Акватория любви - Лэнгтон Джоанна (книги полностью бесплатно TXT) 📗
— Сочувствую! Чем могу быть полезен?
— Дядя Чарлз, я ведь теперь директор фирмы. Возьметесь защищать меня, если дело дойдет до суда? Ведь вам известна вся подноготная нашей семьи, и, думаю, в моей невиновности…
— Детка, — прервал ее дядюшка Чарлз, — от адвоката судьи ждут не убежденности в невиновности подзащитного, а парирования доказательств, представленных другой стороной. В нашем профессиональном лексиконе, Дженнифер, в ходу другие обороты: «не доказано», «не подтверждено», «недостоверно», хотя мне как человеку несправедливость всегда была отвратительна.
— Дядя Чарлз, я так волнуюсь!..
— Успокойся, детка! Я согласен быть твоим адвокатом, но, пожалуйста, не надо шума, ибо многие дела любят тишину. И вот еще что! Запомни на всю жизнь: адвокат не может гарантировать результат, но он обязан сделать все возможное, а иногда и невозможное, чтобы восторжествовала позиция, которую он отстаивает. Я не знаю, что там наворотил Роберт, но моя задача оставаться адвокатом, чтобы понимали: я советник, защитник, а не подельник.
— Так вы беретесь за это дело?
— Придется! А то твоя тетка сживет меня со свету. Только мне понадобятся абсолютно неопровержимые доказательства. И хочу еще раз подчеркнуть: для адвоката, как и для женщины, лучшая защита — это репутация.
— Спасибо вам, дядя Чарлз!
— Да пока еще не за что. Хотя, если честно, не зря говорят: как врач не должен лечить своих родных, так и адвокату не стоит защищать близких и друзей, ибо неизбежна эмоциональная перегрузка. Но тебе я отказать не могу.
— Теперь я спокойна. Уж ты-то восстановишь истину!
— Детка, запомни, адвокаты истину не ищут. Слово «истина» не для профессионалов, к коим я себя отношу, поскольку отдаю предпочтение профессиональному интересу, а не гонорару. А как скоро ты будешь в Лондоне?
— На днях. Я сразу дам вам знать.
— Ну хорошо, до встречи и целую тебя в щечку.
— А вы поцелуйте за меня тетю Энн. До встречи.
Разговор с дядей несколько успокоил Дженнифер, и она, снова взглянув на часы, стала одеваться. Вещей у нее с собой было мало, и она, не особенно задумываясь, натянула платье, которое ей одолжила Роузмари.
С улицы раздался стрекот лопастей вертолета. Дженнифер подбежала к окну, приоткрыла ставни и увидела, что Никос, спрыгнув на лужайку, быстрым шагом идет к дому. Стоило ей увидеть его ладную фигуру и гордую посадку темноволосой головы, как у нее бешено застучало сердце.
Никос все утро провел в хлопотах. Первым делом он договорился зарегистрировать брак в городишке, где его имя вряд ли кто знает, а значит, вездесущие журналюги вряд ли раздуют из этой церемонии событие века. Потом слетал в поселок, где жили строители, обманутые Добсоном, и после длительных переговоров убедил-таки их не отзывать исковые заявления, чему был несказанно рад.
Войдя в дом, он специально задержался на кухне с Елени, пожилой экономкой, которая, с тех пор как он привез в дом Дженнифер, тактично избегала общения с ним. Отдав распоряжения по хозяйству, Никос спросил, где его жена, и сделал вид, будто не заметил, как обрадовалась Елени. Хотя он терпеть не мог лгать, для блага Дженнифер сделал над собой усилие. Впрочем, в мыслях он уже думал о ней как о жене.
Никос прошел в гостиную, где его ждала Дженнифер. Она поднялась с кресла в дальнем углу у окна, и ему сразу бросилось в глаза голубое незамысловатое платье, явно с чужого плеча.
Пожалуй, такой суперскромный наряд даже его бабушка вряд ли одобрила бы! — усмехнулся про себя Никос и тут же решил, что первым делом купит своей жене новый гардероб.
— А я только что проснулась, — порозовев от смущения, пробормотала Дженнифер. — Все сплю и сплю…
— Вот и хорошо! — Никос взял ее ладони в свои, сжал и притянул к себе. — А мне надо было уладить кое-какие дела.
