Дочь моего друга (СИ) - Тоцка Тала (онлайн книги бесплатно полные txt, fb2) 📗
Больше они не дрались, говорили. О чем, не знаю, у отца в кабинете двойные двери. Раньше я и не замечала, не было необходимости подслушивать. А теперь остается только ждать, сцепив зубы.
Из кабинета выход только через холл, значит мимо они не пройдут.
Стискиваю ладонью пальцы другой руки, вдавливаю в солнечное сплетение, словно так можно блокировать свои чувства и эмоции. А в мозгу отчаянно мечутся мысли.
Почему они подрались? Кто начал первый? Что Демид сказал отцу?
Моя провальная попытка шантажа оказалась настолько жалкой, что я испытываю в отношении себя настоящий испанский стыд.
Я знала, что он так отреагирует, знала и понимала. И все равно полезла со своими дешевыми угрозами.
Идиотка.
Теперь Демид будет считать, что я нарочно пришла к нему для секса. Намеренно подловила, чтобы потом шантажировать. Мне даже возразить нечего. Вся моя ложь про общагу и бедную студентку кричит в пользу этой версии.
Наконец двери распахиваются, и у меня сердце взлетает к гортани. Кажется, если не поймаю, вылетит наружу, и я пытаюсь сдержать его, сжимая ладонями горло.
Первым выходит Демид. На секунду задерживается на мне взглядом, и сердце ухает обратно в вязкий омут отчаяния и страха. У него на губе кровоподтек, но в целом видимых повреждений нет.
От облегчения становится еще хуже. Ноги подкашиваются, тело бьет крупная дрожь. Я боялась, что отец его убьет. У него в сейфе есть пистолет, но и Ольшанский насколько я помню любит носить с собой оружие.
И это я их между собой стравила...
Демид разворачивается и идет к двери. Следом из кабинета появляется отец. Пригвождает к полу тяжелым взглядом, я и забыла, что он у него может таким быть.
На отца страшно смотреть. Он похож на вставшего из могилы мертвеца — бледный, с бескровными покусанными губами. Что ж такого наговорил ему Ольшанский?
— Арина, — хрипло говорит отец, — он говорит правду? Он тебя не насиловал? Ты с ним... по своей воле?
Сильнее прижимаю ладони к горлу и киваю. Правда, папа. Демид останавливается у двери, но продолжает стоять спиной.
— Скажи, ты действительно это сделала, потому что... потому что не хотела, чтобы я узнал? Про отель... И надеялась нагнуть Демида?
Молчу. Не киваю, но и не отрицаю. Просто стою и смотрю ему в глаза.
— Глеб, не дави на нее, — доносится от двери грозный рык.
— Иди нахуй, Демид, я с дочерью разговариваю, — огрызается отец. На моих глазах рушится и осыпается фасад, который раньше был моим папой. Теперь я верю, что человек, который стоит передо мной — друг Демида Ольшанского. У них в глазах горит один и тот же огонь.
Чувствую на себе пронизывающий взгляд, поворачиваю голову. Демид выжидающе смотрит исподлобья, нахмурив брови.
Ну как сказать, что нет, не поэтому? А потому что он мне понравился? Как можно такое говорить, когда он вот так смотрит? Это же фактически признаться в любви. Да я скорее язык себе откушу.
Но и чтобы считал меня расчетливой дрянью, тоже не хочу.
— Я приехала чтобы вернуть ему футболку, папа, — с трудом шевелю пересохшими губами. — Просто так получилось...
У Ольшанского дергается кадык, отец закрывает глаза.
— Уходи, Демид, — говорит сухо, — а ты иди собирай вещи. Завтра Иван отвезет тебя в аэропорт, в два часа самолет.
— Куда, папа? Мне же с утра на занятия... — пробую возразить, но он рявкает «Иди собирайся, я сказал!»
Хлопает входная дверь, я закрываю руками лицо и бегу в свою комнату.
***
Я наревелась так, что теперь не могу уснуть. Чемодан остался валяться посреди комнаты несобранным.
Он меня выгоняет. За что? Из-за Демида? Но я действительно не знала, что они друзья. Если разобраться, я ничего об отце не знала. И не знаю. Вот сегодня увидела, как он умеет злиться. И каким жестким может быть, когда его задеть.
В дверь осторожно стучат. Игнорирую стук, пусть думает, что я сплю.
— Арина, дочка, открой. Я же слышал, как ты носом хлюпаешь.
