Замуж не напасть - Кондрашова Лариса (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
— Но почему вы меня искали?
— Ну и вопрос!
— Хотите сказать, я вам понравилась?
— Что вы! Цель моих поисков совсем другая! Узнать, например, как вы относитесь к чеченскому вопросу.
Евгения смеется.
— Просто я подумала, что скажете об этом сами.
— Ах так: ваши трехдюймовые глазки зажгли огонь…
— Нет, что-нибудь свое.
— А надо ли обо всем говорить?
— Считаете, мы много говорим?
— Очень много!
— Но мы говорим о политике, о ценах, об эстраде… Обо всем, кроме чувств.
— Значит, нет потребности о них говорить.
— Жаль. Люди придумали слова для общения друг с другом, а если сказать нечего…
Внимательно слушая, он уверенно включается в замерший у светофора поток машин.
— А я думаю, дело в другом. Мы так долго высмеивали сентиментальность… Даже термин появился для ее обозначения: вопли и сопли! Досмеялись! Теперь сами же боимся говорить о чувствах, чтобы не высмеяли нас. Ведь это как бы проявление слабости.
— Что ж, давайте будем сильными. Забудем обо всяких там лютиках-цветочках. Вместо «любить» будем говорить «идти на контакт», вместо «любимый» станем употреблять слово «партнер»! Красиво!
— Нет! — шутливо кричит он и бросает руль. — Так еще страшнее.
— То-то же! Психологи считают, что выход из такой ситуации есть: надо научиться вначале любить себя…
— Куда же ты лезешь, милый? — бормочет Виталий, выкручивая руль, — не в меру торопящийся водитель выгадывает лишнюю секунду и рыскает из ряда в ряд. — А вот здесь, Женя, я с вами не согласен: любящих себя, по-моему, в нашем обществе больше чем достаточно. Еще ничем не заслужили, а уже требуют: дай!
— Но мы говорим о разных вещах. Ваш пример — любовь к себе на уровне низменных потребностей. Примитивное самонасыщение. Что же тогда будет отличать человека от животного? — Она обрывает себя: — Ей-богу, не собиралась устраивать диспут на колесах. Я вовсе не хотела показаться умничающей и обличающей.
Он одобрительно смотрит на нее.
— А мне приятно вас слушать. Вы говорите просто и доступно. Один мой друг считает, что умная женщина — это нонсенс. А я, честно говоря, устал от пустышек. Многие мои знакомые развелись с женами-ровесницами и женились на молоденьких. Наряжают их, как кукол, увешивают драгоценностями. Тешатся, одним словом. А если, простите, сердечный приступ прихватит или радикулит? Сможет ли эта игрушка не растеряться, вовремя прийти на помощь или будет разводить руками и брезгливо морщиться: вышла замуж за старого козла! Почему-то именно в сорок лет я все чаще стал об этом думать… А почему вы не спрашиваете, как другие: а где ваша жена? — Он кого-то пискливо передразнивает и сам же отвечает: — А наша жена — в Австралии. У них там тетя. Поехала десять лет назад с визитом дружбы и вышла замуж за тамошнего фермера. Немножко пожила и заскучала. Захотелось ей, видите ли, кого-то из родственников рядом иметь! Моя примадонна первая и откликнулась. «Хоть где, лишь бы не здесь!» Но ведь здесь, между прочим, родина!
— На этот раз мне приятно вас слушать! — откликается Евгения. — Я отсюда ни за что не уеду! Если бы от меня что-то зависело, я бы все отдала, чтобы сделать Россию богатой и процветающей. А когда я вижу наших государственных деятелей, с протянутой рукой стоящих перед какой-нибудь Америкой или Германией, думаю: какие же вы жалкие, и чем мы заслужили такое ничтожное правительство… Смешно, да?
— Ничуть. И фраза — за державу обидно! — мне близка… Все-таки недаром я вас высмотрел: родная душа!
Виталий останавливает машину у ее дома.
— Неужели мы с вами вот так и расстанемся?
— Так просто? Ни за что! — смеется Евгения. — Как вы в субботу говорили? Рука дающего не оскудеет? Пора в эту руку что-нибудь и положить. Хотя бы традиционную чашечку кофе…
Он веселеет и, закрывая машину, берет с заднего сиденья большой яркий пакет. Лифт стоит внизу. Евгения всегда загадывает: если внизу, то будет какое-нибудь приятное известие… Может, наконец позвонит пропавшая подруга?!
