Солнце мое (СИ) - Войлошников Владимир (версия книг .txt, .fb2) 📗
Молодой человек сурово прочитал его два раза, куда-то позвонил и велел мне идти «вон туда по аллейке, там вас встретят».
Я бодро топала меж рядов тополей, наступая на золотые пятна солнца, пробивающие сквозь кружевную тень. Настроение потихоньку ползло вверх — да и какой смысл кислячить вообще? Такой классный день!
Навстречу мне выскочил плотно сбитый дядька в этой своей военной форме, и я подивилась — как они в ней не свариваются? Хотя, у них и выбора нет, правильно?
Мы пошли по территории. Дяденька разливался соловьём, и я сразу почувствовала себя Шуриком из «Кавказской пленницы» — ну, тот, который «пмедленнее, пжалста, я записыуайю». Погодите, говорю, достала блокнот и начала как пулемётчик в нём строчить. И что это за звёздочки, интересно, которые периодически очень настойчиво начинают роиться перед глазами? Никогда такого не было…
Дяденька-экскурсовод распахнул передо мной очередные двери и провозгласил:
— А вот так живут курсанты, переведённые на второй курс нашего училища!..
Но как конкретно живут курсанты, я увидеть не успела, потому что те же двери снова распахнулись, и через коридор мимо нас повалили парни. Похоже было, что они с пробежки, только почему-то в респираторах. И они такие рослые были все, и почему-то с каждым входящим всё здорове́е и здорове́е. «Интересно, до двух с половиной метров дойдут?» — мелькнула бредовая мысль. А ещё я представила себе, как кто-нибудь из этих мальчишек зазевается в своём респираторе и плечиком меня снесёт, или по ноге пнёт, допустим. От этой мысли испуганно заныла два года назад травмированная коленка, и я прижалась к стенке.
Да когда ж они кончатся?
Декольте, я вам скажу, сработало на сто процентов. Каждый — каждый! — напротив нас слегка замедлился и одарил меня веским оценивающим взглядом. Из-за этого на входе случился небольшой затор и недовольство. Мне показалось, что кислород в коридоре приблизился к марсианскому уровню. Или к лунному…
Мой дядька-экскурсовод что-то продолжал рассказывать, но я как-то перестала понимать слова. Картинка закачалась, и я начала оседать по стене. А самым отчётливым звуком почему-то была катящаяся по полу ручка.
ЧТОБ СОПРОВОДИЛ
— Ах ты ж, ** ****, ***** ****!.. — видимо предполагалось, что я не слышу. — Сейчас-сейчас, водички…
— Может, спирта дать понюхать?
— Иди ты со своими советами!
— Ну, компресс на голову? Перегрелась, что ли?
Я повозилась и села прямее. Начнут щас надо мной военно-медицинские эксперименты! На́ фиг, на́ фиг…
— О! Ну, как? Полегчало? Водички дать?
Я приняла стакан, постаралась незаметно понюхать. Нет — точно, вода. Прохладная.
Голове моей ни фига не легчало. Что, блин, происходит? Где я?
Видимо, последнее я произнесла вслух, потому что двое сидящих напротив меня мужиков (да-да, в погонах я, как ни старалась запомнить, ничегошеньки не смыслю, поэтому более полной информации вам представить всё равно не смогу) переглянулись, и один сказал другому:
— Сержанта отправлю. Пусть сопроводит до порога, от греха.
Второй только помычал, глядя на меня скептически и, очевидно, сожалея, что наш филфак не прислал кого покрепче здоровьем.
Меня вывели под локоток во двор. У крыльца стоял высокий парень, метра под два. Я со своим метр шестьдесят едва ли доставала ему макушкой до плеча. Обыкновенный парень. Не особо на шкаф похожий (я почему-то ждала, что сержант будет по образцу американских боевиков: гора мышц и свирепый как горилла), а этот скорее худой. Чёрные коротко стриженные волосы. Прищуренные карие глаза смотрели цепко и холодно. Может, отказаться от такого провожатого, а?
Голова неприятно закружилась.
Тот, который водичку предлагал, сунул мне в руки блокнот и ручку:
— Вот, девушка, вы уронили, — и тут же, со сдавленной свирепостью — этому сержанту: — До дома чтоб довёл!
