Евангелие лжецов (ЛП) - Олдерман Наоми (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Они сожгли жертвенную часть плоти. Первосвященник почувствовал, как заурчал его желудок от сладкого запаха дошедшего до него, потому что и сейчас он был всего лишь человеком. Шум за пределами Храма затих. Главные ворота стояли открытыми. Или не осталось в живых никого из защитников, или те сдались перед лицом неодолимого количества нападающих. Вскоре они узнают причину тишины. Они начали готовить подношение из пшеничной муки, распевая псалм дня. Они принесли мучную лепешку со склада еды. Они помазали ее маслом и ладаном.
И когда они готовили свое подношение, завоеватель, вместе со своими войсками, вошел в Храм.
Все произошло очень быстро. Солдаты заполнили внутренний двор, выкрикивая слова на их языке, командуя и исполняя команды на бегу. Они не остановились ни на мгновение даже перед лицом святых ритуалов. Пара священников попытались бежать, и их тут же убили. Первосвященник довольно заметил, что большинство молодых священников просто продолжали свои занятия: курили фимиам, раздували веерами пламя, разливали по чашам вино. А если их руки задрожали, их головы нервно дернулись, или их рты закричали, когда пронзил их меч, разве не простил их Бог в Его бесконечном милосердии?
Римляне пронеслись по святилищу так быстро, что удивились сами, даже насторожившись от того, как легко все прошло. Они переглянулись. Город был крепостью хорошо защищенной. А сердце города досталось без никакого сопротивления? Они огляделись вокруг. Единственным живым человеком остался лишь Первосвященник; они пощадили его для разговора с их командиром, прибывшим к Храму только сейчас.
Первосвященник ожидал человека большего размера — животное с железными мускулами и ростом с башню. И, молодой человек, почему он ожидал подобного? Скорее всего из-за того, что тот вел войну с энергичной подвижностью. Помпею было сорок пять лет, без ярких черт лица, и морщины на лбу говорили о часто поднятых бровях. Возможно, у него когда-то были мощные мускулы, но сейчас он заплыл жиром. На нем не было военных доспехов, а лишь — тога его положения, будто он собирался посетить Сенат.
Его центурион обратился к Первосвященнику.
«Помпей, командующий Восточными легионами и флотом Понта Эвксийского, триумфальный завоеватель Испании, консул Рима, первый человек Римской Империи, первый среди равных, предлагает…»
Центурион продолжал говорить. Первосвященник посмотрел на лепешку, которую он держал в руке. Мука, масло, вода испеклись в хороший хлеб. Он раскрошил лепешку и положил крошки в огонь, следуя своей обязанности. Языки пламени замерцали зеленью и синевой. Он смотрел, как горел хлеб.
Центурион, разгневанный отсутствием ответа, грубо схватил Первосвященника за руку, готовясь ударить, но единственное слово Помпея остановило его.
Помпей жестом указал своим солдатам, чтобы те вложили оружия в ножны. Вместе, они наблюдали, как горел хлеб точно так же, как сгорали лепешки, ягнята и быки на жертвенниках Рима в подношениях их собственным многочисленным богам. Каменный пол был густо залит кровью убиенных, и тела еще оставались теплыми. Сладкий запах тлеющих масла и муки прошил нитью вкусного аромата сквозь железистую вонь крови. Лепешка догорела до конца. Помпей пробормотал слово. Центурион вынул меч, схватил священника за подбородок, дернул рывком назад и перерезал ему горло.
Таким было последнее подношение свободного человека в Храме.
Помпей не был невеликодушным человеком. Его иудейские осведомители проинформировали, что смертельной обидой для евреев было то, что посторонний вошел в святую святых Храма. Запрет, который, конечно же, трудно было соблюсти, но, несмотря на это, он учтиво обошел весь Храм, разглядывая обстановку и предметы, и писец записал полный список содержимого здания.
Сколько талантов золота?
Две тысячи.
Что это за золотые изделия?
Светильники, лампы, стол, чаши.
Пряности?
Так точно, много ящиков, целое состояние.