Когда она открывает замок своей квартиры, из соседней двери выглядывает Кристина. Они с мужем переселились сюда недавно — поменяли две однокомнатные на трехкомнатную, — но она охотно общается с Евгенией, и первое, что сделала, пригласила Лопухину на новоселье. Сосед — первый друг!
— Женя, — говорит Кристина, — тут к тебе приезжали… — Она медлит, вспоминая. — Не буду мучиться: они оставили тебе записку и два ящика фруктов.
— Это Ткаченко, больше некому! — вслух угадывает Евгения. — Вот неугомонные люди: свой урожай с дачи собирают, кое-что себе оставляют, а остальное друзьям развозят… Неужели в какой-нибудь Австралии или Новой Зеландии можно найти таких людей?!
С помощью Виталия она затаскивает ящики к себе в прихожую, предварительно щедро поделившись с соседкой.
— Сколько раз просила: не привозите! — растроганно говорит Евгения. — А они все тащат и тащат. Девиз у них, видите ли, такой: сам будешь есть — подавишься!
Семью Ткаченко она любит — это самая веселая и жизнерадостная пара из всех, которых она знает. Четвертая и последняя пара из их постоянной компании. Время от времени к ним присоединяются и другие, но раньше было так: Аристовы, Зубенко, Ткаченко и Лопухины. Теперь, наверное, вместо Лопухиных они найдут кого-то другого. Или примут Аркадия с новой женой вместо Евгении…
Она смотрит на ящики, в которых, аккуратно перегороженные фанеркой, лежат краснобокие груши, желто-восковые яблоки, огромные сизые сливы и рыжие персики — все необычных, редких сортов. У Ткаченко хобби — сажать и выращивать фрукты, которых нет у других. Они гордятся, когда знакомые ахают и хвалят их урожай.
Евгения складывает почти экзотические вымытые фрукты на большое блюдо и невольно вздыхает.
— По какому поводу, сеньора, из вашей груди рвется такой глубокий вздох? — спрашивает Виталий, выкладывая на кухонный стол кучу каких-то банок и пакетов с яркими наклейками: чего здесь только нет! Даже консервированные ананасы!
— Вы готовились к какому-нибудь пиру?
— Что вы! Просто сегодня понедельник. В этот день я загружаю свой домашний холодильник.
— Час от часу не легче! Оставить пустым ваш холодильник! Он улыбается:
— Вот уж мой холодильник никогда не бывает пустым.
— Тогда вы нехило живете! — говорит она словами Никиты.
— У меня свой магазин, — объясняет он как бы между прочим, — а поскольку моя дочь — Анжела — не утруждает себя хождением в предприятия торговли, приходится делать это самому.
— Она живет с вами?
— Да. Ей, как и мне, не улыбается жить на чужбине. Мы поделились: мама с сыном в Австралии, мы с дочерью здесь. Анжела учится на втором курсе университета. Хочет, как папа, быть филологом, но работать по специальности, а не содержать магазин. Хорошо не думать о куске хлеба, когда об этом уже кто-то побеспокоился…
В его голосе прозвучала горечь, и Евгения подумала, что с дочерью у него случаются размолвки. Она покатала во рту его имя: Виталий. Три слога! Нельзя ли покороче? Никто же не зовет, например, Анатолия полным именем. Говорят просто: Толян!
— У меня, Таля, есть вчерашняя окрошка, — предлагает она и наблюдает, как он среагирует на такое сокращение.
По глазам видит: понравилось. Но он делает вид, что не заметил, и спрашивает:
— Окрошка на квасе?
— На квасе. Я сама его делаю.
— Вы не представляете, Женечка, как я соскучился по домашней окрошке! Пытался заказывать ее в ресторане, но это же совсем не то!
Он достает из прямо-таки безмерного пакета бутылку шампанского и кока-колу и говорит извиняющимся тоном:
— Я бы с удовольствием с вами выпил, но придерживаюсь железного правила: за рулем — ни капли!
— Так это же здорово! А вы вроде виноватым себя чувствуете. Зато теперь и я могу честно признаться: не люблю алкоголь. Не испытываю от него никакого удовольствия! А поскольку все вокруг его любят, чувствую себя как бы не от мира сего.
Она наливает Виталию тарелку окрошки и с удовольствием наблюдает, как он ее уплетает. Прекрасен мужчина, который ест с аппетитом. Почему ее раздражало, как Аркадий жует или пьет? Он ведь ел аккуратно, борщ на рубашку не проливал…