Что уж он там отвечал, я не услышала. Пока запихивала в сумку свои писательские принадлежности, как-то поплыло всё, и все мои силы резко бросились на то, чтоб стоять прямо. В дверях КПП я снова качнулась, резковато схватилась за косяк, заслужив внимательный сержантский взгляд. Фу блин, неудобно-то как…
Не знаю, что уж он для себя решил, но спустя буквально две минуты спросил:
— Девушка, вы как? Плохо? Может, вас поддержать за вторые девяносто?
— А это верхние или нижние? — автоматически спросила я, поняла, что сказала, и покраснела.
Он, однако же, засмеялся и спросил:
— А вам как больше нравится?
Хоть сквозь землю проваливайся…
— Ой, можно я лучше за руку прицеплюсь? — я ухватилась за подставленный локоть. — Может, на ты? Мне так легче будет.
— Легко! Владимир.
— Меня Оля зовут. Ты не против, если мы пешком пройдёмся, хотя бы немного? Что-то у меня голова пипец как кружится.
Он, конечно, был не против. И даже всеми силами был за. И прямо изо всех сил старался произвести на меня хорошее впечатление.
Башка внезапно заболела, как будто глаза сейчас вывалятся. Я остановилась и сдёрнула очки. Неожиданно стало сильно легче. И даже, на удивление, как будто чётче. Так. Я сложила очки в сумку и предупредила:
— Вот теперь — строго за руку, потому как я не уверена, что смогу увидеть всякие страшности и опасности. Нам нужно до Юбилейного. Но для начала можно до Байкальской, а там посмотрим.
Что-то улыбка у товарища сержанта подозрительно самодовольная. Надо что-то спросить, чтоб он рассказывал, а я утрясла хаос в голове, хоть немного.
— А ты давно учишься?
Мы шли по улице не торопясь, и солнце поливало нас сквозь молодую листву. Володя явно пытался меня очаровать. Я с трудом слышала, что он говорит, и хаос в мыслях превращался в форменный сумбур. Максимум, на что меня хватало — улыбаться и худо-бедно выдавать какие-то междометия. Он вёл меня какими-то дворами и улицами, уверяя, что так короче. Наверное. Совсем эту часть города не знаю. В районе Байкальской мы решили, что идём-таки до Юбилейного, но на плотине меня снова накрыло, картинка засветилась, и солнца в ней стало гораздо больше чем красок… В висках стучало. Я остановилась, вцепившись обеими руками в локоть своего провожатого, и зажмурилась, стараясь прекратить мелькающее свечение.
Так, Оля, взяла себя в руки!
Я глубоко вздохнула и медленно, медленно выдохнула. Открыла глаза.
Вова держал меня за руку и заглядывал в лицо:
— Что, опять кружится?
А глаза у него, между прочим, вовсе не карие, а тёмно-зелёные.
— Я сегодня перегрелась, что ли. Надо кепку носить или как, я прям не знаю. Пошли, к воде спустимся, я хоть голову помочу?
— Пошли, — легко согласился он.
Тот край иркутской плотины, что выходит на водохранилище — это бетонный откос, гладкий, не сказать чтоб слишком крутой. Высота его бывает разная, как вода стоит. В среднем метров, наверное, восемь.
— Только я сандалии сниму, подожди.
Сандалии у меня, вообще-то, были удобные-преудобные, настоящие кожаные, с ремешками, вырезанными как цветочные гирлянды (это я уж по-девчачьи хвастаюсь). Первая моя приличного качества летняя обувь. После шанхайских мертвецких тапок* это был такой кайф, прямо божественный. Отец как раз начал возить обувь из-за границы, вот я себе сразу и отхватила!
*Китайцы-мешочники
буквально наводнили город этой обувью,
которую все называли «шанхайки».
А потом выяснилось,
что в Китае это — похоронная обувь.
Да-да, для покойников.
Но люди ещё долго их носили,
потому как носить было особо нечего.
Но на крутом косогоре боялась я ногу подвернуть в обуви. Я вообще в отношении ногу подвернуть талантливая. Потом что — ему меня на руках переть? А тут ни мусора, ни стёкол, босиком нормально.
Мы спустились к воде, и он поддерживал меня за руку, пока второй рукой я побродилась в леденющей Ангаре, маленько умылась и помочила маковку. Реально стало легче, между прочим.
