Ключевой момент - Лукьяненко Лидия (прочитать книгу .TXT) 📗
Поняв и приняв то, что мне до Изольды так же далеко, как моему папе-рабочему до космонавта, я перестала дичиться и, как и прежде играя во дворе, начала общаться с Изольдой. Постепенно мы с ней подружились. А перед самой школой стали настоящими подругами. Произошло этого после одного памятного для меня события.
В тот день мне выпала редкая удача. Я нашла большой, совершенно новый гвоздь. Он не был ржавый или гнутый. Нет. Абсолютно новый и такой длинный, что, держа его в руке, я могла орудовать им как ножом. Со своей находкой я пошла к песочнице и стала выцарапывать какие-то каракули на деревянном крашеном бортике, ничуть не задумываясь о последствиях. Ко мне подошла Изольда.
— Зачем ты песочницу портишь? — спросила она.
Изольда была правильная и воспитанная девочка.
— Ничего не порчу, — ответила я, — я гвоздь проверяю.
— Зачем?
— Хочу сделать из него ножик.
— А разве можно сделать из гвоздя ножик?
— Конечно, можно, — ответила я. — Видишь, как краску режет? Он такой острый! Что угодно может разрезать.
— Что, например?
— Ну… что хочешь. Хоть дерево, хоть платье, — сказала я, назвав то, что первым бросилось в глаза.
Изольда присела рядом со мной на низкий бортик песочницы. Красивое, как и все ее наряды, голубое летнее платье с оборками резко контрастировало с моими выгоревшими шортами и содранными коленками.
— Тогда разрежь что-нибудь, — предложила она.
И я ни с того ни с сего взяла и проткнула гвоздем нижнюю оборку ее платья. Шелковая ткань поддалась, и место разрыва обозначилось некрасивыми рваными краями. Изольда оторопела, увидев результат моего вандализма. А я ужаснулась тому, что сделала. Так мы сидели, таращась друг на друга. Большие голубые глаза Изольды наполнились слезами, а мои — ужасом.
— Ну, Машка, и попадет же тебе от Изольдиной мамы, — злорадно сказала Светка. — Знаешь, сколько такое платье стоит?
— А Машка Изольде платье порвала! — заорал во все горло семилетний Витька. — Машка платье испортила!
Я убежала со двора и до позднего вечера боялась вернуться домой. Когда я наконец робко позвонила в квартиру, вся семья встретила меня враждебным молчанием. И родители, и брат уже знали о моей странной выходке. Папа сидел за обеденным столом, положив большие натруженные руки на скатерть. Мама с испугом следила за ним. Она очень боялась, когда отец ругал или бил нас за наши проступки. У него была такая тяжелая рука, что мама, видимо, переживала, как бы он нам что-нибудь не повредил. Даже Женька, мой старший брат, смотрел на меня сурово.
— Объясни, зачем ты это сделала? — спросил отец.
Я не знала, что ответить, хотя понимала, что молчание только усугубляет мою вину.
— Отвечай! — потребовал отец. — Зачем ты испортила платье этой девочки?
— Я… я… не знаю, — промычала я и опустила голову.
— Что значит «не знаю»? — повысил голос отец. — Ты сознательно испортила дорогую чужую вещь! Я хочу понять, с какой целью!
Голос отца становился все громче и свирепее. Мне стало ясно, что хорошей порки не избежать.
— Отвечай!
— Я… не знаю… — чуть не плакала я и смотрела на мать, ища у нее защиты.
— Леня, Леня, успокойся, — робко начала мама.
— Как это «успокойся»! Моя дочь ведет себя как… бандитка, а я — «успокойся»! Должно же быть какое-то разумное объяснение этому дикому поступку?
— Маша, а может, ты поссорилась с Изольдой? — с надеждой спросила мама.
Я молча покачала головой.
— Может, она тебя чем-то обидела?
— Да чем она могла ее обидеть! — возмутился отец. — Все говорят — послушная девочка, из уважаемой семьи…
— Ее папа — космонавт, — вставил брат.
— Не знаю, космонавт он или как, — проворчал отец.
— Космонавт! — горячо подтвердил Женька. — Это все во дворе знают!
— Тем более. — Отец нахмурился. — И что теперь о нашей семье говорить станут? Что хорошим детям нельзя с вами водиться! Вот что скажут! Детям Савичевых можно, а моим нельзя! И все из-за тебя!
