Элла и Миша. Начало (ЛП) - Соренсен Джессика (лучшие книги .TXT) 📗
Мне необходимо сказать ей.
Когда я собираюсь спуститься вниз, она манит меня к себе и обнимает за шею.
- Ты мой герой. Знаешь это? - И целует меня в щеку.
Я ничего не могу с собой поделать. Целую ее в губы, когда она поворачивает голову. Этот поцелуй нежен и невинен, но к тому времени, как от нее отстраняюсь, я для себя решаю. Завтра расскажу ей о своих чувствах.
Глава 9
Элла
Не смотря на ливень и испорченный под конец отцом вечер, похоже, он завершится благополучно. Миша сделал мне массаж. Ситуация малость накалилась, но, как мне кажется, в хорошем смысле. Я едва не рассказала ему про Вегас, чуть не попросила его поехать со мной. Но, находясь под воздействием выпитой водки, вырубилась.
Мои веки сомкнулись, и я молча поклялась себе, что завтра, когда протрезвею, все расскажу Мише, поскольку готова признать, как сильно в нем нуждаюсь.
Позже, когда я пришла домой, в одно мгновение все изменилось.
А я-то считала, что раз дождь прекратился, остаток ночи пройдет хорошо, как-никак гроза прекратилась и меня не задела.
Но буря поджидала меня в доме.
Моя мать была мертва.
Она покончила с собой.
В доме царит тишина.
Потому что отец ушел.
Он приказал мне вернуться домой.
Ведь была моя очередь сидеть с мамой.
Говорил.
Говорил.
Говорил.
Однако, мне не удалось вернуться за час.
Я стою в дверном проеме, уставившись на окрашенный в красный цвет крови пол в ванной комнате, окруженная тишиной дома.
Может, мне стоит немного пошуметь. Прервать безмолвие. Дать выход эмоциям.
Кажется, я издала крик. Наверное. Точно не уверена.
Наконец, я подхожу и проверяю ее пульс, но вода в ванной, подобно красной краске, вязкая, так что ответ мне известен.
Она умерла.
Ее кожа невероятно холодная.
Такая же холодная, как от пробирающего до костей дождя.
Возвращаясь обратно к двери, я издаю громкий выдох и со своего телефона вызываю полицию. А затем жду. Чего - сама не знаю. Может, что снова пойдет дождь.
Не спускаю с нее глаз.
Она умерла.
Присматриваю за ней.
Я так и знала, что надо было остаться дома.
Наблюдаю.
Это все моя вина.
Каким-то образом, в течение ближайших минут, появляется Миша и обнимает меня. Даже не представляю, откуда он знает, но ему известно. Он заверяет, что все будет хорошо, говорит, что позаботится обо мне.
- Нет, - единственное, что я смогла выдавить из себя.
- Ты не виновата, - шепчет он, крепче меня прижимая. Как будто он понимает, что творится в моей голове. Он всегда это знает.
- Нет, это не так, - безучастно отзываюсь я. - На самом деле это действительно не так.
Все это - лишь на моей совести.
- Миша, я не заслуживаю поддержки.
Он не выпускает меня, даже когда появляются парамедики и вытаскивают ее из воды. Они запаковывают ее в мешок для трупов и катят безжизненное тело по направлению к мигающим красно-синим огням. Мы следуем за ними по лужайке, где я вижу своего отца. Он стоит, уставившись на скорую, всхлиывает, плачет, рыдает.
Все из-за меня.
Я отпихиваю Мишу и спотыкаюсь иду к отцу. Мне надо попросить прощение за мой уход, за то, что не вернулась вовремя домой, за то, что не старалась лучше. За свой эгоизм. Но когда он смотрит на меня, я понимаю, что никакие извинения не помогут.
- Это ты во всем виновата, - трезвым, чем когда-либо прежде, голосом говорит он.
- Прости, - шепчу я, мой голос теряется в порыве ветра.
- Садись в машину, - со слезами на глазах раздраженно говорит он. - Нам надо ехать в больницу.
Кивнув, я следую за ним, низко опустив голову, игнорируя зовущего меня Мишу.
Не могу смотреть на него.
Не сейчас.
Никогда впредь
Не могу смотреть людям в глаза.
После того, что сделала.