Из-за того, что на него произвели большое впечатление люди, которых он покорил, из-за того, что он больше не хотел унижать их, он позволил им сохранить их священные сокровища. И из-за того, что он захотел донести до людей великодушие Рима и его величие, он созвал других священников, отдыхавших в тот день от службы в Храме, и приказал им очистить внутренний двор от крови и тел их друзей и вновь начать службу. И в этом он оказался невероятно милосердным завоевателем.
Должность Первосвященника, конечно, была могущественной, и ее нельзя было просто передать по старшинству. Помпей назначил своего знакомого на это место — еврейского принца, который более всех помогал во время осады, и чьи люди сражались на стороне Рима. Этот дар очень подошел верному союзнику. Решив это, Помпей оставил гарнизон в Иерусалеме и с триумфом вернулся в Рим.
Так это было. И все, что произошло потом, последовало за этими событиям.
Мириам
Говорят, оттуда, с холмов — мертвый юноша. Или, может, почти мертвый. Пастух Ефраим нашел его, когда искал потерявшегося ягненка, и было непонятно — как долго лежал он в неглубокой пещере между тропами. Откуда шел он? Неизвестно. Одежда, похоже, была сшита в Шомроне, а обувь — в Галилее. Крепкая обувь, как сказал Ефраим, утверждая, что юноша потерялся. Крепкая, а все равно, ведь, он даже не попробовал перейти те холмы. Шесть последних ночей были холодными — одна за другой. Шел снег, хотя уже близится весна.
И все же, если он умер, его надо похоронить, а если не умер, то надо попытаться, по крайней мере, вылечить. Они положили его на спину мула и доставили в Натзарет. Там его видит Мириам. Он дышет, еле-еле, короткими глотками, и его закутали в шкуры. Они везут его, и появляется толпа, чтобы увидеть — может, он чей-то двоюродный брат? Чей-то племянник? Зачем он шел в Натзарет в такое время плохой погоды для путешествий? Никому он не знаком. Они приводят Мириам, на всякий случай, чтобы хорошенько разглядела. Мать сможет узнать своего сына, как бы тот не изменился. Хотя, понимают они, что нет надежды, и он лет на десять моложе. На всякий случай.
Ее самый младший сын Иов дергает за подол и говорит: «Кто это, има? Кто это? Почему он так выглядит, има?»
Она поднимает Иова и передает его своей подруге Рахав, а сама пристально разглядывает человека, лежащего на спине мула. Полумертвый юноша — не ее сын. И как он мог бы оказаться им? Она замечает, что два пальца на правой руке почернели. Он потеряет их, будет больно. Если повезет.
Они привозят его к дому вдовы по имени Амала и укладывают его с собаками, чтобы согрелся. Он спит всю ночь, хотя ожидалось, что умрет, и наутро начинает приходить в себя, понемногу, хлопая веками и всасывая воду с мокрой тряпки. Боль от почерневших пальцев заставляет его бесперестанно стонать, даже во сне — низким тоном вопля, как у брошенного младенеца. Он дрожит, истекает потом и держит больную кисть клешней. Они боятся прихода лихорадки. Они приводят кузнеца, который делает свое дело по-доброму, что означает: как можно быстро. Больной кричит, конечно же, придушенным воем испуга, но той же ночью он отпивает немного супа и засыпает глубоким сном. Он все еще не назвал себя, хотя понимает, когда говорят «суп» или «вода». Они задаются вопросом: еврей ли он, или, может, сириец или грек?
Четыре дня минует, пока начинает он говорить. Они по очереди кормят его бульоном из костей и хлебом, замоченным в молоке. Шепот проносится между ними. Он не такой молодой, как показалось из-за его вещей, но морщин на лице больше его возраста. Еще нет цельной бороды — лишь кусты. Ему — пятнадцать или шестнадцать лет. И где его народ? Есть один очевидный ответ. Каждый год какой-нибудь небольшой город восстает против Рима и отказывается платить налоги, не имея возможности — и часто это правда: они не имеют возможности платить. И сборщики налогов сообщают о восстании, и посылаются солдаты. Каждый год какие-то города и поселки сжигают дотла, мужчин убивают, их жены и дети спасаются бегством. Не похоже, чтобы юноша своим возрастом мог оказаться чьим-то вожаком, за кем охотились бы солдаты. Не похоже, чтобы он мог принести опасность сюда. И все таки, старейшины шепчутся между собой.