Савичевы были пьяницами. Они жили на первом этаже и все время пили. Их дети, Валька и Ксюша, вечно ходили голодные и оборванные. Соседи подкармливали их во время запоя родителей. Но когда их мать выходила из запоя, не было более работящей и безотказной женщины. Ее можно было попросить о чем угодно — побелить стены, перекопать грядки, — и все она делала на совесть, как для себя. В эти периоды просветления она убиралась в доме, стирала, готовила, шила, а потом вновь уходила в запой, запуская и дом, и детей.
Валька был тщедушный мальчишка, однако не из трусливых и мог защитить не только себя, но и сестру, если у кого-то появлялась охота обзывать их детьми алкоголиков. Он мог заставить замолчать обидчика кулаками. Правда, в нашем дворе их никто не дразнил…
Я стояла и шмыгала мокрым носом.
— Маша, скажи папе, почему ты так поступила, — уговаривала меня мама. — Может, из-за того, что у тебя нет такого нарядного платья?
— Что? — встрепенулся отец. — Ты испортила его из зависти?
— Нет, нет! — Похоже, мама сама испугалась того, что сказала. — Просто я подумала… Маша недавно сказала, что ей хочется такие же нарядные колготки с бабочками, как у Изольды.
— Колготки с бабочками? — недоуменно повторил отец. — При чем здесь колготки? Она же платье порвала…
— У Изольды самые красивые платья во дворе, — сказал брат, который, похоже, быстрее взрослых сообразил, в чем тут дело. — А у нашей Машки только мои старые штаны.
— Это еще почему? — удивился отец. — Ты что, не можешь дочке нормальную одежду купить? — сердито спросил он у мамы.
— У нее есть праздничное платье, — оправдываясь, сказала мама. — А во дворе, чтобы в песочнице играть и по деревьям лазить, можно и в штанах гулять. Она же у нас как мальчишка. Все равно испачкает и изорвет. И растет так, что трусов да маек не напасешься. Зачем деньги тратить? Лучше к осени пальто новое справить.
Отец, казалось, поостыл. Во всяком случае, я поняла, что бить меня уже не будут.
— Ну-ка, принеси ее платье, — велел он маме.
Мама послушно принесла мое новое, белое в крупный красный горох, платье. Я надевала его всего два раза: на новогодний утренник в заводской Дом культуры и на первомайскую демонстрацию, куда нас брали с собой родители.
— Возьми свое платье, — сказал мне отец, — и отдай его Изольде. Иди.
Большего наказания для меня он придумать не мог. Я взяла свое единственное нарядное платье и, глотая слезы, понесла его в двадцать седьмую квартиру.
Дверь открыла ее мама. Она была так же не похожа на мою маму, как мой папа на космонавта. Она стояла передо мной в роскошном шелковом халате, статная и строгая. Изольда, тоже в хорошеньком пестром халатике, была тут же, рядом с матерью. Ее вьющиеся волосы были распущены. Я впервые видела ее без бантов. И от этого она показалась мне еще более красивой.
— Вот, — тихо произнесла я, — это вместо того, испорченного. Прости меня, пожалуйста, я больше так не буду, — выдавила я наконец слова, которые мне велел сказать отец.
Лицо Изольдиной мамы смягчилось, и я заметила, как они с дочкой переглянулись.
— Входи, — сказала ее мама, и хозяева расступились, пропуская меня вперед.
Я послушно прошла в комнату. Квартира Изольды была такой же, как наша, но выглядела совсем иначе. Все здесь было дорогим и красивым — большой красный ковер, раскладной диван, кресла и нарядный розовый абажур. Телевизор у них был цветной. Ни у кого из наших знакомых не было цветного телевизора. Я знала, что это очень дорого.
Окинув пораженным взглядом все это великолепие, я повернулась к Изольде, продолжая держать платье на вытянутых руках.
— Это тебе, — повторила я.
— Тебя наказали? — с ласковой улыбкой спросила ее мама и присела на диван.
Я кивнула.
— И велели отдать тебе свое платье Изольде?
Я снова кивнула.
— А тебе не жалко?
Я мужественно покачала головой.
— Ну что ж, — ее мама снова улыбнулась и привлекла Изольду к себе, — я думаю, что моя дочь приняла твои извинения. Правда? — спросила она Изольду.
