Бархатная Принцесса (СИ) - Субботина Айя (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Я чуть с ума не сошел, когда узнал, что ты… и этот… — Олег с трудом сдерживает злость. — Как представлю, что ты его… трогала.
— Прекрати! — срываюсь я. — Ни слова больше. Не хочу слышать!
Он снова обнимает меня, что-то шепчет в макушку, обжигая горячим дыханием.
— Я хочу, чтобы ты улыбалась, родная. — Голос Олега сдавленный, сиплый, как будто ему тоже неловко из-за случившегося и хочется во что бы то ни стало вырвать с корнем свои неосторожные слова. — Хочешь обследоваться? Я найду самого лучшего врача. Десять врачей! Самые лучшие лекарства. Все, что нужно. Прости, прости… Я люблю тебя, родная.
Я медленно поднимаю руки, хватаюсь пальцами за рубашку у него на боках.
Мы всего месяц женаты и это — наш первый шторм.
Мы его переживем. Потому что брак — это тяжелый труд, а я никогда не боялась работы.
Глава шестнадцатая: Кай
Я официально месяц работаю на Самой Лучшей Работе мира, у которой целая куча преимуществ. Во-первых, конечно же, у меня отличная ставка, и судя по тому, что я слышал, это только первая ступенька. Во-вторых, я делаю то, что мне нравится: коды, скрипты, разработка программного обеспечения. В-третьих, Онегин сразу бросает меня в крупный проект. Позже узнаю, что занял место какого-то рукожопа, и мне достается самое «сладкое» — штопать его косяки. По двое суток я ночую на работе, и это не преувеличение: мы с ребятами заказываем еду в офис и спим прямо в креслах.
И последнее: я первый раз в жизни лечу заграницу, в Токио, на конференцию, где мы будем представлять свой новый проект. И это что-то такое, чего я никогда не пробовал, чего у меня никогда не было. О чем и мечтать, блядь, не мог!
Пять дней в Токио — это просто Вау! Мы впахиваем днем, носимся все, словно у нас пропеллеры в заднице, а ночью… Ночной Токио — это блядский рассадник порока. Красивые кукольные девочки, которые готовы на все, и при этом каждая — как монашка, и так натурально краснеют, что грех не соблазниться.
Но Даниэла все равно торчит у меняв голове.
Поэтому я первый раз в жизни не отрываюсь на всю катушку. И самое яркое сексуальное воспоминание, которое привожу из Японии — ночь с двумя совершенно одинаковыми девочками накануне отлета. Кажется, их впечатлил размер моего члена, так что обе очень даже натурально орали, когда я засаживал по самые яйца.
И я возвращаюсь в дождливый московский сентябрь с подарком для Принцессы, который все равно никогда не смогу ей отдать. Хоть белоснежная в розовых цветах сакуры юката[1] наверняка была бы ей к лицу.
И еще неделя в угаре, потому что на носу еще одно крупное мероприятия, и Онегин сразу предупреждает: лично вытолкает пинками под зад всех, кто придет в джинсах. Так что приходится искать «наряд»: ныряю в первый же салон официального мужского шмотья и сразу попадаю в цепкие руки ушлой девчонки. Вьется вокруг меня, как угорь: приносит рубашки, брюки, пиджаки, галстуки. А еще стреляет глазками и предлагает помочь с пуговицами. И я даже почти соглашаюсь, но взгляд падает в зеркало перед собой — и я вижу другую, ту, что стоит сзади.
Даниэла. В маленьком черном платье, сапожках на немыслимых каблуках и в серебристой меховой жилетке.
Не Принцесса — Королева.
И мы, как два истукана, смотрим друг на друга через зеркало. Я мало чего боюсь в этой жизни, но мне до усрачки ссыкотно, что обернусь — и ее там не окажется, что я двинулся на ней до долбанных галлюцинаций. Девчонка из салона тянется, чтобы помочь мне с запонками, но я не особо ласково отталкиваю ее руку, набираю в грудь побольше воздуха — и поворачиваюсь.
Даниэла все еще там, но мне ни хера не лучше. Потому что от желания ее обнять руки выкручивает, кажется, прямо из плеч. И я чувствую себя настоящим чурбаном, стоя вот так — в небрежно застегнутых брюках и совсем не застегнутой рубашке.
«Мы не виделись сорок три дня, Принцесса. Не исчезай, дай тобой надышаться».
Но лучше сдохнуть, чем сказать это вслух.
Я никогда не тушуюсь перед женщинами. Мне как два пальца подойти и через пару дежурных фраз предложить потрахаться, и отказы — это редкость, исключение, которое подчеркивает правило. Но сейчас язык так глубоко в жопе, что я даже не пытаюсь завести разговор.
