Синдром властного негодяя (СИ) - Водянова Катя (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Семеныч захлопнул ноут, сгреб его вместе с мышкой в ящик стола и нервно сглотнул. Маша же с двух рук показала мне "класс" и одними губами прошептала: "молодец, кисунь".
— Но имён их я вам не скажу. Меньше, чем за триста тысяч.
Договорив, я забрала со стола Семеныча маленький кактус в горшке, просто из вредности, потому что сама выбирала это растение, и вообще, такому ценному сотруднику положена компенсация. Затем почти сшибла дверь и выскочила в коридор. Конечно, не думала, что таксопарк загнётся без меня, но в глубине души надеялась, что начальник хоть немного пожалеет об увольнении самого ответственного и честного сотрудника. А он — окошки, обеды…
— А не боишься, что он тебя раскусит? — спросила Маша уже на улице, когда мы снова вернулись к машине. — Начнет копать, а первого, второго и тем более пятого и в помине нет. Ну кто там будет спать с лохудрой, которая благоверному берет свитер на два размера меньше?
— Зато сколько времени и нервов уйдет на поиски! К тому же все остальное, кроме жены, правда. Но занимаются этим не три человека.
= 30 =
На улице я вначале зажмурилась от яркого солнца, затем жадно глотала ртом морозный воздух и никак не могла надышаться. Взяла и высказала все Семенычу. Зачем? Ну ладно, стало чуть легче. Ладно, не чуть. Стало легче! Намного. Но не надолго. Потом наступил откат, как в той истории с пассажиром: да, я такая молодец, смогла постоять за себя, однако сделай это раньше — проблем бы не возникло вовсе. Если бы с самого начала отстаивала свое право трудиться наравне с мужчинами, то, возможно, и не лишилась бы работы или давно ушла по собственному желанию, на лучшее место. Что за дурой нужно быть, чтобы цепляться за работу таксистки, имея диплом инженера?
— А теперь, кисунь, надо запереть все двери, облить здание бензином и поджечь.
Договорив, Маша рассмеялась и передернула плечами от холода, затем повыше надвинула воротник.
— Думаешь, на сторону зла идут за печеньками? Нет, оно просто затягивает!
— Кажется, во мне осталось немного света. Пара капель. Поэтому пусть живут.
— Тем более ты сделала все, чтобы добавить в эту жизнь нотки взаимных подозрений и ненависти. Развитие, все по пункту три! — согласилась Маша.
Попаду в квартиру Дена — выкраду договор и прочту его, сто процентов. Уже устала от того, что все вокруг знают о содержимом бумаги, только не я. Маша же вытащила телефон и позвонила кому-то. И поизнесла только адрес и короткое “жду с пацанами”.
— Через полчаса подъедет мой братишка. Внимания не обращай, он еще более тупой, чем Выдра, зато в машинах смыслит. Пойдем пока, погреемся где-нибудь.
— Здесь кафе есть, там ужасный кофе и еще более ужасная выпечка, хуже той, что продают на вокзале.
— Почти как у нас на районе, идем. А ты по пути расскажешь, как додумалась съесть контрольную Дена. Это просто бэст оф зэ бест среди историй в нашей компашке!
… Не все преподаватели одинаково хороши. Есть ужасные, чьи лекции можно использовать вместо пыток, а за успешно сданных зачет или экзамен впору выдавать скаутские нашивки, есть хорошие, которые умеют интересно и доходчиво донести даже самую сложную информацию. А есть просто гении своего дела, которые созданы для преподавания, но при этом зачастую имеют отвратительный характер и патологическую принципиальность.
Константин Владиленович был из таких. У него был свой алгоритм ведения лекций, свои правила для контрольных, и ни время, ни декан, ни само министерство образования не могли заставить его изменить привычкам, оставшимся еще со времен СССР. Почти каждую лекцию он начинал словами: “Сил моих нет. Но если уйду — некому будет учить вас, оболдуев!”. И в самом деле, некому: второго такого преподавателя по высшей математике просто не было.
И контрольные он принимал тоже по старинке, на обычных тетрадных листах, написанные от руки, и никак иначе.
