Ты будешь страдать, дорогая - Фокс Натали (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗

— Как долго длилась ваша связь? — спросила она у мамы.

— Шесть месяцев. Самые замечательные месяцы за всю мою жизнь!

Небольшая разница все же есть, мрачно думала Джемма, возвращаясь с балкона в номер, чтобы смыть с себя липкий пот. Их роман с Фелипе просто капля в море по сравнению с любовью мамы и Агустина. Шести месяцев вполне достаточно, чтобы возникло глубокое, незабываемое чувство, а за одну-единственную неделю можно лишь прикоснуться к истинной любви.

Но Джемма знала, что это не так. Она отдала Фелипе сердце и душу. Жизнь ее, благодаря профессии мамы, отнюдь не была замкнутой. В Уайтгейтсе собиралось так называемое блестящее общество, которое воспитало ее ум, расширило кругозор. Приходили и друзья отца — академики университета, писатели, поэты, философы. Да и ее собственная карьера предполагала нередкие приемы. После первой персональной выставки в престижной галерее Портиа в Париже снежный ком известности покатился с бешеной скоростью. «Непотизм» [1] — таков был вердикт одного злющего критика в воскресной газете, которая славилась неприятием молодых талантов. Однако непотизм не имел никакого отношения к обрушившемуся шквалу заказов. Джемма была достаточно знающей и опытной, чтобы понять, что талант у нее есть. Какая жалость, что знания и опыт не помогли ей в личной жизни. Несмотря на всю свою умудренность, она оказалась беспомощной во всем, что касалось Фелипе.

Джемма подсушила волосы полотенцем и причесалась перед трюмо в номере. С той недели, проведенной в Лондоне с Фелипе, волосы сильно отросли и сейчас темной гривой рассыпались по плечам. Прямые, как у матери, и такие же густые и блестящие. Однако на этом их сходство заканчивалось. Красота ее матери была классически строгой, у Джеммы же — более мягкой. Рот ее был более пухлым, его линия прочерчивалась не так безукоризненно четко, как у Исобель, а огромные карие глаза прозрачностью напоминали глаза олененка. Беззащитность — не в этом ли главное различие? Как бы там ни было, мать и дочь сильно отличались друг от друга, и в нынешних обстоятельствах это могло сыграть свою положительную роль: Агустин вряд ли найдет в ней какое-нибудь сходство со своей прошлой любовью.

Джемма придвинулась к зеркалу и повнимательнее изучила отражение. Да, беззащитность налицо, но ее не было до встречи с Фелипе. Раньше в ее обращении с мужчинами сквозили апломб и независимость. Фелипе изменил такое положение вещей одним-единственным взглядом, брошенным на нее через огромный переполненный зал на открытии лондонской выставки. Глаза их встретились, и Джемма, до сих пор не верившая в любовь с первого взгляда, погибла так же верно, как если бы ее сбросили с Вестминстерского моста, привязав к лодыжкам свинцовый груз.

— Мне нравятся твои работы, — произнес он, пробившись к ней через толпу. Темные, как ночь, глаза приковали к себе ее взор — и все и вся вокруг кануло в небытие.

— Спасибо, — пробормотала она, а он улыбнулся.

— Может, доставим себе удовольствие и улизнем от всего этого? Я хочу заняться с тобой любовью, — с мягкой хрипотцой шепнул он.

Она даже не была удивлена его прямотой, настолько все казалось естественным. Бросив несколько коротких, откровенно интимных фраз, он завладел ее жизнью, как потом завладел ее рукой и повел за собой в промозглую, ветреную лондонскую ночь.

Не было ни предварительного ужина, чтобы растопить ее сдержанность, ни экскурсов в прошлое, чтобы получше узнать друг друга, — лишь ощущение восторга оттого, что все, что творится в этот миг, правильно и прекрасно. В такси он держал ее руку в своей — этот высокий, смуглый, загадочный незнакомец. Опытный взгляд художника отметил неземную красоту лица, страстность глубоко посаженных глаз, напоминавших об испанских предках, классические линии орлиного носа и упругих, но чувственных губ. Вьющиеся волосы были чернее безлунной южной ночи, и Джемма знала, что, дотронься она до тугих завитков, они шелковыми кольцами обовьются вокруг ее пальцев.