Я забираюсь на водительское сиденье, поскольку отец недостаточно трезв. Еду вслед за скорой по направлению к мосту, ведущему из города к ближайшей больнице.
Когда мы проезжаем через чернеющие воды, я вспоминаю последний раз, когда была здесь. С мамой.
Она говорила, что способна летать.
Она считала, что непобедима.
Но она таковою не была.
И все из-за меня.
Глава 10
Две недели спустя...
Элла
Как бы мне хотелось вернуть те дни, когда мы с Мишей брызгались водой, те послеполуденные часы, когда мы с ним мокрыми бегали по лужайке перед его домом. Тогда жизнь была такой простой, полной оптимизма. Сейчас все надежды умерли.
Похороны оборачиваются кромешным адом, но мне удается их пережить, даже несмотря на заявление моего брата Дина, что в случившемся есть и моя вина. Большую часть дней я посвящаю уборке. Это единственное занятие, которое помогает мне сосредоточиться и удерживает мой мозг от взрыва из-за тяжести вины. Мне удается свободно дышать, только когда
отца нет дома; он постоянно смотрит на меня как на разрушительницу наших жизней.
Впрочем, таковой я и являюсь.
Все то время, что я привожу в порядок комнату матери, правда тяжким грузом давит на меня, подобное я испытывала, когда закрывали крышку ее гроба. Ее смерть - мое бремя. Которое я буду нести вечно.
С каждой убранной в коробку вещью тяжесть вины усиливается, одни и те же вопросы снова и снова прокручиваются в голове.
Не этого ли она хотела? Избавиться от бремени? Все бросить? Всех своих близких? О чем она думала? Удалось бы мне остановить ее будь я дома? Однажды у меня получилось. В тот день, когда она добралась до моста. Но в этот раз меня не оказалось рядом.
Я совершенно уверена, Элла Мэй, что умею летать. Те последние слова, которые она тогда мне сказала, не выходили у меня из головы. Должно быть она и сейчас думала подобным образом. Но почему я не углядела? Почему же я такая плохая дочь?
Почему?
Почему?
Почему?
- Почему ты думала, что умеешь летать, мам? - Шепчу я, сжимая ее колье. - Что творилось в твоей голове?
Уложив колье, я ставлю коробку на разобранную постель, открываю ящик тумбочки и достаю оттуда лекарства, которыми однажды она едва не отравилась. В ту ночь, по словам судмедэксперта, прежде чем перерезать себе запястье, она приняла несколько таблеток.
Не совсем понимая, зачем я это делаю, закидываю две таблетки в рот и проглатываю их, чувствуя необыкновенную близость с ней, когда они скользят по моему горлу и оседают в моем организме.
Таблетки попадают мне в кровь. С чувством легкого головокружения я бреду на кухню помыть посуду. Как-то чудно течет вода. Воздух тоже пахнет странно, витает запах жира и дыма.
Таким она видела мир?
- Я ухожу, - пошатываясь, заплетающимся языком произносит отец, появляясь на кухне.
По локоть в жиру, я лишь киваю в ответ.
- Возможно, сегодня домой не вернусь, просто, чтобы ты знала.
Я через плечо смотрю на него.
- Ладно.
Он задерживается у задней двери, неуклюже натягивая куртку. Отец не был трезв с той ночи, когда умерла мама, и каждый вечер после похорон продолжал напиваться в баре.
- Будь осторожней, - я чувствую потребность сказать ему эти слова.
Он смотрит на меня, словно я его ударила.
- Боже, ты так похожа на нее, - бормочет он, протягивая руку к двери. - Даже смотреть на тебя больно. - Затем выскакивает наружу, хлопая за собой дверью.
Наверное, мне надо бы расплакаться, но, кажется, работа моих слезных желез повредилась в ночь, когда я ее обнаружила.
Да и что сейчас не повреждено.
Закончив мыть посуду, я тащусь наверх в свою комнату, и слова отца эхом раздаются у меня в голове.
Ему больно даже смотреть на меня.
Больно.
Все причиняет боль.
Я стою перед висевшим на стене зеркалом и задумываюсь о том, что может быть он прав. Я очень похожа на нее. Подавшись вперед, я прикасаюсь к своим глазам, которые в ответ прищурившись смотрят на меня. И на короткое мгновение нечто мучительное промелькает на моем лице.
