Зачётка, или с Новым Годом, Глеб Борисович! Книга 1 (СИ) - фон Беренготт Лючия (книги онлайн полностью txt) 📗
— Но я думала…
— Ты слишком много думаешь, деточка, тебе это не к лицу. Проходи вон к столу, садись.
— О, боже…
— Что опять?
— И-и-икра… черная…
— Ну, я же кандидат наук, а не студент первокурсник.
— А можно я… поем?
— Ни в коем случае! Ты будешь стоять в одном белье напротив стола, пока я поедаю икру и заливаю её шампанским… Господи, у тебя сейчас глаза как у того котенка из "Шрека". Шутка, Наумова. Ешь, конечно.
Быстрое бренчание вилкой о тарелку, урчание в животе.
— Да не торопись ты так — подавишься, откачивать тебя потом…
— Простите… это просто… так фкушно…
— Ты когда ела в последний раз?
— Ммм… Сейчас всшомню… Утром, по-моему… Или это было вчера? А можно… вот этот салат?
— Да ешь ты ради Бога…
— Ммм… невероятно вкусно… Это ваша жена готовила?
— Да. Все приготовила, нарядила елку, накрыла на стол и ушла к соседям…
— Что, серьезно? Вздох.
— С юмором, я смотрю, у тебя так же плохо, как и с мозгами. Моя жена давно уже бывшая. А готовит приходящая кухарка. И, да, этот салат тоже можно. Это крабы. Их надо есть с… а, впрочем, какая разница?
— Глеб Борисович, а где у вас ванная?
— Что? Зачем тебе?
Смущенно.
— Ну… мы же будем…
— Ты что дома не могла подмыться?
Еще больше смущения, судорожный глоток.
— У нас сегодня воды горячей не было…
— А холодный душ нельзя было принять?
— Ну… холодный мне холодно. Придатки можно застудить…
— Так. Слишком много информации. Идем.
Шаги в коридор, ванная, нежный запах лаванды.
— Ах!
— В обморок только не падай.
— Я постараюсь… Но, Глеб Борисович… Эта ванная… она же больше всей нашей комнаты в общежитии…
— Прям так и больше?
— Раза в полтора…
— Ну, больше так больше… Давай раздевайся, я налью тебе ванну.
— Что прямо здесь… раздеваться?
— Конечно. Хочешь, я помогу.
Мягкий шум воды из плоского крана-водопада, искрится пухнущая над ванной шапка пены.
— Оооххх…
— Что опять?
— Пол с подогревом… Боже, какой кайф…
— Да, можешь ходить босиком. У меня везде пол с подогревом.
Умоляюще:
— Глеб Борисович, а можно… вы пока уйдете… Я еще не готова. Морально.
Недовольное поджимание губ.
— Хорошо. Смотри не долго только. Я не хочу лишать тебя девственности под бой курантов.
Тонким девичьим голоском:
— Цвет настроения сиииний… внутри мартини, а в руках бикииини…
Клик отворяемой двери.
— Наумова, хорошо поешь.
— Ай!
— Чего ты закрываешься? Ты же вся в пене. Тем более, твою верхнюю половину я уже видел.
— А в-вы зачем пришли?
— Чтобы залезть с тобой в ванну, конечно.
— Ой, а м-может не надо? Я как раз собиралась ноги брить…
Смех — веселый и почти добрый.
— Ты просто прелесть.
— Опять пошутили, да?
— Не волнуйся, еще пару лет, и ты научишься распознавать тонкий столичный юмор. Это не сложно — главное усвоить аксиому, что каждая всерьез сказанная тебе вещь может оказаться шуткой.
Угрюмое молчание.
— Вроде как то, как вы мне пообещали поставить тройку после того, как я вам…
— Именно.
Снова молчание.
— У нас так никто не делает.
— Но ты почему-то хочешь жить здесь, а не в этом… как его?
— Добром.
— Да, в нем. Хочешь жить у нас — в продажной, лживой Москве, где тебя еще не раз поставят раком. Если не поумнеешь, конечно. И не начнешь извлекать из всего этого пользу.
— Я же вам говорила, что у нас происходит…
— Ш-ш-ш… На выпей.
— Что это?
— То, что заставит тебя перестать грузить нас обоих.
— Вино?
— Да. Пей, сразу расслабишься.
Внимательный взгляд, всплеск воды, осторожный глоток.
— Ммм… Это что-то… Безумно вкусное вино. Как оно называется?
