И в горе, и в радости - Кочелаева Наталия Александровна (полные книги .TXT) 📗
Замок щелкнул. Дверь открылась.
Как Александра и предполагала, обзор из замочной скважины ей закрывал шкаф. Большой, унылый полированный шкаф времен застоя. Он разделял комнату на две очень неравные части, превращая меньшую и ближнюю к двери в подобие прихожей. Несмотря на полумрак (ее глаза уже привыкли к нему в коридоре), Александра огляделась. Не спеша. Спешить было слишком страшно. И увидела — сбоку от двери, перед неподвижной ее половинкой — туфельки Киры. Они могли принадлежать только ей, в них она и ушла из дома. Белые, без каблука, простые и изящные. Мало того — на полуоткрытой дверце шкафа висела большая белая сумка. Справившись с дыханием, Александра решилась сделать шаг в комнату. Она оказалась неожиданно большой — может быть, потому, что мебели в ней было немного. Предметы обстановки вступали между собой в безмолвный спор — некоторые из них явно были приобретены недавно человеком, который не стеснялся в средствах, другие покупались десять лет назад и не грешили ни изяществом, ни практичностью. Под ногами у Александры простерся вытертый красно-коричневый палас, закрывавшие окно шторы гармонировали с ним в расцветке, но казались новыми и дорогими. В углу, на обшарпанной тумбочке с облупившимся шпоном, мерцал плоский экран телевизора. На стеклянном хайтековом столике стояла пустая бутылка из-под шампанского и разнокалиберные тарелки с остатками какой-то еды. Под ногами у Александры захрустело стекло. Наклонившись, она смогла рассмотреть остатки тонкого бокала — или двух? Диван тоже был новый, обтекаемый, как летательный аппарат. А вот плед, очевидно прикрывавший его, а теперь весь почти сползший за спинку, помнил еще семидесятые годы и товарища Брежнева.
Уставшая от темноты и темного ужаса внутри, Александра шагнула к окну и отдернула шторы. Яркий дневной свет затопил комнату. Солнце ясное всю правду откроет — говорит старая еврейская пословица. Солнце открыло Александре неприглядную и страшную правду. Бежевое покрытие дивана было окроплено кровью, а из-за самого дивана высовывались ноги в черных носках. Один носок сполз, обнажив волосатую лодыжку. Между стеной и диваном, небрежно накрытый пледом, лежал человек. И человек этот был мертв.
ГЛАВА 11
Деметра и Гелиос
Глаз не смыкаешь, солнце,
Надежный сторож всех моих падений,
И, заходясь невнятицей и гневом,
Бросаешься на тени,
Пустые наваждения, безмолвно
Грозящие в закатном запустенье.
Она не стала трогать тело. Александра тоже не вчера родилась, она смотрела детективы и криминальную хронику, она читала газеты и знала: тело трогать не стоит. Да и не нужно ей это. То мертвое, что так страшно поместилось между стеной и диваном — а она чуть было не села на этот диван, ужас какой! — не ее дочь. У ее дочери не было волосатых лодыжек и сорокового размера ноги, черных мужских носков она не носила. Но следы ее дочери в этой квартире повсюду. Значит, она каким-то образом причастна к убийству — или к смерти, это Александре совершенно безразлично. Даже если Кира тут ни при чем — она все равно будет выглядеть причастной в глазах милиции. На нежную и хрупкую девочку посыплются обвинения и подозрения. Может быть, ее станут допрашивать в кабинете следователя. Может быть, ее даже посадят в камеру — сажают же подозреваемых, пока идет следствие? В вонючую камеру, в компанию бомжих, проституток, наркоманок. Все они злы, безумны, больны СПИДом.
Несомненно, следовало избежать контакта Киры с этими ужасными событиями и личностями. Александра действовала спокойно и рассудочно. Сердце больше не трепыхалось суматошно, оно билось ровно и спокойно. Мать просто обязана помочь дочери.
С дверцы в прихожей Александра сняла сумку Киры и огляделась. Какие тут могут быть вещи, принадлежащие ее девочке? Во-первых, подзеркальник. На нем — флакон духов «Tuberous Criminelle» и косметичка из белой кожи. Щетка. В ее зубцах запуталось несколько волосков. Все в сумку.