Фелипе Сантос был само совершенство. Одно-единственное сомнение неуверенно промелькнуло в сознании Джеммы, когда они подъехали к его дому в Сент-Джонс-Вуде. Ни разу в жизни она не совершала ничего подобного, ни разу вот так, не размышляя о последствиях, не отдавала себя во власть мужчины. Но это сомнение растаяло, как легкое облачко, унесенное ветром.

Он обнял ее, едва закрыв дверь. Рот его был теплым и нежным, в его прикосновении не было пока и намека на сжигавшую его страсть, на надвигавшийся шквал его любви.

— Ты самое прекрасное животное из всех когда-либо виденных мною, — хрипло выдохнул он, и Джемма улыбнулась. Никто из мужчин до сих пор не сравнивал ее с животным, и на нее накатила волна восторга.

Он провел ее в свою роскошную спальню, где пол устилали пушистые ковры, а окна закрывали пышные складки голубых шелковых штор, и такого же цвета шелковое покрывало с изысканной вышивкой было наброшено на кровать — огромную, мягкую, манящую. Истинная спальня любовников.

Фелипе раздел ее, освободив от черного кружева, — акт почти ритуальный, когда слышались лишь его нежные, тихие слова восхищения ее бархатной кожей, совершенной формой упругой груди.

— Я буду любить тебя каждый день, — вырвался у него гортанный шепот. — Будем ли мы вместе или в разлуке, в мыслях ли, наяву ли, но я каждый день буду овладевать тобою.

Ни один мужчина не мог с ним сравниться! Его гедонизм и вдохновенное отношение к сексу делали его совершенно уникальным.

С благоговейным трепетом она следила, как он сбросил вечерний костюм и рубашку, обнажив безукоризненное, как у роденовских скульптур, тело. Гладкая бронзовая кожа, поросль курчавых волос на груди, сужающаяся к животу и темной полоской сбегающая вниз. Желание дотронуться до него казалось ей невыносимо жгучим, но ожидание входило в любовный ритуал. Ожидание и продление прелюдии.

Наконец он протянул к ней руки, и она взяла их, а он медленно привлек ее к себе, окружив своим властным теплом, заманив в пьянящие выси доселе неведомого ей царства.

Он отнес Джемму к своему ложу наслаждений и уложил на спину. Рот его исследовал ее тело сначала легко и нежно, но потом его страсть бешеным потоком ввергла их в бездну эротической чувственности.

Груди ее ныли от желания, а сердце стучало молотом от глубины этого желания. Тело перестало ей подчиняться. Оно загадочным образом воспарило в небеса и там вспыхнуло языками страсти, когда он в первый раз вошел в нее, повторяя ее имя бессчетное число раз, пока оно не вырвалось из его горла первобытным кличем любви.

Той ночью они не могли насытиться друг другом. Они занимались любовью до первых лучей рассвета, а потом снова и снова любили друг друга. Засыпая, они бормотали слова любви и просыпались в объятиях друг друга, удивляясь тому чуду, что происходило между ними; Позже, приняв душ и выпив крепчайшего турецкого кофе, тихонько болтали и снова занимались любовью внизу, в Гостиной, на мягком кожаном диване.

Часы сливались в дни, и Джемма забыла о работе и обо всем, что было в ее жизни до Фелипе. Оставив окружающий мир, они спрятались в коконе своего неземного благоуханного любовного гнездышка. А потом появилась Бьянка. Богатая, разгневанная, великолепная Бьянка.

— Ты должен был встретить меня в аэропорту, Фелипе! — закричала она с порога, когда однажды утром Фелипе открыл на звонок дверь. — Заплати таксисту! — приказала она, врываясь в дом.

Джемма стояла на самом верху изящной винтовой лестницы, наблюдая за разыгравшейся сценой и не смея спуститься. Сердце ее неистово колотилось. Оно не смирило свой сумасшедший ритм, даже когда Фелипе силой стащил ее вниз, чтобы познакомить со своей кузиной, только что прилетевшей из Нью-Йорка.

Сестра. Этот факт почему-то ни капельки не помог. Бьянка была экзотически прекрасна, как и Фелипе, и, несмотря на родственные узы, ее взгляд на Фелипе дышал такой откровенной злостью, которая не могла объясниться ее вынужденной поездкой на такси.