— Смотри-ка, думал ты не оценишь. Если бы ты сейчас ничего не сказала, клянусь, я забрал бы бокал и налил бы тебе пойло из двухлитрового шмурдюка. Это «Veuve Clicquot» — семьсот евро за бутылку.
— Ох, ничего себе. Его, наверное, надо пить медленно, смакуя каждый глоток.
— Не в данной ситуации. Допивай до дна. Я хочу, чтобы ты расслабилась.
Судорожное глотание, стук зубов о бокал.
— Не бойся, Наумова, я еще ничего не делаю. Говоришь, хотела ноги брить?
— Да, я взяла бритву — у вас были одноразовые… в нижнем шкапчике.
— Покажи ногу.
— Эмм…
— Высуни из воды.
Плеск.
— Не надо тебе ничего брить — у тебя нет ничего. Кстати, вот мне интересно кое-что стало. Ты ведь натуральная блондинка?
— Глеб Борисович, вы серьезно?
— Ну-ка восстань, как Афродита из пены.
— Я… не…
— Давай-давай. Ты уже полчаса в ванне откисаешь.
Взволнованное дыхание, потом медленный, шумный плеск.
Хрипло, пересохшими губами:
— Я так и думал… Наумова, ничего и никогда не брей. У тебя же нет ничего.
— А м-можно мне полотенце?
Молчание.
— Глеб Борисович? Можно? П-полотенце? Мне холодно.
— Ох, прости. Задумался что-то. На. Вытирайся, суши волосы и марш в спальню.
— Ты понимаешь, что ведешь себя нелогично?
— Н-нет, не понимаю… Почему?
— Я только что видел тебя полностью голой. Зачем ты залезла по уши под одеяло?
— Н-не полностью. Я была в пене.
— Хочу тебя расстроить — пена тебя прикрывала чисто символически. Я видел ВСЕ.
Хрупкое белое тело в черных простынях. Пристальный взгляд из-под полуприкрытых век.
— Тебе надо больше есть, Наумова. Сердито:
— Увеличьте мне стипендию.
— Тебе?! Ты даже экзамен по такому простому предмету, как Макро, сдать не можешь… С какой стати государству тебе вообще стипендию платить?
— Конечно, лучше вы себе БМВ купите, и квартиру размером с пол общежития, чем студенты нормально питаться будут и спать в человеческих условиях… и…и… готовиться к экзаменам, вместо того, чтобы подрабатывать на двух работах — чтобы потом все заваливать и спать за оценки со всякими…
— Руки вверх, коммунистка ты моя. — В смысле?
— В прямом. Подними руки за голову и там держи. А еще лучше возьмись руками за изголовье, чтоб не дергаться.
С ненавистью:
— Ну и ладно. Быстрее закончится…
Страдальческий взгляд в потолок.
— Отлично. Ноги врозь, и замри.
Шорох, мужская рубашка падает на пол. Потом штаны.
— Открой глаза, Наумова.
Молчание. Тихий вдох сквозь зубы.
— Сойдет для тебя?
Фырканье.
— Подумаешь, бицепсы. Мне все равно.
— Ну вот и славно. Значит, я могу делать с тобой, что захочу. Раз тебе «все равно». Повернись спиной, и встань на колени. Мне так будет удобнее.
— Что это?
— Ммм… тату.
— Тату. На попе.
— На копчике. Даже выше — почти на пояснице.
— Наумова, ответь мне только на один вопрос — ты законченная и неисправимая шлюха?
— Что?..
— Ну, кому еще нужна тату на заднице, как не шлюхам?
— Глеб Борисович, вы же в курсе, у меня никогда не было мужчины…
— А знаю, ты говорила. И раз пришла ко мне, значит, не врала — знала ведь, что я проверю. Но, понимаешь, есть еще пара мест, куда можно…
Резкое движение, шорох сминаемых простыней.
Слабая пощечина.
— Простите… не удержалась. Я не шлюха! И ни с кем больше ничем таким не занималась… кроме как с вами.
— А эта бабочка здесь зачем?
— Настюха Иванченкова расщедрилась — у нее денег куры не клюют. Подарок на день рожденья сделала.
— А ты и повелась?
— Она сказала — это модно.
— Конечно модно. Среди стриптизерш и проституток.
— Неправда! У нее тоже есть.
— Эмм… Как бы тебе сказать повежливее…
— Я не шлюха!
Всхлип.
— Я даже… не целовалась ни с кем, кроме вас…
Молчание.
— А зачем согласилась? Могла попробовать пересдать экзамен, возмутиться, нажаловаться в конце концов.