В шкафу — белое платье Киры, на полках — стопка белья. Аккуратно складывая все в сумку, Александра разрабатывала план дальнейших действий. Сейчас она соберет все — очень внимательно! — потом пойдет в ванную. Наверняка там зубная щетка Киры, еще какие-то штучки. Потом Александра возьмет в кухне бутылку водки — хоть бы Маргаритка, чахлый цветочек, не проснулась раньше времени! — и тщательно протрет все поверхности. Не забудет ни ручку шкафа, ни пульт телевизора. А потом она уйдет. И ручки двери вытрет тоже! «Делай что должно, и пусть будет, что будет» — вот ее девиз на сегодня.
Звук, донесшийся из коридора, заставил ее подпрыгнуть на месте. Александра еле сдержала вопль. Но кричать или не кричать было одинаково поздно. На пороге, прямо за ее спиной, стоял человек, и в вязкой полутьме коридора его силуэт, как показалось Александре, вспыхнул огнем. Это был следователь Кленов Евгений Эдуардович.
Увы, Кленов не успел сделать Менделею последнее китайское предупреждение. К тому моменту, как Евгений Эдуардович прибыл по давно известному адресу на Васильевский остров, Менделей был мертв уже двенадцать часов.
ГЛАВА 12
Кора
Это выглядело очень по-детски, и Кира все понимала. Так было всегда. Мальчики бежали в Америку и на войну, девочки — в монастырь и замуж. Бежали с гусарами и актерами. Кира сбежала с Георгием Каревым, болгарином по происхождению, двадцати девяти лет, химиком по образованию, судимым, неопределенных занятий. Да, он еще был женат на ее бывшей однокласснице. Сбежала с женатым мужчиной!
Все началось со свадьбы. Нет, все началось еще раньше. В детстве? Может быть, еще раньше. Порой Кире казалось, что она помнит — дальше детства. Дальше собственного рождения. Темные страсти метались на дне ее души, из подсознания вставали странные образы, сплетаясь в судорожных объятиях. Ей грезились белые дворцы, небесные чертоги, в которых жили небесной красоты мужчины и женщины — всесильные, безнаказанные, бессмертные. Темное знание закипало в жилах, и становилось невыносимо вести обыденную жизнь — вставать по утрам, причесываться, разговаривать с домашними. С какого-то момента Кира научилась придавать этой жизни как можно меньше значения и уделять ей как можно меньше внимания. Быт, с его мышиной возней, был неприятен ей. Но пора, пора было задуматься над своей жизнью, куда-то себя приткнуть.
Конечно же мама рассчитывала, что Кира пойдет по ее следам, изящно выражаясь. По ее широким, крестьянским следам. Цветочные магазины! Это красиво только внешне. На самом деле обычный бизнес, ничуть не красивее других. Те же мелкие хлопоты: переговоры с поставщиками, беспокойство об аренде, наем персонала, копание в бухгалтерии, уплата налогов. Такого рода возня была бы понятна и простительна, если бы речь шла о чем-то действительно большом и важном — об огромной империи, всесильной, но и уязвимой. Но это же не империя — крошечное удельное княжество, не более. Значит, придется разочаровать маму. Рано или поздно.
Но вслух произнести свой отказ от цветочного княжества Кира не могла. Возможно, потому, что с детства мало кто интересовался ее мнением. Порой она чувствовала себя фарфоровой статуэткой под стеклянным колпаком — хрупкой, красивой, оберегаемой. Но никому, в сущности, не нужной. Вот это она однажды и сообщила Галине. Тетя Галя была ей ближе матери. Она всегда домоседничала — выезжала только в магазин и на рынок, к ней всегда можно было подойти с какой-то своей проблемой или бедой.
— Почему я не как все? — допытывалась она у тетки в детстве.
— Ты единственный ребенок у матери. Она растила тебя без отца. Ты сильно болела в детстве, тебе сделали серьезную операцию, и мама до сих пор беспокоится за твою жизнь и за твое здоровье.