Дженнифер подняла глаза и, взглянув ему в лицо, почувствовала, как по телу разливается тепло. Ей захотелось прижаться губами к его чувственному рту, почувствовать его жаркую сладость, ощутить горячие прикосновения его губ на своем теле…
— Нет, радость моя, в спальню мы сейчас не пойдем, — словно читая ее мысли, с улыбкой сказал Никос и, усадив ее на диван, сел рядом. — Вчера, когда ты спросила у меня, имею ли я обыкновение тащить в кровать случайных знакомых, я сказал: «Теперь уже нет, ведь я давно не подросток»… Должен признаться, я был не до конца честен с тобой.
— Не понимаю… — промямлила Дженнифер, а когда Никос отпустил ее ладонь, ее охватил панический страх. Что он хочет сказать? Может, он уже жалеет о том, что между ними было? И собирается исправить ошибку?
— Дело в том, что у нас в стране, хотя по закону мужчины и женщины равны, на деле, если женщина позволяет себе вольности, она рискует потерять доброе имя, — продолжал Никос, с участием глядя в побледневшее лицо Дженнифер. — Если ты останешься у меня в доме и мы будем продолжать в том же духе, в глазах общества ты будешь моей содержанкой и твоя репутация, независимо от того, как потом сложится у тебя жизнь, будет безнадежно испорчена. Понимаешь?
Содержанка… Ну прямо-таки персонаж из старинного романа! В самом слове чувствуется привкус запрета, плотской страсти, приключений… Дженнифер перевела дыхание.
Надо быть честной хотя бы с самой собой! Она любит Никоса. Он привнес в ее серую будничную жизнь столько цвета и праздника, что она ни о чем не жалеет. И хочет быть с ним. Пусть даже в роли содержанки. Как бы это ни выглядело в глазах общества.
— Понимаю… — ответила Дженнифер, старательно изучая узор на роскошном ковре под ногами. — Только для меня это не имеет значения.
Сбитый с толку неожиданным ответом, Никос вскинул бровь и после паузы с недоумением переспросил:
— Не имеет?
И Дженнифер вернулась с небес — то бишь из мира грез, где уже видела себя этакой Клеопатрой в постели у Никоса, — на грешную землю и на миг представила себе, что скажет на это Роузмари. Да если она согласится стать содержанкой Никоса, сестра придет в ужас. И будет по-своему права. Но, даже если Никос и не предлагает ей ничего большего, она уже не может уйти от него. И вообще, это ее жизнь! Она любит Никоса. И не станет жить в угоду сестре и ее принципам.
— Если честно, то мне надо как следует подумать… — пробормотала Дженнифер, представив, как сюда заявится разъяренная Роузмари и что она скажет Никосу, от которого никогда не была в восторге. — Обо всем. То есть… насчет содержанки.
— Но ведь есть и другой выход, — сказал Никос, пряча улыбку. Он уже достаточно хорошо изучил Дженнифер и знал: ее первую ре акцию не всегда стоит принимать в расчет. — Ведь мы можем пожениться.
Дженнифер распахнула свои глазищи и молча смотрела на Никоса.
— Только в таком случае нам придется поторопиться, — посерьезнев, продолжал он. — Моя семья никогда не примет женщину, открыто живущую со мной до брака. И мой долг уважать их… и тебя.
Постепенно Дженнифер обрела дар речи.
— Я понимаю, такими вещами не шутят, но… но не могу поверить, что ты предлагаешь мне стать твоей женой после того… ну ты сам понимаешь…
— Понимаю. И не понимаю. Ведь со мной такое впервые… — Он помолчал и, заглянув ей в глаза, шепнул: — Я хочу тебя, радость моя. И ничего не могу с этим поделать.
Глаза у Дженнифер засияли от радости, а дыхание перехватило.
— Но ведь этого мало, да? — полувопросительно-полуутвердительно произнесла она, опуская глаза. — Особенно для тебя, ведь ты никогда не стремился к семейной жизни.
А он-то возомнил, будто Дженнифер скажет «да», прежде чем он успеет закончить фразу! Какой же он кретин! Ну разве так можно с женщинами! Взял и выложил все начистоту: мол, хочу тебя круглые сутки и все тут! Очень романтично, нечего сказать…
— Люди меняются, — уклончиво заметил Никос.
— Но ты же сам говорил, что никогда не изменишься, — стояла на своем Дженнифер.
— Ну говорил… — Он развел руками. — Дженнифер, нельзя верить всему, что тебе говорят. Это было три года назад. А теперь я понял, что жена нужна мне по многим причинам.
