .fb2) 📗
— Во мне сейчас точно ничего не задержится.
— С ним все будет хорошо.
Меня раздражает этот самоуверенный тон. К тому же надоело слышать шаблонные фразы. Правда в том… Что никто из нас не знает, что происходит за закрытыми дверьми операционной. Нам не известен опыт врачей, которые пытаются спасти ему жизнь.
Мы ни хрена не знаем. И чем дольше ждем, тем больше негатива появляется в наших мыслях.
Мои, например, хуже некуда.
— Все так говорят.
Не отрываю взгляда от ковра подо мной. Интересно, сколько океанов заполнили впитавшиеся в него слезы, если бы можно было отделить их от волокон боли, которые поглотили влагу.
Держу пари, что много.
Наверняка они затопят весь мир.
Мой взгляд скользит мимо Арни к насмешливому циферблату настенных часов.
7:03
Я смотрю, как тикают секунды, оставляя за собой смятую надежду и неуверенность в будущем.
Восемь часов.
Прошло восемь долгих и мучительных часов.
Четыреста восемьдесят невыносимых минут.
Лишь час назад нам, наконец-то, сказали хоть что-то.
Он все еще в операционной. Как только будут известны подробности, мы обязательно сообщим.
Грузная медсестра выдает нам новость, которая ничего не дает. Ее голос был пронизан сочувствием, граничащим с опытом. Как видно, женщина познала немало скорби, что делает ее нечувствительной к боли других.
Я спрашиваю медсестру о том, сколько обычно времени занимает подобная операция.
Извините. Я ничего не знаю.
Лживая сука.
Она точно что-то знает. Просто не хочет говорить. Отсрочка боли не облегчит исход. Лишь продолжит удерживать на острие ножа, которое с каждым вдохом будет вонзаться все глубже. В любом случае, конечный результат один и тот же. Ты разваливаешься на части. Просто первый вариант является более медленным процессом, чем второй.
— Ты должна сохранять веру, дорогая, — смиренно произносит Арни.
Не уверена, кого он пытается убедить: меня или себя. Я слышу его горестный вздох. А затем мужчина исчезает, снова оставляя меня одну.
Отлично.
Именно этого я и хотела.
Мне не нужен комфорт.
Я заслуживаю его не больше, чем все остальные. У каждого из нас есть свой крест на плечах, и доля в событиях, которые происходят. Все мы играем свои роли, просто некоторые в большей степени.
Чувство вины за то, что я хотела отказаться от нашей связи, настолько удушает, что у меня нет сил вынести его огромный вес. Оно убивает.
Я смотрю в коридор — туда, где исчезла медсестра, и думаю: жив ли он? Борется ли за жизнь? Может быть, он уже мертв, а врачи лишь медлят, пытаясь найти слова, которые, как им кажется, успокоят нас. Однако это невозможно. Зачем вообще пытаться?
Я встаю и, не глядя ни на кого, выхожу из помещения. Оно похоже на гроб, крышка которого медленно закрывается.
Иду быстрее, игнорируя звуки своего имени, которое слышится снова и снова.
Мне нужен воздух. Или что-то другое. Что угодно, лишь бы чувствовать отчаяние.
Я останавливаюсь у кофеварки и смотрю на перечисленный выбор. Замираю на некоторое время и отвлекаюсь, когда кто-то похлопывает меня по плечу.
— Извините. Я могу я вам чем-то помочь? — спрашивает добрый женский голос.
Чудом?
— Не уверена, — вежливо отвечаю я, не глядя на женщину.
— Вот, — произносит она, бросая в щель монету. Затем нажимает пару кнопок и через несколько секунд открывает диспенсер. — Держите, — женщина протягивает мне бумажный стаканчик.
Здесь жарко.
Я смотрю вниз.
Жидкость пахнет приторно и слегка горелым. Она напоминает мне о нем.
Я отхожу, даже не уверенная в том, что поблагодарила незнакомку.
Надеюсь, что так.
Затем делаю один глоток. Он горький и ощущается пеплом у меня во рту. Замерзает внутри, а потом встречает свой конец в мусорном баке, мимо которого я прохожу.
Продолжаю бесцельно бродить по стерильным коридорам. Как долго? Не знаю. Но чем дальше углубляюсь в чрево больницы, тем больше нежелательных прихлебателей собираю.