Судорожно всхлипываю, спаливаясь окончательно, но открывать и не думаю.
Замок несколько раз проворачивается, дверь открывается. Отворачиваюсь и зарываюсь лицом в подушку. И зачем было спрашивать разрешения? В этом весь отец...
— Извини, Аринка, что вламываюсь. Но я не готов сидеть под дверью как плешивая псина, — отцовский голос в самом деле звучит взволнованно, в воздухе появляется легкий запах алкоголя. — Хотя в твоих глазах я наверное такой и есть.
Он подходит к кровати, кладет руку на плечо. Дергаю плечом, сбрасываю руку. Негромкий вздох, и отец опускается на пол возле кровати.
— Я вот думаю теперь... Неужели ты и правда меня таким дерьмом считаешь, а, дочка? Демид меня так обложил, что я в себя прийти не могу. Почему ты не дала ему вызвать полицию?
Молчу, не хочу отвечать.
— Арина, детка, ты меня настолько презираешь?
В его голосе чувствуется такая боль, что я не выдерживаю. Отрываю лицо от подушки.
— Потому что я сама поехала на эту проклятую вечеринку, папа. И сама поднялась в номер. Исмаилов бы сказал, что все было по согласию. Ты же сам говорил, что его отец практически всесильный. Я не хотела, чтобы ты знал. Чтобы кто-то еще знал. Не представляла, что надо будет все это кому-то рассказывать....
Захлебываюсь в истерике, отец испуганно вскакивает, садится рядом.
— Успокойся, дочка, ты чего?
— Потому что я знаю, как важен для тебя твой бизнес, папа!
— Важнее чем ты? — его голос звучит странно.
Пожимаю плечами. Судя по тому, что он отправляет меня к маме, то да. Важнее.
— Не молчи, Аринка! Почему ты так думаешь.
— Ты же меня выгоняешь... — выдавливаю еле слышно, и он досадливо кривится.
— Да не выгоняю я тебя, дочка. Мы с Демидом тебе отель забронировали и билет. Слетай на недельку в Турцию, воздухом морским подыши. Надо, чтобы тебя в городе не было, нам так спокойнее будет. А там за тобой люди Ольшанского присмотрят.
Поднимаюсь на локте и шокировано вглядываюсь в темный отцовский силуэт.
— Так ты меня не к маме отправляешь?
— Нет, Арина. Как ты могла такое подумать?
— Пап... — кривлю губы и толкаюсь лбом ему в локоть.
Отец осторожно кладет мою голову себе на колени, гладит как в детстве, когда читал сказки.
— Ты можешь рассказать, как все было? Только спокойно, как будто смотришь со стороны — кто что говорил, что делал. Постарайся вспомнить, о чем они говорили между собой.
Или оттого, что мне не видно его лица, или оттого, что я уже все выплакала, говорить легче. Отец аккуратно задает вопросы, обходя или тщательно фильтруя неприятные моменты. И когда я заканчиваю, мы некоторое время молчим.
Отец перекладывает мою голову на подушку, встает, разминает кисти рук.
— Папа, — зову в темноту, — я не собиралась Демида использовать. Он мне просто понравился. У него кран потек, меня водой облило.
— Этого еще не хватало, — раздается из темноты ворчливое. — Забудь про него, дочка. И про кран его забудь. Пусть он на других течет.
***
Демид
— Поговорил? — спрашиваю Глеба, который удобнее усаживается на пассажирском сиденье. Друг кивает и щелкает ремнем безопасности.
— И как?
Кривится и шевелит пальцами, не отрывая кисти от колена. Так себе, значит. Но главное, что поговорили.
Теперь у меня полностью развязаны руки. Я могу делать свою работу, не отвлекаясь на мелочи. К примеру такие, как реакция влиятельных отцов наших потерявших берега мажорчиков. Это я полностью спихнул на Глеба, а сам занялся подготовкой.
Арина улетела, и когда ее самолет оторвался от земли, я вздохнул с облегчением. Ее присутствие достаточно сковывало, хоть я и дал себе слово больше не вспоминать о том вечере в своем доме, когда она принесла мою футболку.
Дружба дороже. А то что у меня до сих пор встает, стоит вспомнить наше неожиданное близкое знакомство, дело поправимое. День-два качественного, секса с какой-нибудь оторванной девчонкой, и Арина Покровская исчезнет из моей головы с космической скоростью.
