Воспарить к небесам (ЛП) - Эшли Кристен (книги без сокращений TXT) 📗
И без промедления я прижалась губами к его губам, не желая ничего больше, ничего другого, ничего в своей жизни, не заботясь ни о чем, кроме как жить этой мечтой.
Микки отпрянул.
Я резко проснулась.
— Эми, — прошептал он.
О Боже, неужели я только что поцеловала Микки?
Я смотрела на него, неподвижная, нет, застывшая, совершенно подавленная, глядя в его глаза.
Удивление.
Раскаяние.
Неприязнь.
Боже.
Я только что его поцеловала.
Я слетела с дивана, отступая боком, чтобы не угодить в него, склонившегося надо мной, униженно бормоча:
— Боже, прости. Мне очень, очень жаль. Я была в полусне.
— Эми, — позвал он, но меня уже было не остановить.
— Мне надо идти, — бормотала я, теперь уже шагая и делая это быстро. — Прости, что я заснула. Много всего произошло, думаю, я позволила этому… — я замолчала, ударившись о вход в гостиную, повернулась к нему и увидела, что он поднялся с дивана, но не двинулся с места. Я устремила взгляд на его грудь. — В любом случае, спасибо за прекрасный день. Это было именно то, что мне было нужно. Ты дал мне это, а я исчерпала твое гостеприимство. Еще один штраф, и мне очень, очень жаль.
Потом я повернулась и хотела спокойно пройти по коридору, будто ничего не случилось.
Но у моих ног был собственный разум.
Они бежали, унося меня по коридору, через дверь, через лужайку, улицу и к своему дому, один отчаянный шаг за другим, пока я не оказалась за закрытой дверью.
Я заперла ее и снова бросилась через пустой темный дом прямиком в спальню, потом в ванную.
Я закрыла эту дверь и заперла ее тоже, будто Микки придет за мной, сломает мою дверь, потребует объяснений за то, что я прикасалась к нему без разрешения, прижималась губами к его губам, когда он этого не хотел.
Удивление.
Раскаяние.
Неприязнь.
О Боже, я поцеловала Микки!
Я прислонилась спиной к двери ванной и скользнула по ней вниз, пока мой зад не оказался на полу. Я наклонилась вперед, уткнувшись лбом в колени, сердце колотилось в груди, дыхание было быстрым и неровным, кожа горела.
Послышались приглушенные звуки дверного звонка.
Я не пошевелилась, даже не подняла головы.
Я не знала, сколько сейчас времени, но было лето и темно, так что я знала, что уже поздно. Это означало, что это мог быть только Микки. Микки был хорошим парнем и пытался заставить меня чувствовать себя лучше после того, как я опозорила себя и его, поставив нас обоих в невыносимую ситуацию, из которой не было выхода.
Мне было сорок семь лет. Я должна быть достаточно взрослой, достаточно храброй, чтобы встать и пойти к двери. Поговорить со своим соседом. Открыться ему (слегка) так, как он, казалось, совершенно не возражал, когда открывался мне, и поделиться тем, что я потеряла своего мужа, свою семью, и была одна в течение долгого времени. И в этот день я потерялась в нем и его семье, мне это нравилось, и я была в полусне. Я и не думала.
Я не думала.
Но сидя на полу в ванной, мне было все равно, что я достаточно взрослая и смелая, чтобы сделать это.
Я не сдвинулась с места.
Дверной звонок зазвонил снова, и я услышала, в стенах моей простой, но элегантной, сказочной ванной комнаты, обшитой деревянными панелями, свой хнычущий шепот.
И я не сдвинулась с места.
Я оставалась в этой позе, сгорая от стыда, пока шли минуты, напряженно прислушиваясь и не сдвигаясь ни на дюйм.
Звонок больше не звонил.
После того, что казалось часами, целыми жизнями, я поползла на четвереньках к вешалке для полотенец. Я схватила розовое полотенце, которое отлично смотрелось в моей ванной в Ла-Хойе, но совсем не подходило к этой простой, элегантной ванной комнате в Мэне.
И я тут же свернулась калачиком на полу, натянула полотенце на себя, до самой шеи, подоткнула его и закрыла глаза.
В этот момент я поняла, что достигла дна.
В этот момент я поняла, что не могу опуститься ниже.