Объяснял все Константин Владиленович подробно, особенно не лютовал, но и пересдачи не любил. Часто первый же провал на его экзамене или зачёте становился последним. А ещё преподавать высшей математики обожал своего кота, Гаргантюа, в домашней обстановке — Гогу. Тоже, как шутил Ганин, сохранившегося со времён Союза. Толстый и степенный полосатый питомец постоянно становился героем рассказов и баек. И изредка появлялся из лучей проектора, когда Константин Владимирович путал флешки.
Дубровский как-то в шутку написал эссе: "Усы и интегралы. Сентиментальные записки о коте и высшей математике", оформил под контрольную и запустил по рядам на одной из лекций. Мы посмеялись, Константин Владиленович сделал вид, что не замечает и история забылась.
Пока в стопке контрольных на преподавательском столе я не заметила тот самый лист. Не знаю, кто и как успел подменить им настоящую контрольную Дена, но сердечки в углу, которые нарисовала Ирка, и небольшое пятно от капнувшего кофе ни с чем не перепутать. Я же осталась после пар прибраться в аудитории, поэтому и заметила. Решила: просто вытяну контрольную, Константин Владиленович отругает Дена, но в худшем случае всего-то посадит его переписывать. А вот если заметит “Усы”, еще и с карикатурами на кота — Дубровский больше ни одной контрольной не сдаст.
Стоило протянуть руку к листу, как меня строго окликнули:
— Глафира Сорокина! Что вы себе позволяете?
Я одернула руку и спрятала ее себе за спину. Виновато опустила взгляд, но сердечки на листе так и не шли из мыслей.
— Ничего, Константин Владиленович. Пыль хотела смахнуть со стола.
— Ну и отлично, смахивай, а я пока заберу ваши контрольные и проверю их, чтобы к завтрашнему дню уже выставить оценки. Могу даже твою первой глянуть. А то ты все нервничала, заглядывала к Дубровскому.
Он говорил, а я не могла отвести взгляд от контрольной Дена. Точнее, от его “Усов и интегралов”. Сейчас Константин Владиленович глянет и…
Рука сама собой схватила лист со стола, скомкала его и запихнула в карман.
= 31 =
— Сорокина, вы мне это бросьте! — преподаватель угрожающе постучал карандашом по столу.
В аудитории больше никого не было, поэтому я шустро отбежал подальше и спрятала контрольную в сумку.
— Глафира, что с вами? — бедный Константин Владиленович выглядел совершенно ошарашенным, но за мной не гонялся. — Зачем вам контрольная Дубровского?
— Он…
Что? Что? Что? Как назло, ни одной умной мысли в голову не приходило.
— Я отвлекала Дениса, и он наделал кучу ошибок. Не могу позволить, чтобы вы это видели. Простите. Пусть лучше перепишет.
Сумку я прижала к себе, с твердым намерением бежать прочь из аудитории, если Константин Владиленович вдруг решит погоняться за ненормальной студенткой.
— Минус бал на экзамене вам за это! — подытожил он.
Я же радостно закивала, быстро стёрла все надписи с доски и убежала подальше, пока преподаватель не передумал.
На следующем же занятии, когда нам озвучивали оценки, Константин Владиленович зназвал Дена в числе тех, кто получил “неуд”. В аудитории сразу стало тихо-тихо, и все, как один уставились на Дубровского.
— У меня ошибки? — спокойно спросил он.
— Не знаю, не знаю, это у Сорокиной спрашивайте. Ваша контрольная пропала по ее вине.
— Сорока? — он повернулся ко мне, как и все остальные одногруппники.
Какой же злыдня, наш Константин Владиленович! Разве можно так?
— Я ее съела! Вот так. Ты с меня стащил платье — а я съела твою контрольную. Ганин следующий на очереди, его вообще целиком съем!
Чувствую, после этого снова стану звездой нашего университетского “Подслушано” — закрытой группы в соц сети, куда можно было анонимно сбросить новость для обсуждения с народом. А что делать? А куда деваться? Кто-то же должен задавать там движение, иначе снова будут три недели обсуждать цвет компота в столовой.