Запах антисептика раздражает слизистую носа. Стоны агонии отзываются в моих ушах. Обреченность хлюпает под ногами. Она впитывается в мои ботинки, окрашивая носки в черный цвет.
Энергетика этого места печальна и носит смертельный покой, хотя повсюду кипит лихорадочная деятельность.
Каким-то образом я оказываюсь в часовне. Даже не знаю, где она находится, на каком этаже, и как я сюда попала.
Часовня пуста.
Чему я очень рада.
Падаю на жесткую скамью в тускло освещенной комнате, где до меня бесчисленное множество людей молились, умоляли и пытались обменять свои жизни на чьи-то еще.
Я не повторяю их действия, потому что уже молилась ранее, пока мой разум не опустел. Умоляю, пока моя душа не высыхает. Бог и так уже знает, что я готова променять все, что угодно на его жизнь. В том числе и свою.
Поэтому просто смотрю, как мерцают свечи, и предаюсь воспоминаниям.
Мысленно поворачиваю время вспять и вспоминаю, какой счастливой я была когда-то. Все начинается с него. И закончится вместе с ним, если он уйдет.
Я улыбаюсь и снова пускаю слезу, когда представляю его любящие карие глаза.
Глава 10
Десять месяцев назад
Маверик
Воздух наполнен глухими басами AC/DC «Back in Black», и мое сердце бьется в такт этому ритму. Я позволяю ему скользить по своей коже. Теряюсь в нем.
Сегодня в заведении «У Пеппи» вечер караоке. Предполагается, что он будет проходить раз в месяц по пятницам, но каким-то образом мероприятие стало проводиться чуть ли не каждую неделю. Похоже, благодаря Кэлу, караоке становится популярным.
— Что будешь, пиво или ром? — шепчет мне на ухо Кэл, и по моему телу проходит дрожь вожделения. Я чувствую его понимающую улыбку на своей щеке. Одной рукой он скользит вверх по моей талии сбоку. Затем перемещает большой палец прямо под холмик моей груди. И теперь я практически дрожу, отчего Кэл посмеивается, приглушенно и сексуально.
С прошлой недели наши отношения изменились. Пусть, мы занимались сексом не так уж и часто, однако он оказался лучшим из всех, что у нас был после того, как я сделала минет Кэлу на заднем крыльце. Наш секс был грубым и грязным в душе, а затем стал нежным и чувственным в спальне. Кэл выполнил свое обещание заниматься любовью всю ночь напролет, так что четыре часа утра наступили незаметно. И похоже, наша соседка все же заметила наше маленькое шоу, потому что с тех пор ни разу не посмотрела мне в глаза и двигалась намного быстрее, чем любая восьмидесятилетняя старуха с больным бедром, когда мы встретились у почтового ящика. Хелена явно пыталась избежать нашей встречи.
— Солодовую шипучку, — отвечаю я Кэлу с ухмылкой. Этим вечером мне хочется сохранить голову ясной в надежде на повторение того вечера. Некоторые говорят, что алкоголь раскрепощает, я же считаю, что он притупляет ощущения. Хочу чувствовать каждый медленный толчок, поймать великолепную волну и позволить ей обрушиться на меня, наслаждаться быстрым приливом эйфории, который гораздо труднее достичь, когда в тебе слишком большое количество алкоголя. Я хочу наслаждаться любовью со своим мужем, а не просто быть вынужденной спать с ним, как поступала с первого дня нашего брака.
— Значит будет тебе солодовая шипучка, Лебедь, — Кэл слегка приподнимает уголок губы в улыбке в ответ на нашу шутку, когда отходит от меня.
— Ох уж эти ваши странные словечки.
Я просто пожимаю плечами, не отрывая взгляда от спины мужа.
Когда мне было шесть, он украл бутылку «Bud» из гаражного холодильника своего отца и обманом заставил меня ее выпить. Кэл сказал, что это «солодовая шипучка». Видите ли, в чем дело… Мне очень нравилась содовая. Но мои родители не покупали ее, так как «от нее портятся зубы». Вообще-то я не была наивной, даже в шесть лет, однако Кэлу известно, как я падка на содовую.
Шутка все же не сошла ему с рук. Потому что лицо мальчишки оказалось все в пиве, а остальная часть «солодовой шипучки» впиталась в лесной покров.