Но я боялась, что со всем, что было мной, кем я являлась, я найду новые способы испортить все еще больше.
У меня был к этому талант.
Это было моей единственной способностью.
Которую я не хотела.
Я просто понятия не имела, как от нее избавиться.
Это была единственная часть меня, которая была реальной.
Так что я лежала на полу в своей ванной, укрытая полотенцем, и думала (возможно, истерически), что, возможно, мне не нужно было искать себя.
И так я заснула на полу своей ванной комнаты, боясь, что эта «я» — единственная, которая может быть.
*****
Следующим вечером я сидела на диване в гостиной, положив ноги на сиденье, обхватив руками икры, уткнувшись подбородком в колени, глядя на темнеющее над морем небо, которое весь день было серым и неспокойным (отражая мое настроение), и думала: раз уж я продала свой телевизор (все четыре), мне нужно купить новый. Немедленно.
Я не ужинала (и не обедала, и не завтракала, если уж на то пошло). И рядом не было бокала вина (хотя один мне бы хотелось, у меня просто был пустой желудок, а бывшая Микки заставила меня волноваться, что больше я потреблять не буду, но мне его безумно хотелось).
Так что я сидела одна, как обычно, гадая, куда же делся день, и мне казалось, что так будет всегда.
Единственное, что я сделала, это запланировала в среду пойти с Джози и Алиссой, у которой в тот день в салоне был выходной, чтобы начать проект «Голубой Утес: фаза два».
Это все, что я сделала.
Разве что еще погружалась в свои страдания.
В дверь позвонили.
Я напряглась, чувствуя, как внутри меня сжимаются все сухожилия, и закрыла глаза.
Дерьмо.
Микки.
— Ты уже большая девочка, Амелия, тебе надо, черт возьми, вести себя как взрослая, — сказал мне мой рот. Я была права.
Мне нужно вести себя как взрослая, встать и подойти к двери.
Я думала, что первым шагом к новой мне был переезд в Мэн.
Нет.
Первым шагом было направиться к двери, чтобы встретиться с Микки лицом к лицу.
Дерьмо.
Как бы тяжело это ни было, я распрямилась, встала с дивана, направилась к двери и сделала это быстро. Не потому, что хотела до нее добраться. Не потому, что была достаточно умна, чтобы идти быстро, и как можно быстрее покончить с чем-то неприятным, мучительным и совершенно унизительным.
А потому что я не хотела заставлять Микки ждать.
Прежде чем отпереть и открыть дверь, я позволила себе немного утешиться мыслью, что, по крайней мере, приняла душ и переоделась.
Я подняла глаза и приложила все усилия, чтобы не вздрогнуть, когда поймала его взгляд.
Затем я сказала:
— Привет.
— Привет, Эми, — мягко ответил он.
— Мне очень жаль, — быстро сказала я. — Мне жаль, что тебе пришлось прийти сюда, а я не была достаточно взрослой, чтобы выйти к тебе и извиниться. Я еще больше сожалею о том, что сделала. Я была в полусне, но это не оправдание. Ты не должен позволять никому прикасаться к тебе, если не хочешь. Не знаю, что на меня нашло. Но я знаю, и хочу, чтобы ты знал, мне действительно очень жаль.
— Дело не в этом, дорогая, — тихо сказал он. — Ты очень.…
Он замолчал, но продолжал смотреть мне прямо в глаза.
Но его следующее слово и нерешительность сказали все.
И это уничтожило меня.
— Симпатичная.
Я подавила очередную дрожь.
— Просто ты не мусоришь там, где живешь, — продолжал он. — А ты, детка, живешь прямо через дорогу, и у нас обоих есть дети.
Это была ложь. С благой целью. Но это была абсолютная ложь.
Он не хотел меня, все просто и ясно.
Я была просто его… «симпатичной» соседкой.
Я позволила ему это сказать, потому что он должен был это сделать.
— Ты прав, — согласилась я.
— Ты хорошая женщина, Амелия.
Боже, это было совершенно неубедительно.
Но, что еще хуже, я даже не была такой.
— Я… Я… — я покачала головой. — Не могу выразить, как мне жаль. Ты хороший сосед. Хороший парень. Ты был так добр ко мне. И у тебя отличные дети. Можем ли мы, — я пожала плечами, надеясь, что это было небрежно, — забыть, что это вообще произошло?