Даниэла, оценивает ворох одежды за мной и качает головой каким-то своим мыслям. Потом идет вдоль ряда вешалок, выбирает красно-фиолетовую рубашку и протягивает ее мне.
— Эта лучше.
Она даже улыбается, но взгляд — не живой, стеклянный.
Что-то во мне щелкает. Нет, взрывается с громким хлопком, словно гигантский попкорн. Глушит голос разума, который орет и лупит в набат: «Нет, блядь, не трогай ее! Не начинай! Только не снова в это дерьмо, когда почти перегорело!»
Хотя, какое там «перегорело». Не до такой степени я слабохарактерное дерьмо, чтобы хотя бы перед самим собой честно не признаться: я все время о ней думал. И все мои загулы, разовый трах, бестолковый флирт и прочая хуета — это уколы противоядия, которое ни хера не действует.
— Что с глазами, Принцесса? — спрашиваю глухо.
Она скользит взглядом по чернильным крыльям на моей груди и начинает дрожать. Я вижу, как кончики пальцем вырывают пучки наверняка дорогущего меха, как трепещут ресницы: она совсем без косметики, и выглядит просто до чертиков испуганной девчонкой. Если еще хоть раз назовет «мальчишкой», я ее точно затрахаю до смерти.
Стаскиваю рубашку и хватаю Даниэлу за руку, ту, в которой она держит «плечики». Спиной пячусь в кабинку, втягиваю ее в плен своих грязных мыслей и задергиваю за нами шторку.
— Нет, нет… — Принцесса закрывает рот ладонью, прячась от моих губ.
— Блядь… — Выдыхаю я, жадно запуская пальцы ей в волосы и до боли вдавливаю лицом в свое плечо. — Укуси меня, или я тебя прямо здесь отымею.
У меня едет крыша. Буквально. Хочется разорвать все ее шмотки, вытащит наружу и напомнить, что глаза у нее — просто гребаный космос, и гореть они должны ярче, чем Сириус. Даниэла влажно дышит мне в солнечное сплетение. Господи, какая же она маленькая, макушкой до подбородка едва-едва.
Она скребет ногтями по моим ребрам, счесывает до крови старые шрамы, но это именно то, что мне нужно. Какая-то порочная тяга получить от нее хоть что-нибудь, даже боль.
— Рубашка, — слышу ее дрожащий голос. — Зачем?
— «Нео-Експо», завтра, — хрипло отвечаю я.
Затяжной глоток воздуха — и ногти скребут еще сильнее: по бокам, животу, отчаянно цепляются в расстегнутую пуговицу на брюках. Я хочу ее так сильно, что она не может этого не чувствовать.
— Тоже там буду, — на выдохе — и зубы впиваются мне в кожу на правом «крыле».
— Пиздец, малышка… — гортанным стоном прямо ей в волосы.
Нас наверняка слышат, но мне плевать.
Я не долбанный извращенец, но эта боль от нее — лучше, чем весь бессмысленный секс, в котором пытался забыться. Если бы я только мог — покрыл бы ее поцелуями, как грешницу — святой водой. Мне, как мальчишке в первый раз с Королевой школы, хочется оставить на ее теле засосы. Нерациональное желание, извращенное и больное, и оно возникает только с ней.
Даниэла отодвигается, но сбежать не успевает — хватаю ее за подбородок, заставляю посмотреть на меня. Совсем другое дело: это просто запредельный дальний свет. И губы в кровь, от вида которых мои трусы трещат по швам.
— Увидимся там? — Сжимаю пальцы на ее скулах, вытягивая взглядом едва слышное «да».
И она сбегает. Наверняка, насквозь мокрая.
Я еще пару минут стою в примерочной, разглядывая алую отметку у себя на груди. Болит. Так, блядь, приятно болит, что хоть ковыряй ее каждый день, чтобы с каждым вздохом чувствовать — это была не галлюцинация, это была моя Принцесса. Жадная, живая, горячая. Такая безупречная и несовершенная одновременно. Противоречие, которое бьет в голову крепче молодого вина, сшибает с ног и подминает под себя.
Умом осознаю, что мне нужно выдохнуть, привести мысли в порядок и заставить голову работать в прежнем ритме, но ничего не выходит: каждый удар сердца толкает кровь к укусу, и порция боли жалит искрами по коже. И мне хочется смеяться, как ненормальному, потому что Даниэла осталась здесь, у меня возле сердца, хоть и въелась гораздо глубже. Глупо отрицать очевидное — она больше, чем наваждение или банальный спортивный интерес.
